(да забудь ты о ней, мужик. Этот «хомбург» не приземлится, пока до Аризоны не долетит) Следом пришла другая мысль:
(ежели в Денвере так гадко, каково ж тогда к западу от Боулдера?)
– Я могу вам помочь, сэр? – спросила девушка в желтой герцевской униформе.
– Ежели у вас есть машина, то можете, – широко ухмыляясь, ответил он.
За плату выше средней можно было нанять машину тоже не среднюю – серебристо-черный «бьюик/электра». Холлоранн думал скорее об извилистых горных дорогах, чем о стиле – все равно, где-нибудь по пути придется остановиться и поставить цепи. Без них далеко не уедешь.
– Плохо дело, а? – спросил он, когда девушка подавала ему на подпись договор о найме.
– Говорят, такой бури не бывало с шестьдесят девятого, – весело откликнулась она. – Вам далеко ехать, сэр?
– Дальше, чем хотелось бы.
– Если хотите, сэр, я могу позвонить на станцию «Тексако» у перекрестка дороги N270. Они вам поставят цепи.
– Милочка, это было бы просто счастье.
Она сняла трубку и позвонила.
– Вас будут ждать, сэр.
– Огромное спасибо.
Отходя от стойки, он увидел, что в одной из образовавшихся у багажной карусели очередей стоит женщина с резкими чертами лица. Она по-прежнему читала книгу. Проходя мимо, Холлоранн подмигнул ей. Она подняла голову, улыбнулась и сделала знак мира.
(сияет) Улыбаясь, он поднял воротник пальто и переложил дорожную сумку в другую руку. Слабенькое сияние, но Холлоранн почувствовал себя лучше. Жаль, что он наплел ей про стальную пластинку в голове. Он мысленно пожелал ей всего доброго и, выходя в снег и воющий ветер, подумал, что она ответила тем же.
На станции обслуживания плату взимали умеренную, но Холлоранн сунул рабочему из гаража лишнюю десятку, чтоб хоть немного продвинуться в списке ожидающих. На дорогу он фактически вырвался уже в четверть десятого: поскрипывали дворники, цепи с шипами немузыкально, монотонно звенели на больших колесах бьюика.
Автострада представляла собой кашу. Даже с цепями нельзя было ехать быстрее тридцати. Машины съезжали с дороги под сумасшедшими углами, а на нескольких полосах просто двигались с трудом, летние шины беспомощно проворачивались в плывущем рыхлом снегу. Здесь, в предгорье (если можно назвать предгорьем высоту в милю над уровнем моря) это была первая крупная буря за зиму, так сказать, первая ласточка. Многих она застала врасплох – дело обычное, и все равно, протискиваясь в дюйме от недотеп, косясь на залепленное снегом боковое зеркало, чтобы убедиться, что по левой полосе никто (не прорывается сквозь снег) не подъезжает наподдать ему по черной заднице, Холлоранн обнаружил, что клянет их на чем свет стоит.
Ему снова не повезло: пришлось ждать у въезда на дорогу N36. Дорога N36, автострада Денвер-Боулдер, тоже идет на запад к Эстес-парк, где соединяется с дорогой N7. Седьмая дорога, известная также как Нагорное шоссе, проходит через Сайдвиндер, минует отель «Оверлук» и, наконец, спускается по Западному склону в штат Юта.
Въезд заблокировал перевернувшийся «семи». Фары ярко светили, разгоняя окружающий мрак, словно именинные свечи на каком-то идиотском детском пироге.
Холлоранн остановился и опустил окошко. Полицейский в натянутой на уши меховой казачьей шапке указал затянутой в перчатку рукой в сторону потока машин, которые двигались к северу по I-25.
– Наверх вам не попасть, – проорал он Холлоранну, заглушая ветер. – Проедете два выезда, выберетесь на девяносто первую и возле Брумфилда выедете на тридцать шестую!
– Думаю, я смогу объехать его слева! – прокричал Холлоранн в ответ. – Куда вы меня пихаете, это ж двадцать миль крюку!
– Я тебя сейчас твою долбаную голову спихну! – заорал фараон.
– Этот въезд закрыт!
Холлоранн дал задний ход, подождал, пока в потоке машин появится просвет, и поехал дальше по дороге I-25. Указатели сообщили, что до Шайенны, Вайоминг, всего лишь сто миль. Не ищи Холлоранн свой въезд, он отправился бы сразу туда.
Он немного прибавил скорость, до тридцати пяти, но больше не посмел: снег уже грозил залепить дворники, а поток машин двигался совершенно бредово. Двадцатимильный крюк! Холлоранн выругался. В нем снова поднялось чувство, что у мальчика остается все меньше времени, оно затопило его, почти задушило своей безотлагательностью. И в то же время он ощущал обреченную уверенность, что не вернется из своего похода.
Он включил радио, покрутил и после рождественских объявлений нашел прогноз погоды.
– …уже шесть дюймов, но в зоне Денвера к вечеру ожидается еще фут. Местная полиция и полиция штата убедительно просят вас без крайней необходимости не выводить машины из гаража и предупреждают, что большинство горных дорог уже закрыто. Так что оставайтесь дома, смазывайте лыжи и слушайте…
– Спасибо, мама, – сказал Холлоранн и свирепо выключил приемник.
Около полудня, после того, как Дэнни отправился в туалет, Венди вынула из-под подушки завернутый в полотенце нож, положила его в карман купального халата и пошла к двери ванной.
– Дэнни?
– Что?
– Я иду вниз приготовить нам что-нибудь на ленч. Угу?
– Угу. Хочешь, чтобы я спустился?
– Нет, я все принесу наверх. Как насчет омлета с сыром и супа?
– Согласен.
– Она еще немного помедлила возле запертой двери.
– Дэнни, ты уверен, что все хорошо?
– Ага, – ответил он. – Только будь осторожна.
– Где отец? Ты знаешь.
В ответ донесся до странности невыразительный голос:
– Нет. Но все нормально.
Она подавила настойчивое желание продолжить расспросы, еще чуть-чуть пощупать границы проблемы. Проблема была, они с Дэнни знали, в чем она, и ковыряться в этом значило бы только еще сильнее напугать Дэнни… и себя.
Джек потерял рассудок. Когда около восьми утра буран, озлившись, принялся изо всех сил лупцевать отель, они с Дэнни сидели на его кровати и слушали, как внизу, спотыкаясь и что-то выкрикивая, бродит Джек. Основной шум вроде бы доносился из бального зала. Джек немузыкально исполнял обрывки песенок, вел спор с немым собеседником, один раз громко закричал, от чего они уставились друг на друга с застывшими лицами. Наконец, стало слышно, как Джек, спотыкаясь, возвращается через вестибюль, и Венди подумала, что слышит громкий стук – как будто Джек упал или с силой распахнул настежь какую-то дверь. Примерно с половины девятого (то есть уже три с половиной часа) царило молчание.