Около года назад о Сиреневом бульваре пришлось вообще забыть. Это случилось из-за очередного донора, спортсмена Клочкова. Он оказался крепким орешком и, хотя Вера проделала свою работу безупречно, никак не хотел успокоиться, стал настойчиво преследовать ее, везде разыскивать и дошел до того, что даже снял соседнюю квартиру, чтобы подстеречь Веркино появление. С тех пор молодая женщина вообще не показывалась на Сиреневом, хотя ей и очень нужно было заехать туда – в квартире остался альбом с семейными фотографиями, где должно было быть и фото бабы Тоси. А то нехорошо как-то, что бабушкина могила столько времени стоит без памятника, только с крестом да запаянным в пластик бумажным снимком…
Поджидая момент, Вера изредка созванивалась с соседкой, болтала с ней о всякой ерунде и иногда между делом интересовалась, как дела у ее жильца. Та, естественно, ни о чем не подозревая, подробно, во всех красках расписывала, как плохо тот выглядит и странно себя ведет – болеет, не иначе. В конце концов жилец куда-то пропал, и Вера, выждав несколько недель, решила, что все-таки может съездить к себе. Авось обойдется, и она не встретит там ни Клочкова, ни Васильцова, который, оказывается, тоже очень активно разыскивал ее и до смерти напугал в клубе.
В середине знойного, одного из самых жарких дней этого лета она подъехала к своему дому и уже хотела выйти из машины, как дверь ее подъезда распахнулась, и оттуда появились двое. Не вышли, а именно появились, потому что шел только один из них и тащил, буквально волок за шиворот второго, а тот кричал, плакал и упирался. Вера так и замерла в своем автомобиле, потому что узнала обоих. Вторым был ее предпоследний объект, тот самый Васильцов (не напрасно она его опасалась!). А первым – водитель ее последнего объекта, Виктора, который, как чувствовала Вера, тоже находился где-то рядом. Интересно, он-то что тут делает? Трудно поверить, чтобы его пребывание здесь оказалось случайностью, простым совпадением. Неужели ищет ее, Веру? Но как он сумел вычислить, где она живет, если даже не знал ее фамилии? Оставаясь в машине, Вера принялась наблюдать за подъездом. К счастью, она могла не бояться, что ее увидят – стекла в ее «Ауди» были тонированными.
Интуиция не обманула – вскоре из обшарпанной двери действительно вышел Виктор. Она с тревогой вгляделась в его невысокую худощавую фигуру, его точеное лицо со слегка раскосыми, намекающими на далеких татарских предков, глазами. Выглядел он неважно – побледнел, осунулся, под глазами темные круги… И Вере вдруг впервые за все время ее работы с отцом стало кого-то жаль.
Именно его – Виктора. В отличие от других доноров, которых она про себя именовала исключительно по фамилии, а то и просто «объект», его тянуло называть только Виктором, и никак иначе. Почему-то она сразу выделила его из череды подопытных – а их было немало, человек десять, а то и двенадцать (ей не хотелось считать). Обычно во время подготовительного периода – скрытого наблюдения за подопытным, сбора материала о нем, выявления сферы его интересов и возможных мест знакомства – доноры интересовали Веру исключительно как объекты исследования и вызывали у нее не больше чувств, чем вызывает микроб у лаборанта, наблюдающего за ним в микроскоп. Здесь все было иначе. Впервые увидев в журнале «Деньги» фотографию главы агентства недвижимости «АРК», она вдруг подумала: «Симпатичный какой…» И читала интервью с ним с огромным интересом, пытаясь выудить из текста как можно больше информации, прочитать между строк, чем живет этот человек, что любит, чем увлекается. Позже, когда они с отцом обсуждали предполагаемое место ее знакомства с Виктором, Вера не приняла ни один из предложенных папой вариантов, а настояла на клубе «Зеленая дверь» – том самом, который они использовали для ее встречи с Васильцовым. Папа возражал, утверждал, что такое повторение рискованно, и к тому же очень маловероятно, что Волошин поведется на дешевую рекламку и отправится в сомнительный клуб знакомств. Но Вера была непоколебима. Она знала, что он туда придет. И оказалась права. Выследила накануне волошинский синий «Вольво», подбросила, воспользовавшись первым же удобным моментом, листовку за «дворник» и совсем не удивилась, увидев на другой же день Виктора в «Зеленой двери». Неожиданностью стало разве что появление Васильцова, причем неожиданностью досадной, но оно сыграло ей только на руку.
