— Можете! — грохнул кулаком по столу отец Жанны. Судя по тому, как теперь сияло его лицо, Валентину удалось развеять все его сомнения. — А у него тоже удостоверение есть?
— Константи-и-ин Федотович, — укоризненно протянул юноша. — Какое удостоверение? Он же агент под прикрытием! Могу лишь добавить, что жениха твоя дочка отхватила отменного! Вот такой парень! — поднял авантюрист кулак с оттопыренным вверх большим пальцем.
— Ах ты, ерш твою медь! — восторженно хлопнул себя по ляжкам отец и сорвался с места: — Жанка, выпускай жениха! — крикнул он, высунув голову из кухни. — Скажи: тесть больше драться не будет. Тащи его за стол! Пора, как у нас на Руси заведено, помолвку по-человечески обмыть! А ты, Марьюшка, икону тащи. Молодых благословлять буду.
— Так ты ж неверующий, — послышался из комнаты обрадованный голос Марьи Леонидовны.
— Верующий, неверующий, а традиции чтить надо, — пробурчал Константин Федотович. — Благословлять будем, как нас с тобой родители когда-то благословляли. И четверть из чемодана достань. Наш самогон половчее этой городской дряни будет. Все должно быть по-людски.
— Э, старый, а ты вроде в завязке.
— Ради такого случая ненадолго можно и развязать. Не каждый день дочь замуж выдаем. Это ж событие-то какое!
Валентин обреченно вздохнул и, пока старик стоял к нему спиной, затолкал себе в рот разработанную в их конторе таблетку, нейтрализующую алкоголь. Раз за столом будет и Ромка, вряд ли ему удастся выбраться отсюда насухую.
Без Дашки, разумеется, дело не обошлось. На правах подружки невесты она прискакала после работы уже ближе к вечеру, расцеловала Жанну, треснула по лбу Валентина, когда он попытался подставить ей щеку для поцелуя, поздоровалась с Романом, познакомилась с родителями невесты и попыталась вытащить своего жениха из-за стола под явно надуманным предлогом. Валентин не очень верил, что у нее к нему есть какое-то архисрочное и архиважное дело. Судя по всему, его невесту просто напрягала уже наполовину опустошенная четверть самогона, стоящая на столе. Тем не менее он возражать не стал и, сердечно распрощавшись с хозяевами, покинул теперь уже гостеприимный дом.
На улице их ждал «хаммер» Валентина, на котором, собственно, Дашка за ним и прикатила.
— А где моя «Нива»? — начал крутить головой юноша.
— В контору отогнали. Проверяют на предмет всяких пакостей со стороны сам знаешь кого. Не дергайся. За руль тебе в таком состоянии все равно нельзя, алкаш несчастный.
— Я трезв как стеклышко, — обиженно засопел Валентин.
— Нейтрализатор?
— Ага.
— Ну тогда заслужил. — Дашка чмокнула его в щеку, зябко передернула плечиками и полезла на водительское кресло. — Садись скорее, я замерзла.
— Да, маразм крепчал, чего же боле, что я могу еще сказать? — продекламировал юноша, плюхаясь на переднее сиденье рядом с подругой.
— Слушай, ты точно нейтрализатор принимал?
— Точно. Хочешь дыхну?
— Дыши, — разрешила Дашка, включая обогрев. — Только не на меня.
— Слушай, а действительно холодно, — энергично потер руки Валентин. — Декабрь еще не наступил, а термометр уже за минус двадцать ухнул.
— Сейчас природу во всем мире колбасит. Цунами, наводнения, землетрясения. Диор пророчит, что в следующем году в России будет как в Сахаре, — сказала Дарья, трогая машину с места.
Спереди и сзади «хаммера» тут же пристроились навороченные джипы.
— Это еще что такое? — нахмурился Валентин, и рука его чисто автоматически нырнула под мышку.
— Спокойно. Это наш эскорт. Меня, в отличие от тебя, Папа приказал охранять в открытую.
— Это он молодец, — одобрительно кивнул Валентин.
— Знал бы ты, как меня это уже достало, — честно призналась Дарья. — Папа совсем озверел… в смысле с ума за меня от страха сходит. Раньше, до того как я встретилась с тобой, такого не было.
— Сочувствую. Меня, откровенно говоря, это тоже достало. Поэтому и дурью маюсь. То язык в спину твоему братцу покажу, то еще какую-нибудь мелкую пакость сделаю. Все время чувствую себя под стеклянным колпаком, а потому надеюсь, что увидит, — тяжко вздохнул юноша. — Такое ощущение, что даже в сортире за мной следят. Неприятно, знаешь ли. Меня так и подмывает нанять кучу профи и обшарить свою берлогу на предмет всяких там датчиков, видеокамер и жучков.
— Успокойся. Ни в одном из твоих гальюнов камеры не установлены.
— Точно знаешь?
— Точно знаю. В нашей конторе извращенцев нет. Да и все то, что происходит в твоем шикарном особняке, фиксируется лишь в охранной системе дома, чтобы в случае чего потом можно было выудить оттуда записи и проанализировать, что там у тебя произошло. В частную жизнь своих сотрудников контора не лезет. Мы контролируем только периметр особняка на предмет прорыва.
— Да, а как ты определила, что я к Ромке с Жанной рванул? Маячок на мне или в машине затаился?
— А вот этого тебе знать необязательно! — отрезала Дарья.
— Это еще почему? — возмутился юноша.
— Пока ты на глазах, у меня сердце на месте, — поджала губы девушка.
Валентин понял, что она боится за него так же сильно, как Стас боится за нее, и ему стало стыдно.
— Дашенька, лапочка, клянусь, — покаянно сказал он, — больше ни в какие истории по собственному почину влезать не буду.
Машина выкатила за город и в сопровождении эскорта помчалась в направлении элитных особняков сильных мира сего.
— Не влезешь — втащат, — обреченным голосом сказала Дарья. — Истории сами тебя находят. Потому Стас и бесится, когда я с тобой рядом. У него, кроме меня, никого нет.
Машины въехали в поселок и подкатили к особняку Валентина. Девушка вытащила из сумочки планшетник, пробежалась тонкими пальчиками по панели, и на экране высветилось схематичное изображение особняка со всей прилегающей к нему территорией. Юноша сразу увидел мерцающую зеленую точку около ворот.
— Надо полагать, это я? — осведомился он.
— Ты, — кивнула девушка. — Периметр не тронут. Можешь садиться за руль, заезжать и парковаться.
— Пьяному за руль нельзя, — заволновался Валентин, — давай лучше ты. Разрешаю заехать прямо в спальню и…
Он все-таки схлопотал по лбу.
— Тебе что, жить надоело? Стас нас обоих убьет. Меня не знаю, а вот тебя точно. И потом, я же тебе говорила: до свадьбы ни-ни!
— Ну до чего же дикая семейка, — расстроился Валентин, — ваши понятия о нравственности устарели лет на сто, если не на двести! Дашенька, до свадьбы еще три месяца. Да я же чокнусь!
— Ничего, потерпишь. Потом, у меня еще работа.
— Какая такая работа?