В 1567 году в Александровской слободе был подписан один из самых фантастических договоров за всю историю человечества. По этому союзному договору Московия признавала все уже сделанные в Ливонии захваты Швеции и давала согласие делать новые. Рига отходила Москве, но Москва поддерживала примирение Швеции с Данией и Ганзейским союзом, а если Швеции откажут — то Московия была готова оказать Швеции вооруженную поддержку.
Все это уже полнейший сюрреализм, потому что все это было совершенно не нужно Московии.
Но главное впереди — выполнение всех статей союза обуславливались только одним: выдачей Ивану IV Екатерины Ягеллонки. Если учесть, что к этому времени женщина уже пять лет была законной, венчанной женой Юхана, а Иван тоже давно женат, все выглядит особенно омерзительно.
В 1568 году Эрик помер, герцог Финляндский Юхан становится королем, и получается еще веселее — получается так, что Иван домогался не кого-нибудь, а королевы Швеции и матери наследника престола. Честно говоря, не уверен, что в настолько пикантную ситуацию вообще кто-нибудь попадал из европейских феодалов, не говоря о царствующих особах.
По своему обыкновению Иван IV тут же начал выкручиваться и лгать, причем совершенно открыто. Не мог же он не понимать, что все понимают — не мог Иван не знать о замужестве Екатерины… Что бы она делала в Швеции, не будь замужем за Юханом?! Потом Иван опять врет, что думал, будто Ягеллонка овдовела. Это ему плохие рабы передали, что она вдова, это все они виноваты.
Как видите, Иван IV глубоко прав — править ему приходится сплошными лживыми скотами. А сам он, как обычно и случается с тиранами, гораздо выше скотов, которыми приходится править.
Одним словом, Иван IV показал себя не только как трус, но еще и беспардонный враль. Наверное, многие люди… и дворяне, и простолюдины, попросту запретили бы дочери или младшей сестре встречаться с подобным типом, будь он хоть царь, хоть император.
Но вот уж правда — битому неймется! И уже в 1570 году Иван «Грозный» порывается жениться на племяннице Елизаветы Английской, Марии Гастингс. Ивана опять не очень волнует собственное семейное положение — если будет нужно, он спровадит жену в монастырь. А какое впечатление это окажет на «следующую» жену — он, видимо, не понимает. Или искренне не думает об этом. К 1570 году времени Иван сменил уже четырех или пятерых жен, и Елизавета буквально не знала, как ей отвадить страшненького жениха.
Хитрые придворные посоветовали королеве послать царю портрет не известной красавицы Марии, а какой-нибудь невзрачной девушки. Может, чудище московское остынет? Совет королеве понравился, и царю Ивану послали портрет рябой, очень пышной девицы из свиты настоящей Гастингс, по общему мнению, очень некрасивой.
Увы им всем! Как раз эта рябая девка и поразила чувства царя. Иван IV воспылал очередной страстью и потребовал себе Марию Гастингс. Пришлось показать ему портрет настоящей Марии… И получилось! Увидев умное, тонкое лицо королевской племянницы, Иван немедленно от нее, как выражаются мои студентки, «отлип».
И правда, зачем была такому «царю» умная, образованная девушка, красивая и тонкая? Хотя да, тянуло же его неудержимо к Ягеллонке…
Но вот в чем разница между историями с Марией Гастингс и Екатериной Ягеллонкой: от Марии он «отлип» сразу, как только увидел ее настоящий портрет. В случае же с Екатериной вел себя просто как помешанный — царапал лицо, дико кричал, пинал предметы… вел себя, говоря мягко, несдержанно. Может, и правда влюбился в нее до безумия?!
Или все-таки не в личных отношениях тут было дело. Не просто жену себе искал международный маньяк, которому и рябой девки было много. А просто пахло тут короной… Даже двумя сопряженными вместе коронами.
Ведь как бы Иван IV ни изображал презрения к каким-то там выборным королишкам, как ни напяливал тогу потомка Августа, а всякая власть, даже тень власти, была ему уж как не безразлична…
А тут короны сами пошли в руки! В 1572 году помер бездетный Сигизмунд-Август — последний прямой потомок Владислава Ягелло. Возникло бескоролевье, и шляхта думала о выборе нового короля. Кандидатуры предлагались разные…
В том же 1572 году в Москву явился уполномоченный Речи Посполитой с каким угодно, только не с польским именем Воропай — официально известить о смерти Сигизмунда и заодно о том, что там среди прочих идей и такая: возвести на престол Речи Посполитой младшего сына Ивана, Федора Ивановича.
В это трудно поверить, но факт: Иван IV пытается отговорить поляков посадить на трон своего сына. Он пытается убедить шляхту, что сажать на трон нужно его самого. Волей-неволей шляхта начинает обсуждать уже эту кандидатуру…
Очень трудно сказать, насколько сильна оказалась «ивановская» партия в Речи Посполитой. Много сторонников Ивана было среди мелкой и средней шляхты коронных польских земель, среди этнических поляков. Мелкая шляхта верила, что Иван станет пресловутой «сильной рукой», наведет порядок и возьмет в руки магнатов. Многие понимали, что шляхетские вольности достигли полного маразма и нужно их как-то того… вводить хоть в какие-то рамки. А жили они все-таки подальше от Московии и слабо представляли себе Ивана. Или всерьез принимали разговоры о том, что Иван правит скотами, как знать?
Характерно, что Иван моментально завел с послами разговоры о том, что он, конечно, злой, но для кого? Для злых. А для добрых он готов снять последнюю рубашку, вот он какой человек!
Не ясно, насколько верили ему послы, но уже видно, что Иван прекрасно знал свою репутацию.
Сложность, впрочем, была не только в репутации Ивана IV и в вероисповедных различиях. Сложность была в том, что Иван не очень понимал — а что такое вообще «избрание»? Что это не когда к нему в ноги упадут поляки, умоляя взять их под свой скипетр, а что надо понравиться шляхте. Тем более в числе выборщиков будет и шляхта из Великого княжества Литовского, а западные русские вряд ли будут голосовать за москаля, слишком хорошо они его знают…
Констатирую факт — Иван так и не сделал ни малейшей попытки начать собственную политическую игру. Более того, он начинает вести себя так, словно вопрос о его избрании — дело уже решенное. Ведет с поляками мелкую торговлю по поводу территориальных уступок, рядится чуть ли не за каждое село. Если он скоро будет и королем Речи Посполитой, и Великим князем Московским… то какая, казалось бы, разница?
А потом вдруг и заявляет Иван, что короноваться будет только русским митрополитом, никакого участия католические прелаты в венчании на царство принимать не будут. Иван оставляет право строить в Польше столько православных храмов, сколько захочет, и на старости лет уйти в монастырь.
Поляки разумели само собой, что Иван перейдет в католицизм… его заявление было, выражаясь мягко, несколько неожиданным.
Так все и заглохло, при полной неготовности Ивана сделать хоть что-то для собственного избрания. Речь Посполита избрала Генриха Валуа, потом Генрих сбежал домой, чтобы стать французским королем; спектакль избрания короля повторился…