– Да. Бывает, у тех, кто глубоко верует в божественность Христа, всю Страстную неделю с ладоней и ступней не сходят кровоточащие язвы. Такое чаще встречалось в средние века. В те дни считалось, что на таких людях – благословение Господне. Не думаю, что католическая церковь объявляла это полным чудом – весьма ловко с их стороны. Стигматы не слишком отличаются от искусства йогов. Просто сейчас такие вещи более понятны, вот и все. Те, кто разбирается во взаимодействии тела с сознанием – то есть, изучают его, понимать-то никто не понимает – считают, что степень нашего участия в управлении теми функциями, которые не зависят от воли человека, куда больше, чем принято думать. Если хорошенько сосредоточиться, можно замедлить свое сердцебиение. Ускорить метаболизм. Усилить потоотделение. Или вызвать кровотечение.
– Думаешь, Дэнни выдумал эти синяки на шее? Джек, я просто не могу в это поверить.
– Поверить, что это возможно, я могу – хотя тоже считаю его маловероятным. Скорее уж он их сам себе поставил.
– САМ СЕБЕ?
– Уже бывало, что мальчик, впадая в эти свои трансы, причинял себе боль. Помнишь, тогда, за ужином? По-моему, в позапрошлом году. Мы были так злы друг на дружку, что почти не разговаривали. И тут – бац! – Дэнни закатил глаза и упал лицом в тарелку. А потом на пол. Помнишь?
– Да, – отозвалась Венди. – Еще бы. Я думала, у него припадок.
– В другой раз мы пошли в парк, – продолжал он. – Без тебя. Дэнни уселся на качели и покачивался туда-сюда. Вдруг он рухнул на землю, как подстреленный. Я подбежал, поднял его и тогда он совершенно неожиданно пришел в себя. Увидел меня и сказал: «Я ушиб попку. Скажи маме, чтоб закрыла окна в спальне, если пойдет дождик». А лило тем вечером, как из ведра.
– Да, но…
– И с улицы он всегда приходит расцарапанный, с разбитыми локтями. А спросишь его, откуда та царапина или эта, так он просто заявляет: «Играл»
– и дело с концом.
– Джек, все дети падают и набивают шишки. А уж мальчишки принимаются за это сразу, как выучатся ходить, и не останавливаются лет до двенадцати-тринадцати.
– Что Дэнни свое получает, я не сомневаюсь, – ответил Джек. – Он ребенок активный. Но я не забыл ни тот день в парке, ни тот вечер, когда мы ужинали. И не могу понять: все ли синяки и шишки нашего чада происходят от того, что он нет-нет, да и полетит вверх тормашками. Этот доктор Эдмондс сказал, что Дэнни вырубился прямо у него в кабинете, Господи ты Боже мой!
– Ну хорошо. Но эти синяки – от пальцев. Клянусь. Их, падая, не набьешь.
– Он впадает в трансы, – сказал Джек. – Может быть, видит то, что некогда случилось в этой комнате. Спор. А может, самоубийство. Сильные эмоции. Это не кино смотреть – мальчик, в очень внушаемом состоянии, попадает в самую гущу этой пакости. Возможно, его подсознание материализовало происходившее там символическим путем… в виде снова ожившей покойницы, зомби, нежити, упыря – называй, как хочешь.
– У меня мурашки по коже, – сказала она охрипшим голосом.
– И у меня. Я не психиатр, но, кажется, такая идея отлично подходит. Разгуливающая покойница символизирует умершие чувства, оконченные жизни, которые просто не желают сдаться и исчезнуть… но, поскольку она – образ подсознательный, она одновременно и самДэнни. В состоянии транса сознание Дэнни подавлено, за ниточки тянет фигура из подсознания. Дэнни обхватывает руками собственную шею и…
– Перестань, – велела Венди. – Я поняла. По-моему, Джек, это еще страшнее, чем крадущийся по коридорам чужак. От чужака можно уехать. А от себя – нет. Ты же говоришь о шизофрении.
– Очень ограниченного типа, – заявил он, но в тоне сквозило легкое беспокойство. – И очень специфической природы. Потому что мальчик, похоже, умеет читать мысли и действительно время от времени способен на вспышки провидения. При всем старании не могу считать это психическим заболеванием. В конце концов, все мы несем в себе шизоидные задатки. Думаю, когда Дэнни станет постарше, он справится с этим.
– Если ты прав, то увозить его отсюда нужно обязательно. Какая разница, что с ним – в этом отеле Дэнни становится хуже.
– Я бы не сказал, – возразил Джек. – Если бы он делал, как ему говорят, то, прежде всего, не полез бы в тот номер и ничего бы не случилось.
– Господи, Джек! По-твоему, если человек не послушался, самое подходящее – это… это наполовину задушить его?
– Нет… нет. Конечно, нет. Но…
– Никаких но, – объявила Венди, яростно мотая головой. – Истина заключается в том, что мы только строим предположения. И понятия не имеем, в какой момент он может свернуть за угол и попасть в одну из этих… воздушных ям, коротких фильмов ужасов или что оно там такое. Мы должны увезти его отсюда. – Она немножко посмеялась в темноте. – Дальше и у нас начнутся видения.
