Только благодаря Алле его круг общения оставался достаточно широким. В их доме часто бывали люди, устраивались какие-то приемы – жена настаивала на том, чтобы он поддерживал знакомство с бывшими однокашниками. Спецшкола, которую окончил Илья, в свое время считалась элитной, многие ее выпускники вышли в люди и стали крупными специалистами, возглавляли свой бизнес или занимали видные посты. Саша Глазков, с которым Илья в пятом и шестом классе сидел за одной партой, даже стал депутатом Думы. Бывшим сокурсникам по Строгановке в целом повезло чуть меньше: лишь немногие из них стали известными и пробились наверх, остальные держались как-то так, ни шатко ни валко, а большинство вообще сошли с дистанции, спились или и того хуже… С теми, кто остался, Илья продолжал общаться, но по-настоящему, всей душой, был привязан только к Марине. А из друзей детства – только к Славе Буковскому. К счастью, Славка, занимавший высокий пост, никогда не думал, что Илья дружит с ним из корыстных соображений. За столько лет они уже стали очень близкими людьми, почти родными, понимали друг друга с полуслова, и общение им никогда не надоедало. Вот и сейчас они протрепались почти полчаса – так, о всякой ерунде, – и прервались только потому, что раздался звонок домофона.
– Маринка пришла, – сказал Илья другу.
– А! – Даже по телефону было понятно, что Слава усмехнулся. – Ну, привет нашей бизнес-леди.
– Зря ты ее не любишь, старик, – привычно отвечал Илья. – Она хорошая.
– Ладно, ладно, не начинай. Все это уже сто раз сказано… Иди открывай. Нехорошо заставлять даму ждать. Пока, услышимся!
И в трубке раздались гудки. Поставив ее на базу, Илья поспешил к двери.
Марина, как всегда, влетела, точно вихрь. Не успел он щелкнуть замком, как она, буквально на лету сбросив плащ и цокая каблуками по паркету, уже была в комнате, а затем и в кухне.
– Пить хочу, умираю…
Не спрашивая разрешения, вынула из сушилки чашку, налила воды из фильтра, осушила ее несколькими жадными глотками, вытерла губы тыльной стороной кисти. Будучи частым гостем у Емельяновых, Марина вела себя здесь, как дома, и все давно к этому привыкли.
Напившись, Марина поставила чашку в мойку и решительно направилась в гостиную. Илья последовал за ней.
– Ну вот что, дорогой мой Емельянов, – начала она, усаживаясь на диване и вытягивая ноги, – скажу без ложной скромности: тебе со мной очень повезло.
– Да я никогда в этом и не сомневался, – улыбнулся Илья.
Он и правда так думал. Невозможно было даже представить себе, как бы он существовал без Маринки. С ней он обсуждал замыслы своих картин, с ней советовался в трудные моменты, ей первой показывал готовые работы. Именно Марине, даже чаще, чем Славке, он звонил, когда тяжело было на душе и казалось необходимым поговорить с близким человеком, а то и просто выплакаться. И при этом она еще и помогала ему в работе. Именно Марина, когда они еще были студентами пятого курса, пристроила в художественный салон его картину – и ее почти тут же купили, аж за сто рублей. Смешно вспомнить, что они тогда с Маринкой о себе возомнили, как развесили уши, воображая, что вот-вот, буквально завтра, Илья Емельянов станет знаменитостью и они разбогатеют… Конечно, тот первый успех был случайностью, не больше. Следующую работу им удалось продать только через несколько лет, Илья к тому времени уже был женат и растил Максимку. Как раз началась перестройка, многие художники продавали свои картины на Вернисаже, на Арбате, на Крымской набережной. Илья совсем было собрался примкнуть к ним, но Марина решительно его отговорила.
«И думать не смей, Емельянов! – заявила она. – Это – болото, зыбучие пески, смерть для творческого человека. Настоящие знатоки искусства картины на улице не покупают, а рисовать китч и дешевку на потребу публике – это унизительно. Ты же не собираешься разменивать свой талант на медные пятаки, Емельянов!»
И он послушался, хотя потом неоднократно жалел об этом. Особенно в то время, когда началась инфляция и его зарплаты реставратора перестало хватать даже на кисти и краски. Те годы вообще были тяжелыми. Алка, не привыкшая к трудностям, то и дело закатывала скандалы. Хорошо, что тесть быстро сориентировался, открыл свое дело и поправил материальное положение семьи. Все опять наладилось, у Аллы снова появились деликатесы и заграничные тряпки, к тому же они стали всей семьей выезжать за границу. Там от обилия новых впечатлений на Илью буквально нахлынуло вдохновение. Пока остальное семейство бродило по магазинам, он рисовал и, на удивление, быстро создал те три картины, которые потом и купил с подачи какого-то знакомого тестя владелец арт-галереи. Это были единственные работы Емельянова, проданные не Мариной (чего она ему до сих пор не могла простить). Всех остальных покупателей находила она. Подобное случалось не так часто, но все-таки благодаря ей Илья мог спокойно существовать, не чувствуя, что сидит на шее у Аллы. Хотя, конечно, зарабатывал он немного, приходилось экономить на всем, даже на красках. Вот и сейчас ему уже давно пора было бы обновить свои запасы, но в бумажнике только что ветер не гулял. И это было большой проблемой для Ильи – большей, чем он сам себе мог признаться. Любому мужчине неприятно, когда жена зарабатывает больше его. А если она еще тычет ему этим в лицо, покупая тряпки и побрякушки и каждый раз подчеркивая, что его денег не хватит ни на что подобное, – это неприятно вдвойне. Так что добрая весть, которую, как кажется, принесла Марина, может оказаться весьма кстати.
– Ну, говори, не томи! – поторопил он подругу. – Что там у тебя?
– А то, что я нашла тебе жирненького покупателя! – Она вся сияла, весьма довольная собой. – Слушай меня внимательно и запоминай. Покажешь ему «Камиллу» и «Осенний пейзаж», я с ним о них договорилась. А заодно еще пару-тройку, скажем, «Пиковую даму», «Подснежник»… и вон ту, с ладошкой…
Илья нахмурился:
– Марин, ты что говоришь? Ты же знаешь, я «Ладошку» даже не выставляю. Она для меня как талисман. Я ни за что ее не продам!
– Да кто тебя просит продавать ее? – напирала Марина. – Ты просто покажешь, какое разнообразное у тебя творчество. Так, чтобы себя зарекомендовать…
– Ладно, – не слишком охотно согласился Илья. – Просто показать могу. Когда он приедет?
Марина вдруг замолчала.
– Илюш, он не приедет, – проговорила она после паузы. – Он хочет, чтобы ты сам приехал к нему с картинами.
– Я?!
– Ты. Ну, то есть мы, – затараторила Марина. – Я с тобой тоже поеду, хотя у меня и дел невпроворот. Но ты же переговоры вести вообще не умеешь, обязательно накосячишь, а мне потом разгребать… Этот Агафонов, покупатель, такой вреднючий, еще, глядишь, потом вообще со мной работать откажется…
– Марин, а с какой стати мы должны ехать к нему и везти картины? – недоумевал Илья. – Это же не марки и не спичечные коробки, их перевозить целая история… Он что, стар или болен, твой Агафонов, не может выбраться из дома?
– Не заводись, Илюш. – Марина положила свою тяжелую руку с коротко остриженными ногтями ему на плечо. – У богатых свои причуды. Ему, понимаешь ли, хочется сразу увидеть, как будут смотреться твои картины в интерьере его дома…