Правда, в первый момент, когда появился бывший банкир, она ужасно испугалась. И долго не могла успокоиться… Но страх вскоре прошел, а непонятное волнение осталось. Сидя в стильной, точно с журнальной картинки, кухне Виктора, она никак не могла понять, отчего так колотится сердце? Вера давно уже не ожидала от себя таких сильных эмоций. Что с ней? Она изо всех сил старалась взять себя в руки и внешне вроде бы не выдала себя ничем, держалась так, как нужно, – но сердце все колотилось и колотилось.
Они пили кофе и молчали. Что думал Виктор, Вера не знала, но сама она думала о том, какие красивые у него руки. Большие, но изящные и сильные, как у пианиста, причем это не пустая метафора – Вера занималась музыкой, ей ли не знать! И эта форма пальцев… Ее вдруг захлестнуло горячей волной. Вдруг до судорог, до дрожи захотелось, чтобы эти руки обняли ее, сжали бы талию, ласкали бы ее волосы, лицо, грудь… Усилием воли она заставила себя собраться, прервала поток собственных грез. Но проклятое сердце продолжало стучать, набатом отдаваясь в барабанных перепонках.
Наверное, этот момент был переломным. С него-то все и началось. Все пошло куда-то не туда. Сначала Виктор, хоть и был одурманен дымом ее сигарет, вместо того чтобы уснуть, отправился в кабинет и сидел там за компьютером до глубокой ночи. Потом вдруг поднялся к ней, и ей пришлось притвориться спящей. Он как-то долго, мучительно долго стоял в дверях и разглядывал ее, Вера чувствовала это, даже не открывая глаз. Ей стоило больших усилий не выдать себя, она старательно концентрировалась на ровном глубоком дыхании и с огромным волнением думала о том, что сейчас может произойти. Обычно она избегала близости с объектами, даже их прикосновения были ей неприятны. Но сейчас все складывалось по-другому. Все ее существо, каждая клетка ее тела жаждала, чтобы то, что могло случиться, действительно бы случилось. И когда Виктор все-таки покинул ее комнату, Вера точно со стороны услышала собственный вздох, в котором было куда больше сожаления, чем облегчения.
Среди ночи она спустилась, отыскала в этой огромной квартире его спальню и приступила к совершению обряда. С неуклюжестью новичка, словно не было долгих лет постижения ведовского искусства, Вера спотыкалась в самых простых, давно зазубренных до автоматизма вещах. Она путала слова заговоров, свеча то и дело гасла и дважды выпадала из рук, которые дрожали так, что ножницы отказывались им повиноваться.
«Кто-то ворожит против меня, – подумала она с суеверным страхом. – Папа не рассчитал наших сил. Этот человек… Виктор… Он находится под защитой мощной магии. Более мощной, чем та, которую осуществляю я. Что же мне делать? Что делать?»
Кое-как она завершила обряд, не уверенная, что будет результат, и даже скорее наоборот – уверенная, что ничего не получилось. Но не ушла, а вместо этого опустилась прямо на пол у постели спящего Виктора и долго сидела так, вглядываясь в его лицо. Обычно мужчины во сне выглядят такими… низменными, что ли. Мужчина привык, что лицо нужно держать в напряжении всех мускулов, что надо следить за собой, и когда во сне мускулы расслабляются, а по лицу блуждают отражения снов, вид получается, как правило, неприглядный. Однако Виктор спал совсем по-другому. Во сне лицо у него было красивое и доброе, как у ребенка. Как у ребенка, который ждет, что утром его встретит что-то хорошее.