– Не болтай чепуху, – сказал Джек и во тьме комнаты увидел сгрудившихся у дорожки древесных львов – голодных ноябрьских львов, которые уже не охраняли, а стерегли тропу. На лбу выступил холодный пот.
– Ты действительно ничего не видел, да? – спрашивала Венди. – Я хочу сказать, когда поднялся в тот номер. Ничего не видел?
Львы исчезли. Теперь перед ним появилась пастельно-розовая занавеска и покоящийся за ней темный силуэт. Закрытая дверь. Он снова услышал приглушенное быстрое «бух!» и последовавшие за ним звуки, которые могли оказаться топотом бегущих ног. Как страшно, неровно колотилось сердце, пока он боролся с ключом.
– Ничего, – ответил Джек и не погрешил против истины. Он был взвинчен. Не уверен в том, что же происходит. У него не было случая проанализировать свои мысли и найти разумное объяснение синякам на шее сына. Черт возьми, он и сам здорово поддается внушению. Иногда галлюцинации оказываются заразными.
– А ты не передумал? В смысле – насчет снегохода?
Руки Джека внезапно сжались в тугие кулаки.
(Хватит ко мне приставать!)
– Я согласился, верно? Значит, так и будет. Теперь спи. День был длинный и тяжелый.
– Да еще какой, – согласилась она. Когда она повернулась поцеловать его в плечо, простыни зашелестели. – Я люблю тебя, Джек.
– И я тебя, – ответил он, но слова были просто движением губ. Кулаки так и не разжались, как будто руки заканчивались булыжниками. На лбу заметно пульсировала жила. Венди ни слова не сказала о том, что же им делать после того, как вечеринка окончится и они окажутся внизу. Ни единого слова. Только «Дэнни то», да «Дэнни се», да «Джек, как я боюсь!» Да, да, она боится, что в шкафу живет бука, да не один, боится качающихся теней – еще как боится. Но и в реальных причинах для боязни недостатка не было. Спустившись вниз, они объявятся в Сайдвиндере с шестьюдесятью долларами и в тех шмотках, что на себе. Даже без машины. Даже будь в Сайдвиндере ломбард (а его там нет), им нечего было бы заложить, кроме коротковолнового приемничка «Сони» и кольца Венди за девяносто долларов – обручального, с бриллиантом. Приемщик в ломбарде дал бы им двадцать долларов. Добрый приемщик. Работы он не найдет ни временной, ни сезонной – разве что расчищать подъездные дороги, по три доллара за вызов. Джек Торранс, тридцати лет, однажды опубликовавшийся в «Эсквайре» и лелеявший мечты (ему казалось, не столь уж беспочвенные) стать за следующие десять лет ведущим американским писателем, который со взятой в сайдвиндерском «Вестерн-Авто» лопатой на плече звонит в двери… эта картина вдруг встала у Джека перед глазами куда отчетливей, чем львы живой изгороди. Он еще крепче сжал кулаки, чувствуя, как ногти врезаются в ладони, оставляя таинственные кровоточащие следы-полумесяцы. Джон Торранс стоит в очереди, чтоб обменять свои шестьдесят долларов на продуктовые карточки; а вот он стоит в другой очереди в сайдвиндерской методистской церкви, чтобы получить на благотворительной раздаче что-нибудь из вещей и гнусные взгляды местных. Джек Торранс, который объясняет Элу, что им просто пришлось уехать – пришлось бросить «Оверлук» со всем содержимым на растерзание вандалам или ворам на снегоходах и выключить котел, потому что «видишь ли Эл, аттандэву, Эл, там живут приведения и они желают зла моему мальчику. Пока, Эл». Раздумья о главе четвертой – «Для Джека Торранса пришла весна». Что тогда? Когда – тогда? Джек полагал, что, может быть, им удалось бы добраться на фольксвагене до западного побережья. Достаточно поставить новый бензонасос. Пятьдесят миль к западу отсюда дорога идет все время под горку – черт побери, можно пустить «жука» чуть ли не нейтральным ходом и вдоль берега добраться до Юты. Вперед, в солнечную Калифорнию, край апельсинов и случайностей. Человек с репутацией настоящего алкоголика, избивающего ученика и гоняющегося за привидениями, несомненно, сумеет сам выписать себе путевку. Все, что угодно. Техник-смотритель – обслуживание автобусов «Грейхаунд». Автомотобизнес – прорезиненная униформа мойщика машин. Не исключено кулинарное искусство – мытье тарелок в столовой. Или более ответственный пост – например, заливать бензин. Такая работа даже стимулирует интеллект: посчитать сдачу, выписать кредитную квитанцию… «Могу дать вам двадцать пять часов в неделю за минимальную плату». В год, когда хлеб «Чудо» идет по шестьдесят центов за буханку, нелегко слушать такие песни.