И все-таки Джека поддразнивал негромкий внутренний голосок:
(да, но откуда взялось спиртное? разве не в этом собака зарыта? Ты знаешь, что бывает, когда ты напиваешься, знаешь это по собственному горькому опыту: когда ты пьешь, ты перестаешь соображать.) Он швырнул коробку «трискитов» через всю комнатушку. Они стукнулись об полку с консервами и свалилась на пол. Джек проводил коробку взглядом, утер губы ладонью, а потом посмотрел на часы. Было почти полседьмого. Он пробыл здесь уже четыре часа. Запертый женой, он провел здесь уже несколько часов, так их растак.
Он уже мог посочувствовать своему отцу.
Джек теперь понял – он никогда не задавался вот каким вопросом: что довело его отца до пьянства. Да, правда… если опускаешься до состояния, которое его прежние ученики называли «вшивый алкаш»… разве дело не в женщине, на которой ты женат? Половая тряпка, а не баба, она всегда молча таскалась по дому с мученическим выражением лица. Ядро, прикованное цепью к отцовской щиколотке. Нет, не ядро на цепи. Она никогда не предпринимала активных попыток лишить отца свободы, а Венди поступила с ним именно так. Судьба отца Джека, вероятно, была скорее подобна судьбе дантиста Мак-Тига из известного романа Фрэнка Норриса: прикован наручниками к мертвецу в пустыне. Да, это более удачное сравнение. Его мать, мертвая духовно и душевно, была скована с отцом наручниками их брака. И все-таки папа пытался поступить справедливо, волоча по жизни ее гниющий труп. Он пытался вырастить четверых детей так, чтоб они отличали хорошее от плохого, понимали дисциплину и, прежде всего, уважали своего отца.
И все они оказались неблагодарными, включая и самого Джека. За что он теперь и расплачивается – его собственный сын тоже оказался неблагодарным. Но оставалась надежда. Он как-нибудь выберется отсюда. И накажет – сурово накажет – обоих. Он подаст Дэнни пример, ведь мальчик повзрослеет… пусть же, когда придет день, Дэнни лучше Джека будет знать, как поступить.
Он вспомнил тот воскресный ужин, когда отец за столом избил мать тростью… как все они ужаснулись. Теперь Джек сумел понять необходимость этого, сумел понять, что отец лишь притворялся пьяным, а его ум все время оставался живым и острым, подстерегая малейший признак неуважения.
Джек подполз к крекерам и снова принялся есть, усевшись возле двери, которую столь вероломно заперла Венди. Он задумался, что же именно заметил отец и как подловил мать своим притворством. Может, она потихоньку глумилась над ним? Показывала язык? Делала непристойные жесты? Или просто надменно и оскорбительно смотрела на него, убежденная, что он слишком отупел от выпитого, чтобы заметить это? Что бы она ни делала, отец застиг ее на этом и немедленно покарал. И теперь, двадцать лет спустя, Джек смог, наконец, оценить отцовскую мудрость.
Конечно, можно сказать, что самой большой глупостью, какую сделал отец, была женитьба на такой бабе – приковать себя к подобному трупу… уж коли на то пошло, к трупу, совершенно его не уважавшему. Но за поспешный брак молодые расплачиваются медленно. Может быть, и отец отца был женат на женщине такого же типа, так что отец Джека подсознательно выбрал в жены такую же – как и сам Джек. Вот только его жена вместо того, чтоб удовлетвориться тем, что пассивно загубила карьеру Джека на одном поприще и изуродовала – на другом, поставила себе задачу, до отвращения требующую активных действий: уничтожить последний шанс мужа стать одним из служащих «Оверлука» и, возможно, в свое время возвыситься… до поста управляющего. Она попыталась отнять у него Дэнни, который был его, Джека, пропуском. Конечно, это глупо – зачем нужен сын, если можно заполучить отца? – но наниматели частенько бывают привержены дурацким идеям, и таково поставленное ему условие.
Теперь Джек понял: он не намерен уговаривать ее. Он попытался урезонить Венди в баре «Колорадо», но она отказалась выслушать и за все свои старания он получил бутылкой по голове. Но скоро ему представится другой случай. Он выберется отсюда.
Джек вдруг затаил дыхание и резко поднял голову. Где-то играли на пианино буги-вуги, а люди смеялись и хлопали в ладоши. Хоть тяжелая деревянная дверь и заглушала звуки, расслышать их можно было. Играли песенку «В старом городе сегодня будет пыль столбом».
Пальцы Джека беспомощно сжались в кулаки. Чтобы удержаться от очередной атаки на дверь, пришлось напрячься. Вечеринка снова началась. Спиртное, должно быть, льется рекой. Где-то, с кем-то другим, танцует девушка, которая под белым шелковым платьем казалась на ощупь такой одуряюще обнаженной.
– Вы за это заплатите! – взвыл он. – Чтоб вы провалились, вы оба за это заплатите! Вы свое получите, чтоб вас! Даю честное слово. Я…
– Ну, ну, – раздался за дверью негромкий голос. – Зачем же кричать, старина, я вас прекрасно слышу.
Джек вскочил на ноги.
– Грейди? Это вы?
– Да, сэр. Именно так. Кажется, вас заперли.
– Выпустите меня, Грейди. Быстро.
– Я вижу, что вы, сэр, вряд ли справитесь с делом, которое мы обсуждали. С тем, чтобы наказать жену и сына.
– Они-то меня здесь и заперли. Отодвиньте засов, ради Бога!
– Вы позволили им запереть вас здесь? – В тоне Грейди прозвучало благовоспитанное удивление. – Ах, Господи. Женщина вдвое меньше вас и маленький мальчик? Вряд ли это характеризует вас как человека, имеющего задатки занять один из самых высоких управленческих постов, верно?
В ручейках сосудов на правом виске Джека запульсировала кровь.
– Выпустите меня, Грейди. Я о них позабочусь.
– Действительно, сэр? Не знаю, не знаю. – Благовоспитанное удивление сменилось благовоспитанным сожалением. – Очень больно говорить об этом, сэр, но я сомневаюсь. Я… и остальные, мы пришли к убеждению, что вы не вкладываете в это души, сэр. Это вам… не по зубам, сэр.
– ВКЛАДЫВАЮ! – заорал Джек. – КЛЯНУСЬ, ВКЛАДЫВАЮ!
– Вы отдадите нам вашего сына?
– Да! Да!
– Ваша жена будет очень сильно возражать, мистер Торранс. Она, кажется… несколько сильнее, чем мы воображали. Так сказать, у нее больший запас прочности. Конечно же, все лучшее она взяла от вас.
Грейди поцокал языком.
– Вероятно, мистер Торранс, вам следовало заняться ей с самого начала.
– Я отдам его, клянусь, – сказал Джек. Теперь он приблизил лицо к двери. Его прошиб пот. – Она не станет возражать. Клянусь, не станет. Она не сможет.
– Боюсь, вам придется убить ее, – холодно заметил Грейди.
– Я поступлю, как должно. Только ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ ОТСЮДА.
– Вы даете слово, сэр? – настаивал Грейди.