– За тебя, Емельянов! – провозглашала она, поднимая бокал. – Ты – молодец! Я всегда знала, что ты гений, и верила в тебя! Поэтому за тебя… и за нас! Вместе мы горы свернем!
Бокалы мелодично звякнули, Илья глотнул вина и почувствовал, как по телу побежало сладостное тепло. Вот и хорошо, нужно расслабиться. Все он сделал правильно, все будет хорошо. А все предчувствия – это пустяки, ненужные сантименты и розовые сопли.
Подруга, как могла, поддерживала его – один ее вид говорил, что он прав. Улыбаясь и смеясь, она что-то рассказывала, а он, растворившись в музыке и собственных мыслях, слушал ее словно откуда-то издали…
В отель они вернулись если не пьяными, то, как бы это сказать… Тепленькими.
– Ты мне подставишь свое мужское плечо, а то я, кажется, выпила лишнего? – спрашивала его Марина. – Боюсь, не дойду до номера…
Добрались, впрочем, благополучно. Сбросив туфли, она свернулась клубочком на диване, где ему предстояло спать, и вдруг сказала, отбросив шутливость:
– И еще, Емельянов… Разговор у меня к тебе есть, серьезный.
Опустившись в кресло напротив, Илья весь напрягся – судя по тому, с каким рвением Маринка крутила кольцо на среднем пальце левой руки, она немало волновалась – значит, что-то действительно важное.
– Видишь ли… Мне неприятно тебе об этом говорить… Я долго думала, сказать или промолчать… И в конце концов решила, что все-таки должна сказать. Ведь я твой друг, и было бы просто нечестно утаивать от тебя правду…
– Марина, да говори же ты толком, – не выдержал он. – Хватит ходить вокруг да около. Что случилось?
– А случилось то, что твоя жена тебе изменяет. Да-да, Емельянов, у Аллы есть любовник. И это не сплетни, не чьи-то домыслы, а факты. Я сама, своими глазами видела, как она выходила с ним из отеля и целовалась на пороге.
Илья молчал. Решив, что он просто не верит в услышанное, Марина продолжала:
– Один из клиентов назначил мне встречу в отеле. Я приехала туда и вдруг увидела – выходит твоя Алла под ручку с…
– Я знаю, – вдруг глухо сказал Илья.
– Неужели?
– Ну… То есть не знаю, но давно догадался. Очень трудно не догадаться, когда жена приходит якобы со встречи с подружкой, а пахнет мужским одеколоном.
Марина искоса поглядела на него:
– А кто ее любовник, ты тоже знаешь?
– Нет, не знаю и знать не хочу, – твердо отвечал он. – Мне нет до этого никакого дела.
На некоторое время в комнате воцарилось молчание. А потом, прервав его, Марина спросила:
– Скажи, Илья… А почему ты до сих пор с ней? Ты знаешь, что она тебе неверна, вы давно охладели друг к другу, практически стали чужими людьми. Что держит вас вместе?
– Я много думал об этом и потому могу ответить тебе сразу. – Он переменил позу, чуть облокотившись на спинку кресла. – Нас держит Максим. Вернее, меня держит. Я не расстаюсь с Аллой только из-за сына. В случае развода он, конечно же, останется с ней – и она окончательно его испортит. А пока у меня еще есть надежда.
– То есть ты хочешь сказать, что… – начала Марина, но договорить не успела. Резкий звонок телефона прервал ее на полуслове. Оба вздрогнули от неожиданности и в первый момент даже не поняли, что происходит, поскольку менее всего ожидали, что кто-то будет звонить сюда, в номер гостиницы.
– Может, это Агафонов? – предположила Марина. – Надумал еще что-то купить?
Илья торопливо снял трубку.
– Сеньор Емельянов, – сказали на том конце провода по-английски, – вам звонят из Москвы.
– Из Москвы? Да-да, я слушаю! – где-то внутри противным холодком шевельнулось дурное предчувствие.
