– Лешка, но тебе-то зачем это надо? Ты ведь к сочинительству ни сном ни духом…
– А просто так. За компанию. Я ведь так и не решил, куда буду поступать, а вдвоем намного веселее.
– Ну-у… Я не знаю… – заколебался Борис, но Алеша, хорошо знавший друга, уже понял по его глазам, что тот согласен. Более того, очень рад такому предложению.
Вопрос с публикациями решился на удивление легко. Не прошло и нескольких дней, как друзей вызвала к себе завуч по учебно-воспитательной работе. Выяснилось, что ей позвонили из редакции многотиражки завода, который шефствовал над школой, и попросили прислать кого-нибудь из толковых ребят, кто может быстро сделать репортаж о новогодних елках в заводском клубе.
– Справишься, Звягинцев? – строго спросила завуч. – Ну а ты, Ранцов, поможешь товарищу?
Друзья молча и абсолютно синхронно, точно слаженный дуэт мимов, кивнули головами. Ходить на елки, наблюдая за веселящейся малышней, и с самым серьезным видом, как настоящие корреспонденты, брать интервью у их родителей и артистов, развлекающих детвору, ребятам очень понравилось. Сначала они немного смущались, было неловко подойти и заговорить с незнакомыми людьми, но потом ничего – вошли во вкус. И даже получили от исполнителя роли Деда Мороза по подарку – красной пластмассовой коробке в виде кремлевской башни, полной конфет. Ребята для приличия поотнекивались, но потом все-таки подарки взяли.
А в первые же дни после каникул Алексей увидел свою и Борькину фамилии на листе пахнущей свежей типографской краской настоящей газеты. И ошалел от счастья.
– Молодцы, ребята! – Высоченный и тощий, как жердь, редактор многотиражки пожал приятелям руки. – С почином вас, так сказать! Знаете, для первого раза очень неплохо! Слушайте, а может, вы мне и спортивный репортаж сделаете? У нас в следующие выходные лыжная гонка намечается.
После лыжной гонки был День Советской Армии, потом Международный женский день, потом Всесоюзный коммунистический субботник, потом 9 Мая… Таким образом, к концу учебного года у ребят уже собралась целая подборка – три совместных статьи и по четыре самостоятельных на каждого. Более чем достаточно для творческого конкурса на факультете журналистики.
Во втором полугодии друзья приналегли, как тогда говорилось, на учебу – и результаты превзошли все ожидания. У Борьки средний балл аттестата вышел четыре с половиной, Алексей и вовсе окончил школу практически с одними пятерками, еще чуть-чуть – и была бы медаль.
Борис воспрял духом и, похоже, уже не сомневался в успехе. Алеша, напротив, был практически уверен, что у него ничего не получится. Куда уж ему, сыну простого рабочего и бухгалтерши, тягаться с этими нагловатыми мальчиками и девочками в заграничных фирменных шмотках, заполнявшими коридоры старого здания университета на проспекте Маркса! У него ведь нет ни блата, ни таланта, как у Борьки. Конечно, он не поступит, тут и надеяться нечего.
Однако результаты сочинения оказались более чем неожиданны: Ранцов – «хорошо», Звягинцев – «неудовлетворительно». Именно так, и никак не наоборот. Чтобы разобраться, в чем дело, потрясенным абитуриентам пришлось отстоять немалую очередь из собратьев по несчастью.
– У вас, Звягинцев, неплохое сочинение, – сказала представитель апелляционной комиссии. – Интересный взгляд на проблему, полностью раскрыта тема, приведены сравнения с другими произведениями, используются цитаты из критиков. Но вот русский язык никуда не годится! Три орфографические ошибки и пять синтаксических. А мы, согласно правилам, за одну ошибку снижаем оценку на балл. Чего же вы хотите?
У Алексея, как выяснилось, ни единой ошибки в тексте не было. И содержание сочинения также «соответствовало всем стандартам».
– Почему же тогда «четыре», а не «пять»? – удивился Борька.
– Потому что это Московский университет, – объяснили им. – Да к тому же факультет журналистики. Чтобы получить здесь «пять» за сочинение, нужно представить, по меньшей мере, «Войну и мир».
На обратном пути приятели еще раз зашли взглянуть на вывешенные в фойе оценки за сочинение. Судя по ним, в этом году на журфак поступало как минимум три Льва Толстых.
