Иван Васильевич, царь и великий князь всех московитов, стяжал повсюду победы, и все больше и больше земель и народов подпадало к нему под власть, страшась его великого могущества, вследствие чего он чрезвычайно превознес самого себя, возомнив, что во всем свете нет ему равного, и никого не боялся; и к тому же, не доверяя никому из своих вельмож или дворян, жестоко обращался с ними; тех, о ком доходил до него какой-нибудь слух, хотя бы самый невероятный, он предавал позорной смерти, одних сажая на кол (settende ор staeckende pinnen), других изводя различными другими нечеловеческими мучениями. Он даже приказывал поджигать свои собственные города и топить своих подданных тысячами (met veele duysenden int water smyten) и, слыша их жалобные стоны и крики, громко смеялся, восклицая: «Вот как вы славно запели».
Он был более невоздержан, чем когда-либо Сарданапал или Гелиогабал, и полон вздорными причудами, по большей части соединенными с жестокостями, и я приведу один случай, хотя он и не подходит к нашей истории, ибо его деяния, которые столь ужасны, что исторические писатели называют его василиском, довольно, даже слишком много описаны.
Однажды летом сидел он наверху в своем дворце, смотря на Потешный двор, находившийся на той стороне реки Москвы, прямо против царского дома, и подозвал слугу (pagie) и повелел ему тотчас призвать к нему всех дьяков и подьячих (cancelieren en secretarisen), которых в Москве много, что тотчас было исполнено, и когда все явились к нему, он приказал раздеть их донага и, призвав 10 или 12 конюхов с кнутами, попотчивать их этим позорным угощением и отпустил их восвояси, а сверх того они должны были бить ему челом и благодарить за великую милость; они еще не успели уйти, как явился еще один, который опоздал, и получил от царя яблоко, и ему было велено уходить, и он, видя царскую милость, весьма благодарил царя и благополучно возвратился бы домой, но не сумел удержать язык и сказал: «О, государь, я и не заслужил того, что получили другие, ибо все предки мои честно служили царскому двору и никого из них никогда не секли, то бить не били кнутом, мне было бы чересчур горестно безвинно тому подвергнуться». – «Ого, – сказал тиран, – ты никогда еще не отведывал ударов кнута, так ты еще не сделался благородным, да и никто не может назваться придворным, ежели его не били кнутом», – и повелел отпустить ему втрое больше ударов, чем тем, что были до него; вот что натворил его язык, не довольствовавшись яблоком.
По этой и другим подобным жестоким шуткам (tirannige parten) довольно легко себе представить, каков был царь, и если бы кто должен был описать все, что он сделал, то на это недостало бы времени и было бы это делом неприличным, ибо то было непотребством и тиранией, бесчеловечной жестокостью и позором.
О войнах, им веденных с шведами, а также о совершенном разорении и бедствиях, причиненных Ливонии, я не расположен писать, ибо об этом довольно подробно говорится в других исторических сочинениях. Я только желаю вкратце рассказать о победе, одержанной царем над турецким войском, посланным для завоевания Астрахани турецким султаном Селимом (Selim).
Незадолго перед тем или около того же времени царь несколько раз вступал в брак; жену, которая в продолжение трех лет была бесплодна, он обыкновенно заточал в монастырь, ибо московские князья могут развестись с женой, если она в течение трех лет бесплодна, и взять другую.
В это время турецкий султан Селим отправил письмо в Москву к великому князю Ивану, приветствуя и называя великого князя в знак особой милости своим конюшим (stalmeester), указывая [в письме], что его блаженной памяти отец давно скончался, оставив его малолетним, и он из благоволения к нему не пожелал его обременять, ожидая пока он достигнет совершеннолетия и как князь станет управлять московитами, своими подданными, а потому требует, чтобы он (великий князь) уплатил ему дань или подать (tribuyt oft scatting) со времени смерти блаженной памяти Василия Ивановича, и строго повелевал прислать ее без всякого промедления, ибо его отец был всегда послушен и верен.