В трубке раздался щелчок, невнятное бормотание и потом вдруг всхлипывание.
– Алла? Это ты? Ты плачешь? – удивленно и испуганно спросил он. Остатки хмеля мигом слетели с него.
– И… И… Илья, – захлебываясь рыданиями, выговорила супруга. – Прилетай, а? Скорее!
– Да что случилось? – сорвался он на крик, все сильнее чувствуя – вот она, та самая беда. Та беда, чьи тихие шаги он издалека почувствовал в доме Агафонова, когда продал картину с ладошкой сына. Вот она, эта беда, пришла.
– Ма… Максим! – преодолевая спазмы, выговорила Алла.
– Что? Что с ним? – заорал Илья.
– Он попал… в неприятную ситуацию…
– Алла, да говори ты толком! Что с сыном? Он жив? Что случилось? Он болен? Несчастный случай? Что?
– Он… в общем… он в милиции… его арестовали… Он… Прилетай скорее, Илюш, а? Максимку надо спасать…
Через два с половиной часа Илья вылетел в Москву. Марина осталась в Каталонии улаживать дела.
Ту жуткую пятницу, пятнадцатое октября, Максим помнил до сих пор. И ведь вроде бы ничего не предвещало беды – а вот поди ж ты, как все обернулось…
В тот день он все-таки поехал в универ, хотя до этого долго там не появлялся. С тех пор как Лена сообщила ему о разрыве, он вообще забил на занятия. Какая тут, на хрен, учеба, когда, почитай, вся жизнь кончена? Расставание с Леной Макс переживал очень тяжело, обида жгла изнутри день и ночь, он не мог думать ни о чем другом, даже во сне постоянно снилась их последняя встреча в кафе на Чистых прудах и эти тяжелым камнем упавшие на душу слова: «Максим, нам надо расстаться». Сколько он ни просил, ни умолял, ни уговаривал Лену подождать, не рубить сплеча – девушка была непреклонна. А он был так ошеломлен и возмущен ее неожиданным сообщением, но даже не смог толком выяснить, что подтолкнуло ее к подобному решению. Услышал лишь один внятный аргумент – она его не любит. И все.
С тех пор Макс возненавидел весь мир, включая себя и Лену. Особенно раздражал вид влюбленных парочек, которые любезничали, обнимались и миловались при всем честном народе. Было такое чувство, что они делают это специально, назло ему, Максиму, чтобы ткнуть его в самое больное место. Типа, видишь, как у нас все хорошо? А тебя девушка бросила. И поделом тебе, потому что ты лох!
Чтобы хоть как-то спастись от гнетущего душевного состояния, Макс ударился в загул. Все дни и вечера проводил в тусовках с Яром, Гочей или еще кем-то из многочисленных приятелей и возвращался домой только под утро, обычно пьяный в хлам. Мать укоризненно качала головой, отец лез со своими нотациями, но Максиму было не до предков.
Однако в тот день пришлось все-таки выйти из штопора. Выяснилось, что в пятницу наконец-то в универе появится препод, которому Макс должен сдать зачет, заваленный в прошлом году, в летнюю сессию. Этот препод – тот самый принципиальный, единственный, кто отказался принять у студента деньги вместо ответа, – был у них в универе редким гостем, потому что преподавал историю России. Зачем, скажите на милость, нужна в строительном университете история, других предметов, что ли, мало? Так ведь нет, ввели и историю, и естествознание, и еще какую-то муть, якобы теперь эти курсы стали обязательными во всех вузах страны. Вот и пришлось оставленному на осень студенту Емельянову весь сентябрь ходить с «хвостом», отлавливая препода, который то вообще отсутствовал, то ему было некогда… Наконец упертый старикан назначил ему время, крайне неудобное – в пятницу, после занятий. Макс ругал его на чем свет стоит, но вынужден был поехать в универ – деваться-то некуда.