– Нет, у них каждая пара рук на счету. А если я не поеду, то вообще сойду с ума – все буду мучиться, как они там без меня.

Но оба они хорошо понимали, что дело не только в этом. В душе Офелии кровоточила новая рана – теперь она знала, что потеряла не только мужа и сына, но и все иллюзии.

Муж и лучшая подруга предали ее, и, наверное, оттого ей и не хотелось оставаться одной. Однако она держалась неплохо, и у Мэтта немного полегчало на душе. Если бы только не ее ночные вылазки, в особенности сейчас, когда мысли ее заняты совсем другим! В таком состоянии, как она сейчас, долго ли до беды? Не дай Бог, случится непоправимое!

Но все обошлось. Ночное дежурство выдалось на удивление спокойным, сообщила она Мэтту, когда он позвонил в среду утром узнать, как у нее дела. Следующее дежурство – в ночь со среды на четверг – было похоже на предыдущее как две капли воды. Их группа завернула в пару мест, где под открытым небом ночевали бездомные, в основном молодежь. Кое-кто из них выглядел еще вполне прилично, словно недавно ушел из дома, и сердце Офелии сжималось от боли при одном только взгляде на несчастных. Чистенькие мальчики и девочки из благополучных семей, и только затравленный взгляд выдавал в них бездомных, а от их рассказов у Офелии стыла кровь – столько в них содержалось отчаяния и безнадежности.

В субботу наступил день ее рождения, и совершенно неожиданно для самой Офелии он превратился в настоящий праздник. Они собирались сначала отпраздновать его дома, а уже потом отправиться в ресторан. Пип едва могла усидеть на месте. Когда подъехал Мэтт, она кубарем скатилась с лестницы и кинулась к машине помочь ему достать портрет. Сначала Офелии велели закрыть глаза, потом вдруг губы дочери прижались к ее щеке, и Пип торжественно протянула ей портрет и огромный букет цветов. Офелия сдавленно ахнула. И залилась слезами.

– О Господи… это просто чудо! Пип… Мэтт… у меня нет слов! – Крепко держа портрет в вытянутых руках, Офелия не могла оторвать от него глаз. Портрет явно удался, тем более что Мэтт передал не только одухотворенную прелесть детского личика Пип, ее сходство с лукавым лесным эльфом, но, что самое главное, и ее характер. Стоило Офелии бросить взгляд на портрет, как на глаза тут же наворачивались слезы. Она боялась даже на минуту выпустить его из рук. Мэтту с Пип пришлось уговаривать ее, когда настало время ехать в ресторан. Если бы можно было сразу же повесить портрет на стену, Офелия непременно осталась бы дома. Весь вечер она только и делала, что со слезами благодарила его за чудесный сюрприз, и Мэтт ощущал себя совершенно счастливым. Это было все, о чем он мечтал.

День рождения получился просто замечательный. Мэтт заранее побеспокоился о том, чтобы заказать для Офелии праздничный торт со свечками. Усталая, но совершенно счастливая, Пип на обратном пути клевала носом. Для нее сегодняшний день рождения матери тоже был не совсем обычным. Сколько месяцев она предвкушала тот миг, когда сможет подарить ей свой портрет, и вот теперь, после всех волнений и переживаний, чувствовала себя словно воздушный шарик, из которого вышел воздух. У нее еще хватило сил порадоваться, когда Офелия, вернувшись домой, первым делом кинулась к портрету. Потом, поцеловав мать и Мэтта, Пип отправилась спать, совершенно удовлетворенная тем, что Офелии понравился их подарок.

– Просто даже не знаю, как благодарить вас, Мэтт! Это самый прекрасный подарок из всех, который я когда-либо получала! – И Офелия ничуть не кривила душой. Такой подарок мог сделать тот, кто любит. А портрет был подарком не только от Пип, но и от Мэтта тоже.

– Нет, вы все-таки удивительная женщина, – тихо проговорил он, усевшись возле нее на диване. Удивительная женщина с благородным сердцем, добавил он про себя, вспомнив, как поступила с ним Салли. А что пришлось пережить самой Офелии?! Им обоим здорово не повезло в жизни, учитывая, с какой подлостью они столкнулись.

– Вы всегда так добры и ко мне, и к Пип, – с искренней благодарностью прошептала Офелия.

Покачав головой, Мэтт взял ее руку в свои.

«Доверьтесь мне», – хотелось ему сказать. Конечно, он чувствовал, что Офелия доверяет ему, но вот насколько? А то, о чем он собирался с ней поговорить, предполагало полную откровенность и доверие между ними.

