На протяжении трех последних десятилетий каждого столетия появляются религиозные маньяки, которые с цифрами в руках начинают доказывать, что близится очередной Армагеддон. Такие люди, разумеется, существуют всегда, но к концу столетия их ряды начинают расти… и очень многие начинают принимать их всерьез. Появляются монстры. Гун Аттила, Чингиз Хан, Джек Потрошитель, Лиззи Борден. В наше время, если угодно, это были Чарльз Мэнсон, Ричард Спек, Тед Банди. Коллеги с еще большим воображением, чем у меня, предположили, что в конце каждого столетия Западному Человеку необходимо слабительное, так чтобы он мог предстать перед следующим столетием очищенным и исполненным нового оптимизма. В данном же случае нам поставили суперклизму, и если подумать, то это выглядит совершенно разумно. В конце концов, мы приближаемся не только к концу века, но и к концу тысячелетия.
Бэйтмен выдержал паузу.
— Похоже, я все-таки пустился в пляс на могиле мира. Еще пива?
Стью взял еще одну банку и подумал о том, что сказал Бэйтмен.
— Это еще не конец, — сказал он после паузы. — Во всяком случае, мне так не кажется. Просто… переменка между уроками.
— Довольно точно. Хорошо сказано. Если вы не возражаете, я, пожалуй, вернусь к своей картине.
— Валяйте.
— Вы видели других собак? — спросил Бэйтмен в тот момент, когда на дороге возник радостно скачущий Коджак.
— Нет.
— И я не видел. Одного человека я все-таки увидел, но Коджак, похоже, единственный представитель своего вида.
— Раз жив он, то должны быть и другие.
— Не очень-то научное утверждение, — добродушно сказал Бэйтмен. — Покажите мне вторую собаку, предпочтительнее суку, и я поверю, что где-то бегает еще и третья. Но выводить из факта существования одной собаки тот факт, что существует вторая, едва ли справедливо.
— Я видел коров, — произнес Стью задумчиво.
— Коровы — да, и еще олени. Но лошади все подохли.
— Это правда, — согласился Стью. По пути он видел несколько лошадиных трупов. — Но почему это так?
— Ни малейшего представления. Все мы дышим примерно одинаковым способом. А это, похоже, прежде всего заболевание дыхательных путей. Но нет ли здесь какого-нибудь другого фактора? Люди, собаки и лошади заболевают. Коровы и олени — нет. Крысы, похоже, исчезли ненадолго, но сейчас появились снова. — Бэйтмен яростно смешивал краски на палитре. — Повсюду кошки, прямо чума, и насколько я могу видеть, жизнь насекомых ни в чем не изменилась. Конечно, небольшие промахи человечества редко оказывают на них влияние, да и комар, заболевший гриппом, — слишком уж нелепо звучит Ни в чем не просматривается явной закономерности. Это какое-то безумие.
— Разумеется, — сказал Стью, открывая следующую банку. Голова его приятно гудела.
— Мы наблюдаем интересные сдвиги в экологии, — сказал Бэйтмен. Он совершал ужасную ошибку, пытаясь вписать Коджака в картину. — Остатки человечества, возможно, и сумеют наладить процесс воспроизведения, но найдет ли Коджак себе подругу? Станет ли он когда-нибудь гордым папашей?
— Бог мой, может быть, и нет.
Бэйтмен встал, положил палитру на стул и взял новую банку пива.
— Может быть, вы и правы, — сказал он. — Наверное, где-то остались другие люди, другие собаки, другие лошади. Может быть, среди этих уцелевших особей есть и беременные. Возможно, в Соединенных Штатах найдутся дюжины женщин, которые прямо сейчас занимаются любовью. Но некоторые животные вполне могут окончательно исчезнуть. Если вычесть из равенства собак, олени — похоже, не обладающие восприимчивостью к болезни — одичают. Разумеется, не хватит людей для того, чтобы истреблять лишнее поголовье. На несколько лет охотничий сезон будет отменен.
— Ну, лишнее поголовье просто будет голодать, — сказал Стью.
— Нет, не будет. Не все, далеко не все. Во всяком случае, не здесь. Не знаю уж, что произойдет в Восточном Техасе, но в Новой Англии много садов и огородов. В течение лет семи здесь не будет ни одного голодающего оленя. Если через несколько лет вы окажетесь в этих местах, Стью, то для того чтобы пробраться к дороге, вам придется отпихивать оленей локтями.
Стью поразмыслил и, наконец, спросил:
— А вы не преувеличиваете?
— Не думаю. Конечно, может быть, я забыл какой-то самый существенный фактор, но, честно говоря, мне так не кажется. Так что давайте возьмем мою гипотезу о влиянии полного или почти полного уничтожения собак на популяцию оленей и распространим ее на взаимоотношения других видов. Огромное число кошек. Что это значит? Ну, я уже говорил, что на какое-то время крысы исчезли, но сейчас они вернулись. Но если число кошек будет неконтролируемо возрастать, ситуация может снова измениться. Мир без кошек — звучит поначалу неплохо, но кто знает.
— Как вы думаете, сможет ли человечество выжить?
— Существует две возможности, — сказал Бэйтмен, — способные ему в этом воспрепятствовать. Во всяком случае, в настоящий момент я вижу только две. Первая заключается в том, что у детей может не быть иммунитета.
— Вы хотите сказать, что они умрут, как только родятся на свет?
— Да, а может быть, даже раньше. Менее вероятно, но все же возможно, что супергрипп подействовал на оставшихся в живых стерилизующим образом.
— Но это безумно, — сказал Стью.
— Как свинка, — сухо ответил Глен Бэйтмен.
— Но если женщины, ожидающие ребенка, обладают иммунитетом…
— Да, в некоторых случаях иммунитет, как, впрочем, и заразное заболевание, может передаваться от матери к ребенку. Но не во всех. На это нельзя рассчитывать. Будущее этих детей очень неопределенно. Конечно, их матери обладают иммунитетом, но статистическая вероятность говорит в пользу того, что их отцы заболели и умерли.
— Какова другая возможность?
— Мы можем сами завершить дело уничтожения человеческого рода, — спокойно сказал Бэйтмен. — Я действительно думаю, что это очень вероятный вариант. Не сейчас, разумеется, потому что мы слишком рассеяны по поверхности земли. Но человек — это стадное, социальное животное, и в конце концов мы соберемся вместе. Когда мы соберемся вместе, мы сможем рассказывать друг другу истории о том, как мы пережили великую эпидемию 1990 года. Большинство сформировавшихся обществ будут представлять собой примитивные диктатуры, возглавляемые маленькими Цезарями. Несколько будут представлять собой просвещенные, демократические общества, и я могу сказать точно, что будет необходимым условием возникновения таких обществ в девяностых годах и в самом начале двадцать первого века: это будут общества технически грамотных людей, способных снова включить свет. Это вполне возможно, и без особых проблем. Это ведь не ядерная война, в которой все уничтожается. Вся техника до сих пор стоит на своих местах и ждет людей — нужных людей — которые знают, как зачистить контакты и заменить несколько перегоревших предохранителей. Вопрос в том, какой процент оставшихся в живых понимают, как устроена техника, которую остальные могут только потреблять.