Кое–что по части армии придумал и сам Фридрих. Например, так называемую косую атаку. Тогда армия наступала ровными линиями, и считалось важным выбрать поле боя без складок местности, без леса, чтобы можно было наступать такими ровными шеренгами. Фридрих придумал наступать шеренгами, которые на одном фланге идут намного впереди и наносят удар раньше, чем на других участках фронта.
Если усилить этот выдвинутый вперед фланг, ровные шеренги противника почти наверняка окажутся смяты, и прусская армия потеснит, а потом и погонит его своим ударом, нанесенным наискосок основному движению войск.
Знающие люди ещё при жизни Фридриха вспоминали древнегреческого полководца Эпаминонда, который придумал «косую атаку» ещё в III веке до Рождества Христова, но конечно же, слова знающих людей не были в силах заглушить хор придворных льстецов. Так до сих пор и считается, что «косую атаку» придумал Фридрих.., гм… гм… Фридрих до поры до времени Непобедимый.
Отец Фридриха II тратил на армию 6 миллионов талеров из 7 миллионов приходной части прусского бюджета. Фридрих стал тратить на армию чуть меньше — «всего» четыре с половиной или пять миллионов талеров: иначе ему могло не хватить на шпионов.
Шпионы Фридриха наполняли все окрестные страны. Из Петербурга, например, наш дорогой союзник получал по 5—б писем каждый месяц, и при этом шпионы не знали о существовании друг друга… по крайней мере, не должны были знать. Канцлер Бестужев был одним из немногих, кого Фридрих не сумел купить самыми щедрыми посулами. Не потому, что Бестужев так уж совсем неподкупен: скажем, от англичан Бестужев деньги брал и не краснел. Но у канцлера были убеждения: например, канцлер Бестужев был убежден, что Пруссия — очень ненадежный союзник и что с ней Российской империи лучше не иметь дела. А коли так, то он и денег от пруссаков не брал.
Не знаю, как насчет «косой линии», но вот широко распространенный в XX веке способ опорочить врага Фридрих уж точно изобрел. Прекрасно зная, какая у него отвратительная репутация во всей Европе, он умело распространял слухи о том, что такой–то — его платный агент, и от врага Фридриха все шарахались именно потому, что враг представал в виде союзника. Так в свое время и гестапо, и КГБ «давало утечку информации», опорочивая репутацию людей именно тем, что они сотрудничали с КГБ. Канцлера Бестужева Фридрих ославил как «самого продажного из всех министров», и некоторые этому верили.
Конечно же, Фридрих II не мог не поучаствовать в выборе невесты для наследника русского престола, для императорского дома союзной Российской империи. Тем более что по дороге в Россию Карл Петер Ульрих заезжал в Берлин, и Фридрих долго беседовал с парнишкой. А у того так горели глаза…
«Из всех соседей Пруссии русская империя заслуживает наибольшего внимания как соседка самая опасная: она сильна, она близка. Будущие правители Пруссии также должны будут искать дружбы этих варваров. Король употребил все средства для снискания дружбы России. Императрица Елисавета была намерена тогда женить великого князя, своего племянника, и хотя ее выбор не был еще решен, однако она всего более склонялась в сторону принцессы Ульрики, сестры короля (в третьем лице «королем» Фридрих называет сам себя. — А. Б.); но саксонский двор желал выдать за великого князя принцессу Марианну, вторую дочь короля Августа. Ничего не могло быть противнее прусским интересам, как позволить образоваться союзу между Россией и Саксонией, и ничего хуже, как пожертвовать принцессою королевской крови, чтобы оттеснить саксонку. Придумали другое средство. Из немецких принцесс, могших быть невестами, принцесса цербстская более всех годилась для России и соответствовала прусским интересам. Её отец был фельдмаршал королевской службы (в Пруссии. — А. Б.), её мать — принцесса голштинская, сестра наследника шведского престола и тетка великого князя русского. Мы не войдем в подробности переговоров: довольно знать, что надо было употреблять такие усилия, как будто речь•шла о величайшем интересе в мире».
В этом месте своих воспоминаний король врал сразу в нескольких местах, из которых главные эти три:
1. Никто никогда не домогался его сестры Ульрики, это он сам хотел её пристроить за Петра Федоровича.
2. Решение в пользу Софии Августы Ангальт–Цербстской принято абсолютно без влияния Фридриха и даже без его ведома.
Выбор делался в пользу принцессы из маленького княжества, за которой не потянется политика крупного немецкого государства, и притом лютеранки. К католикам относились традиционно хуже, опасливей, а в жены наследнику престола удобнее всего было бы возвести как раз такую принцессу, папа которой сидел на троне «голой ж…пой».
3. Только получив известия от своих шпионов, Фридрих разворачивает бурную деятельность, изо всех сил вмешивается в процесс выбора невесты для великого князя Петра Федоровича. Письмо за письмом пишет он Елизавете, Петру, ведущим лицам государства Российского — чай, союзник!
Сначала он пытается пристроить сестру Иоганну, но не очень огорчается неудаче — с самого начала было ясно, что, скорее всего, номер не пройдет.
А когда выбор падает на Софию Фредерику Августу Ангальт–Цербстскую, начинается новый виток интриг, вранья и потоки навязчивых писем. Фридрих опять пишет Елизавете и Петру и, конечно же, пространно общается с невестой и её родителями. Это нетрудно —ведь в Россию едет дочка его, Фридриха, подчиненного!
Фридрих принимает у себя и папочку–фельдмаршала, старого не по годам, уставшего от жизни Христиана Августа, герцога Ангальт–Цербстского, командира 8–го пехотного полка и коменданта Штеттина. Вот с ним пришлось повозиться: убежденный лютеранин, старый фельдмаршал прилагал титанические усилия, чтобы не отдавать свою дочку за православного монарха — ей ведь тогда и самой придется сменить конфессию, перекреститься в православие. С Христианом Августом пришлось «провести воспитательную работу», но куда бы он, интересно, девался?! Конечно же, согласился он на этот нужный Фридриху брак.
И мать, Иоганна Елизавета, тоже принята Фридрихом и удостоена многочасовой беседы. Вот Иоганна сразу же проявляет энтузиазм! Ещё бы — то ли дело прозябать в Штеттине, женой какого–то генералишки, то ли дело быть при дворе Российской империи! Что ко двору зовут вовсе не её, а её дочь, и что сама Иоганна оказывается лишь придатком к дочери, человеком из её свиты, она легко забывает. А тут ещё и большая политика! Сам Фридрих Великий, кумир среды, в которой она выросла, удостаивает ее беседы! Сам встречает и провожает! Дает обед… ну, не в ее честь, в честь дочери, но ведь и она присутствует на этом обеде!
От Иоганны становится известно, чего, собственно говоря, хотел от неё Фридрих — он хотел вульгарного шпионажа и хотел не менее вульгарного лоббирования своих интересов при русском дворе.
Вероятно, того же самого хотел он и от Софии Фредерики Августы, но от неё как раз мы решительно ничего не знаем — в отличие от заполошной мамочки София Фредерика Августа умела держать язык за зубами и к тому же понимала — далеко не все будут в таком уж восторге от данных ей шпионских поручений. Например, при дворе Елизаветы и сам Фридрих, и его шпионы могут восприниматься не так восторженно, как в Германии… А судьба и дочери, и ее мамы прямо зависит вовсе не от Фридриха, а от Елизаветы, не от Берлина, а от Петербурга.