– Только ты не всех поставила на свои места, – сказала мисс Марпл.
– Да? А насчет кого я ошиблась? Насчет Джулии? «Джулия томная – особа темная».
– Три шиллинга шесть пенсов! – рявкнула хмурая официантка, неожиданно вынырнув из полумрака. – И скажите на милость, миссис Хармон, – при этих словах ее грудь заходила ходуном под синими пташками, – почему вы обозвали меня «темной особой»? Да, моя тетка вступила в секту «Особых людей», но я-то всегда была правоверной англиканкой, вам это может засвидетельствовать преподобный Хопкинс!
– Бога ради, простите, – сказала Банч. – Я просто процитировала слова одной песенки. И это вовсе не о вас. Я понятия не имела, что вас зовут Джулия.
– А, ну тогда это просто совпадение, – смягчилась официантка. – Я, конечно, не думала, что вы хотели меня обидеть, но вы тоже поймите… я услышала свое имя и решила, что вы обо мне. А когда человеку кажется, что речь идет о нем, то вполне естественно подойти и послушать. Спасибо!
Oна взяла чаевые и удалилась.
– Тетя Джейн, – у Банч округлились глаза, – не надо так расстраиваться. Что с вами?
– Нет-нет, – пробормотала мисс Марпл. – Хотя… Быть не может! Для этого нет оснований…
– Тетя Джейн! Что вы?…
Мисс Марпл вздохнула, но тут же весело улыбнулась.
– Ничего, моя милая.
– Неужто вы догадались, кто убийца? – ахнула Банч. – Ну, скажите, кто?
– Понятия не имею. У меня промелькнула какая-то мысль, но тут же исчезла. Эх, если б я знала! У нас так мало времени. Катастрофически мало.
– Что значит «мало»?
– Пожилая леди из Шотландии может умереть в любую минуту.
Банч изумленно уставилась на мисс Марпл:
– Вы что, и вправду верите в Пипа и Эмму? Вы считаете, что это они… и что они попытаются снова?
– Конечно, попытаются. – Мисс Марпл говорила рассеянно. – Если один раз уже попытались, то почему бы не попробовать снова? Когда решаешь кого-то убить, не будешь останавливаться из-за того, что первая попытка не удалась. Особенно если ты совершенно уверен, что тебя не подозревают.
– Но Пипом и Эммой, – сказала Банч, – могут быть только Патрик и Джулия. И возраст подходящий, и это единственные брат с сестрой!
– Ах, милая, если бы все было так просто! Тут возможны разные варианты. Это может быть жена Пипа, если он женат, или муж Эммы. Кроме того, у них есть мать… хотя и не прямая наследница, но тоже сторона заинтересованная. Раз Летти Блэклок не видела ее тридцать лет, она вполне может ее не узнать. Пожилые женщины так похожи между собой. Вспомни, как миссис Уизерспун получала пенсию за себя и за миссис Барлетт, хотя миссис Барлетт давным-давно померла… А мисс Блэклок тем более близорука. Разве ты не замечала, как она щурится? И потом, существует еще и отец близнецов, Дмитрий Стэмфордис. По всей вероятности, большой мерзавец!
– Но он ведь не англичанин!
– По происхождению – да. Однако он вовсе не обязательно говорит на ломаном английском или бурно жестикулирует. Я думаю, он вполне достойно сыграл бы роль… ну, скажем, полковника, служившего в Индии.
– Вы так считаете?
– Я ничего не считаю, моя милая, ей-богу, ничего! Я просто вижу, что тут пахнет деньгами. Огромными деньгами! И боюсь, мне слишком хорошо известно, на какие чудовищные преступления идут люди, чтобы заполучить капитал.
– Да, такие люди, как вы описали, пойдут, – сказала Банч. – Но ведь это не принесет им счастья? В конечном итоге не принесет?
– Не принесет, но, как правило, люди об этом не подозревают.
– Вообще-то их можно понять. – Банч улыбнулась кроткой, чуть виноватой улыбкой. – Им кажется, что они станут совсем другими… Даже я иногда поддаюсь искушению. Начинаешь себя убеждать, что, разбогатев, сможешь заниматься благотворительностью… Строишь планы… видишь в своих фантазиях детские приюты, усталых матерей, которым ты будешь помогать… мечтаешь отправить на отдых за границу старушек, которые много поработали на своем веку…
Лицо Банч помрачнело, в потемневших глазах читалось страдание.
– Я знаю, о чем вы думаете, – сказала она. – Вы думаете, я еще порочнее их, потому что по-детски себя обманываю. Люди, желающие денег только для себя, прекрасно знают себе цену. Но начни притворяться, будто хочешь творить добро, и очень скоро внушишь себе, что не будет греха, если ты из-за денег кого-нибудь убьешь…
Но затем взгляд ее прояснился.
– Все-таки я бы не стала! – сказала она. – Нет, честное слово, я бы никого не смогла убить. Даже дряхлого старика, или неизлечимо больного, или самого страшного злодея в мире. Даже какого-нибудь шантажиста или… самого последнего подонка. – Банч осторожно выудила из кофейной гущи муху и положила ее на столик обсыхать. – Ведь люди любят жизнь, правда? И мухи тоже. Даже старики или тяжелобольные, которые почти не в состоянии доковылять до ворот, чтобы погреться на солнышке. Джулиан уверяет меня, что такие люди любят жизнь еще сильнее, чем здоровые и молодые. Он говорит, им труднее умирать, они сопротивляются еще отчаяннее, чем мы. Я тоже люблю жить… не просто быть счастливой, развлекаться, весело проводить время, а вообще жить… вставать и чувствовать каждой клеточкой, что я еще здесь, что завод еще не кончился. – Банч осторожно подула на муху, та задрыгала ножками и улетела. – Не волнуйтесь, тетя Джейн, – подытожила Банч. – Я никогда никого не убью.
Проведя ночь в поезде, инспектор Краддок сошел на маленькой станции в Хайленде.
Поначалу он был удивлен, что богачка Гедлер, имевшая возможность поселиться в фешенебельном лондонском квартале, купить поместье в Хэмпшире или виллу на юге Франции, почему-то предпочла уединенную жизнь в Шотландии. Ведь она наверняка лишена здесь светского общества и многих развлечений. Неужели она не страдает от одиночества? Или миссис Гедлер настолько больна, что окружающая обстановка ей уже безразлична?
Краддока поджидала машина, большой старомодный «Даймлер» с пожилым шофером. Утро выдалось солнечное, и по пути, все двадцать миль, инспектор любовался очаровательными пейзажами, хотя еще совсем недавно не понимал, почему миссис Гедлер предпочла одинокую жизнь в такой глуши. Он вызвал шофера на разговор, и разговор этот частично объяснил ему, что к чему.
– Мадам тут в детстве жила, сэр. Она ведь последняя в роду. Им с мистером Гедлером было тут лучше всего; он, правда, редко когда мог вырваться из Лондона. Но уж если приезжал, то они резвились, точно малые дети.