Это письмо, отправленное с посланником в Москву, было получено и прочитано великим князем Иваном Васильевичем, повелевшим приготовить крысью шкуру и мех чернобурой лисицы, который велел обрить догола. «Ибо, – сказал он, – надобно великому султану турок за его великую милость послать несколько диковинок». Так как все подарки, посылаемые московскими князьями иностранным государям (coningen oft princen) всегда состоят из дорогих мехов, в изобилии хранящихся в казне, то этот крысий мех предназначался для одежды султана (tot eenen tabbaert), а лисий – для его пестрой шапки. Посылая эти дары, написали: в случае, ежели султан еще раз напишет, как было сказано выше, то он может быть уверен в том, что конюший, посылающий ему эти подарки, так же обреет его догола, как лисью шкуру, и прикажет московским крысам вконец разорить его страну. «Разве, – говорил он, – вы не слышали, какая участь постигла царя казанского и астраханского, ваших союзников, ежегодно вами подстрекаемых к нападению на мое царство; то же будет и с вашею страною, и я начну поход с Тюмени до Азова (Asoph) и Грузии (Groesina), на сей же раз я вас прощаю».
Это насмешливое послание привело султана в чрезвычайную ярость, и он задумал совершенно уничтожить Московита, послав гонцов к татарским князьям и царям с приказанием готовиться к походу, а также и к народам, живущим по берегам Черного моря, также в Крыму и вдоль берегов Каспийского моря, затем всем черкесам (Tsercassen) и другим соседним народам, повелевая в начале марта собраться на Дону вокруг города Азова, и было это в 1569 г.
20 марта того же года [1569] он послал из Константинополя тридцать тысяч турок, среди коих кроме главных предводителей было весьма много вельмож и дворян, назначенных к этому войску, притом еще пять тысяч янычар с большими длинными ружьями. И всех их мало-помалу перевезли на галерах через Черное море, так что все благополучно прибыли к Азову, где они нашли на Дону (ontrent en soo lanx de Donouwe) могущественное войско поименованных народов. В Азове было собрано множество провианта, оружия и воинского снаряжения, которого, впрочем, там всегда было много, так как Азов – пограничный город Турции, на берегу Дона.
Их намерение, как уже давно заметили, состояло в том, чтобы идти прямо на Астрахань, оставив много войска в гарнизоне Азова, ибо без сомнения полагали, что завоюют Астрахань, так как рассчитывали, что ногайцы и черемисы перейдут на их сторону из ненависти [к московитам] или из желания перемены, так как московиты порой жестоко притесняли их, но народы эти более боялись московита, нежели турка, ибо в Астрахани было могущественное войско и она была снабжена провиантом и военными снарядами; сверх того, московиты даровали им значительные привилегии, весьма ими ценимые, и благосостояние их росло, а также было им ведомо, какая удивительная удача сопутствует великому князю во всех его предприятиях, а потому они еще раз поклялись служить ему и охранять страну, как подобает верноподданным, и стали готовить войско для защиты.
В Москве давно уже получили известие о походе турецкого войска, и все было приготовлено к встрече неприятеля, и многие придворные, посланные в Астрахань, приводили отовсюду несчетное множество людей, способных к войне, и было им велено, выступив из Астрахани, встретить неприятеля у берегов Каспийского моря и разделиться в степях, которые там были велики и многочисленны, ибо полагали, что враги сильно устанут от похода по неровным дорогам, и предполагали напасть на них отдельными отрядами, ибо хорошо знали, что они по причине дорог не смогут двигаться в большом числе одновременно; и в этих предположениях им весьма посчастливилось, и с ними было много ногайцев и черемис, превосходно знавших все эти пути (passagie), и они неожиданно со всех сторон напали на турецкое войско и истребили его.