– Блатные! – махнул рукой Алеша. – Ты не расстраивайся, Борьк, на будущий год…
– Нет! – покачал головой приятель. – Никакого будущего года! Иду забирать документы. Хорошо, что в универе экзамены в июле, а не в августе, как в других вузах. Еще успею в МАМИ.
– Да погоди ты! – Алексей еще раз попытался уговорить друга. – Может, все-таки попробуешь еще раз? Ты ведь родился в сентябре, у тебя есть еще в запасе год до армии…
Но Борис был непреклонен. И в то же лето поступил, хоть и с трудом, в Автомеханический, видимо, помог знакомый отца. А Алексей продолжал сдавать вступительные экзамены, и они давались ему необыкновенно легко. И по русскому, и по английскому, и по истории он получил твердые пятерки. Конечно, он готовился, но успех зависел не только от этого. В тот год Алеша на собственном опыте понял, насколько справедлива поговорка «экзамен – это лотерея». Все три раза ему ну просто поразительно везло с билетами. Все три раза доставалось именно то, что он лучше всего знал, просто чудеса какие-то! В итоге общая сумма баллов – двадцать четыре, включая аттестат, – была стопроцентно проходной даже для МГУ. Никто из знакомых не верил в подобное стечение обстоятельств, подозревали, что родители Алексея дали взятку кому-то в приемной комиссии. Но факт оставался фактом: в 1983 году Алеша Ранцов стал студентом факультета журналистики МГУ.
Учиться было нелегко, ведь по большому счету он никогда не занимался литературой и языками настолько серьезно и глубоко, как этого требовал университет. Читал он, конечно, много, но в основном это была познавательная, развлекательная и приключенческая литература. Алеше всегда казалось, что представления о классиках в рамках школьной программы достаточно. И если ты, не жульничая и не пропуская страницы, прочел «Преступление и наказание» и «Поднятую целину», то ты уже знаешь литературу. Оказалось – ничего подобного. Вдруг выяснилось, что в разные эпохи и в разных странах творило еще несметное количество писателей и поэтов, даже имена которых были ему незнакомы. В придачу к ним существовали критики и литературоведы, чьи труды тоже надо было изучать. И все это сочеталось с теорией журналистики и историей КПСС, иностранными языками и физкультурой, официальной общественной жизнью и веселыми неформальными посиделками.
Словом, университет занимал все время. Но, несмотря на это, Алексей еще целых полтора года поддерживал отношения со школьным другом. Наверное, так продолжалось бы и дальше, если бы жизнь не подкинула банальную проблему – между давними приятелями произошла размолвка из-за девушки.
Девушку звали Галина. Она тоже училась на журфаке, только на курс старше Алексея. Он влюбился в нее далеко не сразу, хотя встречал в университетских коридорах почти каждый день и давно уже оценил ее стройную фигурку и хорошенькое личико. Так бывает довольно часто, почему – никто не знает, как говорится, «тайна сия велика есть». Возможно, у него так бы никогда и не возникло желания узнать ее ближе, если бы не тот сон. Однажды Алеше приснилось, как они качаются на больших деревянных качелях в цветущем саду. Вверх – вниз, вверх – вниз. К облакам – к цветам – снова к облакам. А как она смеялась в том сне! Как прижималась к его плечу… И ведь странно, объективно, при оценке на трезвую, бодрствующую голову, в этом сне не было ровным счетом ничего сексуального, ничего даже отдаленно напоминающего чувственные сцены, которые регулярно снятся всем здоровым молодым людям. Но в то же время ощущение от сна было настолько эротичным, волнующим и буквально волшебным, что, проснувшись, Алеша долго не мог унять сердцебиение. Ему казалось просто нереальным, что до этого момента он как-то существовал, не думая о том, что на свете есть она. Любовь, мгновенно переполнившая его, была так велика, так стремительно росла где-то внутри, что вскоре он чувствовал себя слишком ничтожным для хранения такого большого чувства. Хотелось кричать об этом, поведать о своих чувствах всему человечеству. И он начал писать. Это вышло как-то само собой, неожиданно даже для него. Хотя, с другой стороны, кто не марал бумагу, встретив свою первую любовь?