Каждый унтер-офицер, капрал и солдат, прослуживший двадцать лет беспорочно, получал отличительный знак и освобождался от телесных наказаний – практически дворянская привилегия.
Нижние чины впервые в российской военной истории получили право жаловаться по инстанции на офицеров. «Всем солдатам сие было крайне приятно, а офицеры перестали нежиться, а стали лучше помнить свой сан и уважать свое достоинство» (Болотов).
«Я находился на службе в течение всего царствования этого государя, не пропустил ни одного учения или вахтпарада и могу засвидетельствовать, что хотя он часто сердился, но я никогда не слыхал, чтобы из уст его исходила обидная брань» – это полковник Саблуков, лишь однажды отметивший «расправу тростью с тремя офицерами».
Другой видный и осведомленный чиновник, служивший четырем императорам, писал о военных реформах царя: «Об этом ратном строе впоследствии времени один старый и разумный генерал говорил мне, что идея дать войскам свежую силу все же не без пользы прошла по русской земле: обратилась-де в постоянную недремлющую бдительность с грозною взыскательностью и тем заранее приготовляла войска к великой отечественной брани… (Оболенский).
О том, какую печальную картину представлял собой Кронштадт при Екатерине, оставил воспоминания барон Штейнгель, будущий декабрист и морской офицер: «Число кораблей хотя значительно было, ибо, помнится, считалось до 40 линейных кораблей в Кронштадте и Ревеле, но они большею частию были ветхие, дурной конструкции, с таким же вооружением, и не обшивались медью, от чего большею частию ходили дурно. Капитаны любили бражничать. Офицеры и матросы были мало практикованы; работы на кораблях производились медленно и с великим шумом. Далеко, бывало, слышно, когда корабль снимается с якоря: „Шуми, шуми, ребята!“ – была любимая команда вахтенного лейтенанта, когда вертели шпиль. С рифами (сворачивание парусов. – А. Б.) возились по получасу. Офицеры любили тоже куликать (попивать. – А. Б.), и вообще образованных было мало… Форма не строго соблюдалась. Часто случалось встретить офицеров в мундире, в пестром нижнем платье, с розовым галстуком и в круглой шляпе (для лучшего понимания: представьте современного полковника в полосатой футболке под кителем, джинсах, начищенных сапогах, в беретике – примерно такая картина. – А. Б.). Едучи куда-либо, особенно капитаны, любили иметь за собой вестового, который обыкновенно нес шпагу и плащ… В порту был во всем недостаток; и воровство было непомерное, как в адмиралтействе, так и на кораблях. Кронштадт утопал в непроходимой грязи; крепостные валы представляли развалину; станки пушечные оказывались рассыпавшимися, пушки в раковинах (дефекты литья. – А. Б.), гарнизон – карикатура на войска; одним словом, эта часть вообще находилась в самом запущенном состоянии».
И далее – две коротких фразы: «Со вступлением Павла на престол все переменилось. В этом отношении строгость его принесла великую пользу».
Все мы помним, что «самодур Павел» наложил опалу на великого полководца Суворова и отправил его в деревню, из-за чего-то там прогневавшись…
А из-за чего?
Приказ Павла от 20 марта 1800 г.: «Вопреки высочайше изданного устава генералиссимус князь Италийский имел при корпусе своем по старому обычаю непременного дежурного генерала, что и делается на замечание всей армии».
Как видим, нет никакого «самодурства». Суворов просто-напросто нарушил действующий воинский устав. А Павел считал, что устав обязаны соблюдать решительно все – от зеленого первогодка-рядового до заслуженного генералиссимуса… Что, между прочим, глубоко справедливо.
Именно Павел отменил петровский закон о престолонаследии, принесший столько неразберихи. Именно Павел снял с крестьян недоимку в семь с лишним миллионов рублей, возместив ущерб для бюджета… за счет новых обложений, коснувшихся исключительно дворян. Именно Павел категорически запретил продавать дворовых и крестьян без земли. Указ, определявший предельную продолжительность недельной барщины, устанавливавший, что крестьяне отныне работают на барина лишь три дня в неделю, был высоко оценен беспристрастным наблюдателем, прусским дипломатов Вегенером: «Закон, столь решительный в этом отношении и не существовавший доселе в России, позволяет рассматривать этот демарш императора как попытку подготовить низший класс нации к состоянию менее рабскому».
Часть горнозаводских крестьян на Урале Павел перевел в государственные, чем значительно облегчил их жизнь.
А там и вовсе отменил рекрутский набор. «Отныне Россия, – заявил он в манифесте на сей счет, – будет жить в мире и спокойствии, что теперь нет ни малейшей нужды помышлять о распространении своих границ, поелику и без того довольно уже и предовольно обширна…»
«Нельзя изобразить, какое приятное действие произвел сей благодетельный указ во всем государстве, – и сколько слез и вздохов благодарности испущено из очей и сердец многих миллионов обитателей России. Все государство и все концы и пределы онаго были им обрадованы и повсюду слышны были единыя только пожелания всех благ новому Государю…» (Болотов).
Это мнение нисколько не преувеличено: рекрут, напоминаю, уходил на двадцать пять лет, практически навсегда, родители с детьми и жены с мужьями прощались заранее, словно с покойниками…
Кроме барщины, ограниченной тремя днями в неделю, теперь запрещалось принуждать крепостных к работе и по воскресным и праздничным дням. Коцебу, немецкий писатель и русский разведчик, писал: «Народ был счастлив. Его никто не притеснял. Вельможи не смели обращаться с ним с обычною надменностью. Им было бы плохо, если бы до него дошло о какой-нибудь несправедливости; поэтому страх внушал им человеколюбие. Из 36 миллионов людей, по крайней мере, 33 имели повод благословлять Императора, хотя и не все сознавали это…» Свидетельство Коцебу тем более ценно, что он в свое время побывал в сибирской ссылке по приказу Павла, но сохранил объективность, России служил верно, пока не был убит во время выполнения деликатных поручений в Германии (разумеется, неким «восторженным студентом-одиночкой»).
Ему вторил прусский посланник Брюль: «Недовольны все, кроме городской черни и крестьян». Декабрист Фонвизин вспоминал: «В это бедственное для русского дворянства время бесправное большинство народа на всем пространстве империи оставалось равнодушным к тому, что происходило в Петербурге – до него не касались жестокие меры, угрожавшие дворянству. Простой народ даже любил Павла…»
Словом, указы и реформы Павла были, по выражению знаменитого Сперанского, «возможным началом целой системы улучшений крестьянского быта». Весьма похоже, что именно под влиянием идей Павла Сперанский и разрабатывал свои проекты реформ несколько лет спустя.
Основан университет в Дерпте. Открывается Павловский солдатский сиротский дом на тысячу мальчиков и двести пятьдесят девочек, значительно расширяется сеть солдатских школ. Для женщин – Институт ордена св. Екатерины и учреждения Ведомства императрицы Марии, Открыта Медико-хирургическая академия, учреждается для освоения русских владений в Америке Российско-Американская компания. Учреждается Лесной департамент и принимается Лесной устав. Восстанавливаются ликвидированные Екатериной Главная соляная контора, берг-коллегия (горнорудное дело. – А. Б.), мануфактур-коллегия.