– Вы этого заслуживаете, Офелия. И Пип тоже.

У него вдруг появилось странное чувство – словно они были единственными близкими ему людьми.

И у них с Пип тоже не оставалось никого, кроме него, Мэтта. Весь остальной мир вдруг будто перестал существовать.

Не сводя с Офелии глаз, Мэтт медленно наклонился к ней и очень осторожно коснулся губами ее губ. Мэтт уже успел забыть, когда он в последний раз целовал женщину. А с тех пор, как погиб Тед, Офелию вообще никто не целовал, кроме Пип. Для них обоих поцелуй стал полной неожиданностью. Они с Мэттом были очень похожи: стойкие на вид, но с хрупкой, чувствительной душой, оба успели привыкнуть к мысли об одиночестве. Офелия оцепенела. Она совершенно не ожидала, что Мэтт вдруг решится поцеловать ее. Больше всего он боялся, что она испугается или решит его оттолкнуть. К огромному его облегчению, ничего подобного Офелия не сделала. Она как будто застыла, но, когда Мэтт отодвинулся, оба задыхались. Мэтт невольно сжался, ожидая, что она рассердится, но, когда он робко поднял на нее глаза, в лице Офелии он не увидел ни гнева, ни обиды – одно лишь безмерное удивление. Осторожно обняв ее за плечи, Мэтт привлек Офелию к себе.

– Что вы делаете, Мэтт?! Это какое-то безумие!

Она всегда мечтала только об одном – чувствовать себя в безопасности. В конце концов ей это почти удалось. Но потом ее маленький мир рассыпался на части, едва не похоронив ее под обломками. И вот теперь единственным местом, где она чувствовала себя в безопасности, стали объятия Мэтта. Странно, но и у него в присутствии Офелии почему-то возникало такое же чувство.

– Не думаю, – уверенно сказал он. – Меня уже давно тянет к вам, Офелия. Наверное, я и сам не сразу это понял. Но я молчал. Может, боялся вас напутать. Думал, скажу что-нибудь, а вы вообще не захотите меня больше видеть… Вам ведь столько пришлось пережить.

– И вам тоже, – прошептала Офелия, нежно коснувшись кончиками пальцев его щеки и внезапно подумав о том, как будет ликовать Пип. На губах ее мелькнула улыбка. Когда она сказала об этом Мэтту, глаза ее смеялись.

– Знаете, я ведь тоже ее люблю. И просто дождаться не могу, когда познакомлю вас со своими детьми!

– Я тоже, – кивнула Офелия. Лицо у нее сияло от счастья. И Мэтт с улыбкой снова поцеловал ее.

– С днем рождения, милая, – прошептал он. Через мгновение губы его прижались к ее губам.

Когда за ним захлопнулась дверь, Офелия еще долго сидела в темноте, закрыв глаза и улыбаясь. Лучшего дня рождения у нее еще не было никогда.

Глава 23

В первый же вторник после ее дня рождения Офелии опять предстояло ночное дежурство. Боб ворчливо напомнил ей, что в прошлый раз она вела себя на редкость беспечно, когда они обходили «стойла» – так он обычно именовал коробки, в которых ютились бездомные. Как правило, они по двое двигались от одного такого импровизированного жилища к другому, расспрашивая их обитателей, в чем они нуждаются. Во время подобных обходов следовало быть начеку, чтобы избежать неприятных сюрпризов, напомнил ей Боб. А Офелия бродила как во сне. Взгляд у нее был мечтательный, и она не раз и не два поворачивалась спиной к обитателям трущоб, а этого делать не следовало. Как правило, все заканчивалось достаточно мирно, но они никогда не должны забывать об осторожности – одной из основных заповедей их команды. Тут, на улицах, царил закон джунглей. Обычно те, о ком они заботились, трогательно благодарили их, не выказывая ни малейшей враждебности, и на глаза их порой наворачивались слезы. Однако встречались среди них и другие – ожесточенные и озлобленные изгои, только и ожидавшие случая, чтобы выместить на ком-нибудь зло, которое причинили им. Так называемые двуногие хищники готовы были на все, лишь бы урвать кусок побольше, отобрав и то немногое, что доставалось их собратьям по несчастью. Как ни грустно сознавать, но все члены их команды прекрасно знали, что едва ли треть того, что они раздавали, попадает в руки тех, кому это предназначено. Все обитатели дна думали лишь об одном – выжить любой ценой. А для этого все средства хороши. Все, что можно было сделать для несчастных, – это пустить им пулю в лоб и молиться, чтобы все обошлось.