Book.

Дернувшись из последних сил, Волк все-таки вскарабкался на тропу, и тут случилось непредвиденное: впервые за все это время, он решил отнести Тораку обратно то, что тот ему кинул! И бросился к нему по тропе, держа Нануак в зубах!

Хорд уже потянулся за травяным мешочком, но Торак, выпростав из-под него одну руку, дернул его назад. Ах, если б только Хорд не придавил коленом ту его руку, в которой он сжимал отцовский нож!..

Адский рев сотряс ущелье. Застыв от ужаса, Торак увидел, что медведь во весь рост поднимается над краем тропы.

И в этот последний миг, когда медведь уже нависал над ними, а Волк вдруг остановился, держа в зубах Нануак, в этот последний миг, когда Торак все еще продолжал бороться с Хордом, на него снизошло понимание истинного смысла древнего пророчества. «Слушающий отдаст Священной Горе кровь своего сердца».

Кровь своего сердца.

Волка.

«Нет!» — кричала его душа.

Но он понимал, что должен сделать. И в полный голос велел Волку: «Отнеси Нануак к Священной Горе! Быстрей! Быстрей!»

Янтарные глаза Волка смотрели прямо на него.

«Быстрей!» — выдохнул Торак, впиваясь взглядом в эти дивные глаза.

И Волк побежал к Священной Горе.

Хорд, рыча от ярости, спотыкаясь, бросился было за ним, но поскользнулся и упал навзничь, угодив прямо в объятия медведя.

Торак, оскальзываясь, вскочил на ноги. Хорд дико кричал. Нужно было как-то помочь ему…

Где-то очень высоко раздался оглушительный треск.

Тропа вздрогнула. Торака подбросило и швырнуло на колени.

Треск усилился, превратившись в скрежещущий грохот. Торак усилием воли заставил себя отползти под базальтовый выступ, и мгновение спустя на тропу обрушилась смертоносная снежная лавина, которая тут ж смела с тропы и Хорда, и медведя, бросив их, воющих, вниз, в пропасть, в смерть.

Великий Дух все же услышал мольбу Торака.

Последнее, что видел Торак, был Волк, по-прежнему сжимавший зубами Нануак и стремительно мчавшийся под грохот лавины к Священной Горе.

— Волк! — закричал Торак, и весь мир поглотила белая ревущая мгла.

Торак так и не узнал, сколько времени он провел под базальтовым выступом, скрючившись и крепко зажмурив глаза.

Наконец грохот вокруг стих, сменившись постепенно слабевшим эхом. Великий Дух явно устал и решил уйти поглубже в свои чертоги.

Звук его гневных шагов стихал вдали, становясь не громче шороха поземки. Затем…

Затем наступила тишина.

Торак открыл глаза.

Он мог видеть все вокруг, даже противоположный край ущелья: а значит, не был заживо погребен под снегом. Значит, Великий Дух прошел прямо над этим выступом, но его, Торака, оставил в живых. Но где же Волк?

Торак поднялся на ноги и осторожно побрел к краю тропы. Мертвящий холод исчез. Горы проступали сквозь дымку тихо падающего легкого снежка. Дно ущелья было завалено обломками ледяных глыб и камнями. Где-то глубоко под ними покоились Хорд и медведь.

За свои ошибки Хорд расплатился собственной жизнью, но, может быть, хоть его душам удастся обрести покой во время путешествия в Страну Мертвых? От медведя осталась одна пустая оболочка, ибо Великий Дух, конечно же, отправил злого духа обратно, в Иной Мир. Возможно, и души того молодого медведя теперь обретут покой после столь долгого сидения в одном теле со злым духом?

Торак исполнил данную отцу клятву. Он передал Нануак Великому Духу, и Дух уничтожил медведя.

Это он понимал. Но никакой радости не чувствовал. Он чувствовал лишь нестерпимую боль в сердце и страшную тоску. Где же Волк? Удалось ли ему добраться до Священной Горы, прежде чем сошла лавина? Или он тоже лежит теперь на дне ущелья под глыбами льда и камня?

— Пожалуйста, останься в живых, — шептал Торак. — Пожалуйста! Я больше никогда ни о чем тебя не попрошу!

Ветерок ласково шевельнул его волосы, но никакого ответа с собой не принес.

Молодая ворона пролетела над ним, каркая и танцуя в воздухе — радовалась свободному полету. С востока слышался грохот множества копыт. Торак знал, что это такое. Это спускались с гор, со стороны водопада, стада северных оленей. Лес возвращался к жизни.

Обернувшись, Торак увидел, что путь на юг остался открытым; значит, он сможет вернуться, сможет отыскать путь к Ренн, к Фин-Кединну, к людям Ворона.

И вдруг с севера, из-за завалов льда и снега, обрушившихся на тропу, из-за туч, что скрывали Священную Гору, послышался волчий вой.

Это был не пронзительный, срывающийся на визг, неровный вой юного волчонка, а чистая, рвущая душу песнь молодого волка. И все же это был он, безусловно он! Его Волк!

Боль в сердце Торака точно вырвалась наружу, освобождая грудь, давая наконец дышать.

Слушая эту дивную песнь, он услышал, что к ней — постепенно присоединяются голоса других волков: то вплетаясь в ее мелодию, то умолкая и позволяя Волку петь одному, но ничуть не заглушая этот единственный чистый и такой любимый голос. Волк был там не один, и это радовало Торака, но слезы застилали его глаза. Он все понял. Волк пел прощальную песнь. Он не собирался возвращаться назад.

Вой смолк, и Торак опустил голову.

— Но ведь он жив! — сказал он вслух. — Это самое главное! Он жив!

Ему очень хотелось завыть в ответ, хотелось сказать Волку, что это не навсегда, что однажды он придумает какой-нибудь способ, и они снова встретятся, снова будут вместе. Но он не знал, как сказать все это, потому что в волчьем языке, как известно, нет будущего времени.

И тогда он сказал это на своем языке. Он знал, что Волк не поймет его слов, но знал также и то, что дает сейчас обещание не столько Волку, сколько себе самому.

— Когда-нибудь, — громко крикнул Торак, повернувшись к Священной Горе, и голос его зазвенел в наполненном светом воздухе, — когда-нибудь мы обязательно будем вместе! И непременно будем вместе охотиться в Лесу. Мы будем вместе… — Голос его сорвался. — Я ОБЕЩАЮ ЭТО ТЕБЕ, БРАТ МОЙ, ВОЛК!

Никакого ответа он не дождался. Да он и не ждал его. Он дал клятву и был намерен ее сдержать.

Наклонившись, Торак зачерпнул в горсть снега и немного охладил пылающее лицо. Ему стало легче. И он, набрав в горсть еще снега, тщательно стер со лба метку смерти.

Потом повернулся и пошел назад, к Лесу.