Потом, увы, была чума, Господь прибрал отца и старшего брата, наследника. Тогда Марту–Екатерину взял в услужение пастор из Мариенбурга, Питер Глюк. Судя по всему, он уже знал семью Скаврощуков.
Неизвестно, когда Марта–Екатерина перешла в лютеранство. Девушка из Западной Руси никак не могла быть лютеранкой. Марта–Катерина могла быть крещена в католичестве, в православии, а вероятнее всего — в униатской церкви. Из чего следует, что она и до перехода в православие в России уже раз меняла религию. Более чем вероятно, с этим связана и её сдержанность во всем, что касается её жизни до Мариенбурга и до жизни в прислугах у пастора Глюка. Скорее всего, добрый пастор и перекрестил Марту–Екатерину в лютеранство. Меняла ли она и имя, неясно. При перекрещивании часто имя оставляли, подгадывали совершение обряда в такой день, чтобы оставить человеку прежнего небесного покровителя. Марта вполне могла быть до крещения в лютеранство Марфой, и привыкать к другому имени не пришлось. А может, было у нее и какое–то совсем иное имя.
Во всяком случае, Екатерина до конца своих дней считала патера Глюка своим «вторым отцом» и сохранила самые теплые воспоминания о его доме, «где и работы хватало, но было и много хорошего». Патер Глюк нашел сироте мужа, дал ей приданое. Екатерину взял в жены королевский драгун Иоганн Крузе.
В.В. Мавродин уверяет, что он ушел в первый же день на войну и пропал без вести. Вот это уж чистейшей воды мифотворчество. Шведский гарнизон Мариенбурга не выходил из крепости, Крузе не думал никуда ни уходить, ни пропадать. Марта осталась в доме пастора Глюка, потому что молодые попросту не успели завести свое хозяйство. Свадьбу справили на Иванов день, 6 июля 1702 года. Об этом событии Екатерина тоже вспоминала очень тепло, как о романтическом событии. Стоял ясный, теплый день, один из самых длинных в году, девушки украсили невесту водяными лилиями из озера и пели, пастор Глюк играл на скрипке.
Через неделю Мариенбург осадили русские войска; 25 августа 1702 года, когда русские уже входили в крепость, а гарнизон готовился к капитуляции, Иоганн Крузе пришел попрощаться с женой. По словам старой, уже стоящей одной ногой в могиле и изрядно спившейся Екатерины, она сама предложила ему бежать — мол, смотри, на том берегу озера русских нет! Иоганн и ещё двое шведских солдат уплыли через озеро, и, судя по всему, Екатерина никогда его больше не видела.
Впрочем, всем этим воспоминаниям Екатерина предавалась уже в самые последние годы своей жизни, после смерти Петра Алексеевича. В эти два года, на которые она пережила последнего супруга, Екатерина находилась в очень скверной и физической, и интеллектуальной форме. Трудно сказать, что было в этих историях истиной, что — ошибкой памяти пожилой нетрезвой женщины. Могли быть и попросту романтические преувеличения, выдумки, украшающие память о блаженной, давно минувшей молодости. К сожалению, её воспоминания — единственный способ узнать многие подробности. А надежностью они не отличаются, увы.
С 1702 года исчезает всякое упоминание об Иоганне Крузе. Исчезает, правда, только из российских источников. Шведы очень хорошо знают, куда девался законный муж российской императрицы. Иоганн Крузе служил шведскому королю ещё много лет, а под старость — в гарнизонах на Аландских островах. Выслужив пенсию, он никуда не уехал — наверное, близких родственников у него не было, и уезжать было попросту некуда. Семьи Иоганн тоже не завел и пастору объяснял, что жена у него уже есть и брать на душу греха он не станет. Был ли Иоганн одним из тех, кого Марта–Екатерина очаровала сверх всякой меры, с этим ли связана его пожизненная верность, сказать трудно. Он пережил свою законную жену, Марту–Екатерину, но не намного, скончавшись в 1733 году.
Все сказанное очень хорошо объясняет, почему в царское время считалось, будто Иоганн Крузе пропал без вести.
Хорошо известна дальнейшая судьба пастора Питера Глюка. Прекрасно образованный саксонский священник, получивший ученые степени богослова и философа, он приехал в Мариенбург как миссионер. В числе прочего он перевел Библию на латышский и на живой русский язык, чтобы проповедовать лютеранство среди католиков и православных.
В русском плену Питер Глюк стал основателем первой светской гимназии в Москве и, похоже, сильно опередил свое время. Общее образование никому не было нужно, интеллектуальный потенциал Глюка и выписанных им учителей остался невостребованным. Гимназия ни шатко ни валко просуществовала 10 лет, с 1705–го по 1715–й, и была тихо закрыта, много после смерти пастора Глюка в 1704 году. Был он уже старенький, и смерть его, скорее всего, естественная.
Нет никаких данных, что Пётр когда–либо встречался с пастором Глюком — хотя, конечно же, именно он многое знал о прошлом Екатерины. Почему? Настолько верил ей, что не считал нужным? Жалел ли он впоследствии, что не встречался с Глюком, когда стал относиться к Екатерине более осмысленно? Все это вопросы без ответов.
Вот он, первый и самый страшный секрет Екатерины, вернее, целый пучок зловонных секретов!
Женой Петра I была русская крестьянка, выкрестившаяся в лютеранство, а потом из лютеранства в православие. К тому же слово «жена» применительно к её отношениям с Петром Алексеевичем не особенно уместно. Почтенная фру Иоганн Крузе, называя вещи своими именами, в русском плену имела многих любовников, в том числе и императора, от которого родила нескольких детей. Но с точки зрения закона (да и морали) ничего тут не меняется. Марта–Екатерина была законной женой Иоганна Крузе. Она оставалась ею и тогда, когда Пётр официально женился на ней в 1712 году. Она только стала двоему–жицей и притом в случае судебного разбирательства должна была стать женой Иоганна, как венчавшегося с ней на 10 лет раньше царя.
…Вот и получается, что на русском престоле в 1725—1727 годах сидела двоемужица, настоящее имя которой — фру Иоганн Крузе, венчанная жена шведского драгуна.
Любовь Петра к Екатерине, судя по всему, вовсе не миф. Ученица немецкого пастора умела владеть его страстями, это факт. Но вот вторая составляющая мифа о Екатерине — о её великой любви к царю… Есть в этой любви некая странность. Ну допустим, Пётр мог многократно изменять Екатерине и при этом продолжать её страстно любить. Существует в народе такое мнение — мол, мужчине можно любить и так. Но вот как быть с многократными изменами самой Екатерины? Даже в наше… гм… гм… даже в наше прогрессивное, свободомыслящее время мало кто сомневается — любящие женщины не спят с кем попало, едва «любимый» муж зазевается.
Число мимолетных увлечений Екатерины приближается к двум десяткам. Из будущих членов Верховного тайного совета не воспользовались её милостями разве что только патологически осторожный Остерман да Дмитрий Голицын, продолжавший смотреть на «матушку–царицу» с высокомерным отвращением. Вряд ли в этом отвращении играла основную роль сословная спесь — Ефросинью ведь Дмитрий Михайлович признал и относился к ней очень хорошо.
Справедливости ради, все связи были именно что мимолетны, продолжались буквально по нескольку недель и никак не демонстрировались внешне. Екатерина хранила видимость приличия и, несомненно, хотела сохранить брак. Пётр очень часто не имел никакого представления о её маленьких приключениях. Он оставался первым в числе её мужчин, и можно только догадываться, какую роль в этом играли его личные достоинства, а какую — факторы социальные. Но в любом случае — при чем тут вообще любовь?!