Все замолчали, глядя на хозяина дома.
— Да это все чувства, сантименты, — сердито отмахнулся тот. — Они мешают идти к цели. Хочешь чего-то добиться в этой жизни — живи по ее законам. А законы эти таковы, что некогда размышлять, морально — аморально, гуманно — негуманно… Дело делать надо, вот и все. И идти к цели любыми путями.
— Тебе хорошо говорить, ты уже всего достиг, о чем можно мечтать… — заметил Федор, но Алексей не дал ему договорить.
— Вот потому и достиг, друг ты мой Федор, что умел в молодости поступиться чем-то дорогим мне ради карьеры. Ты этого что, не помнишь? Или ты этого не знал? Не подозревал? Не догадывался? Да ради успеха, ради денег мне пришлось отказаться от того, что было действительно мое, настоящее…
В комнате воцарилось молчание. Рудак, кажется, и сам был уже не рад, что затеял разговор, и попытался "вырулить на безопасное место":
— Да ну тебя, Алексей, что ты завелся? Я говорю только о том, что шоу-бизнес — трудное дело. И надо иметь особый склад характера, чтобы там продвинуться. Ты не согласен?
— Давайте все-таки и у матери спросим, — вмешалась в беседу молчавшая до сих пор Тамара Рудак. — Ты, Юлия, лично как думаешь: можно приличной девочке быть моделью? Ты согласна с выбором Ксении?
— Нет, не согласна. Я категорически против. — Ответила Юлия. Уже несколько минут она сидела, нервно скручивая в руках нежно-желтую льняную салфетку, заботливо подобранную ею к яркой оранжевой скатерти, и в голове ее бились, отдаваясь болью, слова Алексея: "Ради карьеры, ради денег я отказался от того, что было мне по-настоящему дорого…" Она почувствовала, как краска обиды заливает ее лицо, и тут вновь прозвучал голос мужа:
— Ничего удивительного, что она против, — он пренебрежительно взглянул на жену и добавил: — Матери думают, что дети так и должны всю жизнь оставаться в детской песочнице. Что поделаешь, типичная психология "домашней курицы"…
Оба молодых бизнесмена с удивлением глядели на хозяев и их старых друзей. Уловив напряжение в их лицах и голосах, они благоразумно сочли, что вечер закончен, и начали прощаться.
— У вас необыкновенно красивый дом, редко встретишь в России такой интерьер, выдержанный в едином стиле, — говорили они Алексею.
— Вечер получился необычайно милым, и это благодаря хозяйке. Спасибо вам большое, — услышала Юлия, автоматически поднявшаяся, чтобы проводить гостей.
— Прости, подруга, мы с Федькой возникли некстати, — прошептала, целуя ее на прощание, Тамара Рудак.
Дом опустел. Юлия, чувствуя, что она совсем уже отупела от унижения и горя, молча убирала со стола. Ксения взялась помогать ей. Действия их были согласованны, они проделывали это уже много раз. Мать и дочь быстро спрятали все съедобное в холодильник, загрузили посудомоечную машину, сложили скатерти и салфетки. Через пятнадцать минут гостиная обрела свой обычный вид, и о застолье напоминали только свечи в высоких бронзовых подсвечниках, оставленные на светлом дереве стола.
Алексей с Павлом уютно устроились в креслах у зажженного камина; закончив помогать матери, к ним присоединилась и Ксюша. Она села на пол, на ковер, возле отца, и все трое молча, завороженно, чуть лениво уставились на метавшиеся всполохи огня. Юлия пожелала всем спокойной ночи и пошла наверх, в свою спальню. Ей показалось, что дети и муж, почему-то объединившиеся против нее в единую силу, будто ждали ее ухода. И, чуть помедлив на лестнице, она услышала, как Алексей внушает:
— Поймите, ваша мать, как все матери, наседка. Именно поэтому она категорически против вашей самостоятельной жизни. Если хотите — слушайте ее и будьте паиньками, хорошими детками, знать не знающими, что такое злачные места. У вас будет спокойная жизнь. Но само к вам в руки ничего не свалится. Откуда взяться знакомствам, связям, капиталу? Неоткуда. Вы на всю жизнь останетесь нищими… И имейте в виду: взгляды вашей матери давно устарели. По происхождению она — "дочка — торговая точка". Хотя ваш дед и не торговал, но капитал у него был, и деньги выше среднего тоже всегда были. Вашей матери все было дано от рождения, она ничего не сделала сама. Поэтому она не понимает, что такое борьба за успешную карьеру, за деньги, что такое работать и зарабатывать…
Юлия не могла больше такое слушать. Первым ее порывом было вернуться в гостиную и высказать все, что она об этом думает. Но потом поняла, что спорить с Алексеем бесполезно. Это подло с его стороны — так говорить, но он ничего не понимает и лишь посмеется над словами «подлость», «предательство», «неблагодарность»… А между тем ведь она ему очень помогала во всех его делах. И если бы не ее семья, значение которой в своей карьере он сейчас отрицает, что бы он делал? Торговал бы копченой рыбой, как все бывшие научные работники в его родном городке?… Если бы не тесть, он бы, возможно, и не пропал, но никогда не взлетел бы так высоко, как сейчас.
Но дело, впрочем, не в этом. Дело в том, что так отзываться о роли жены в его жизни, о ее способностях и характере, да еще и сообщать свою гнусную версию детям — это означает предать и Юлию, и память ее семьи.
И Юлия твердо решила организовать оборону.
За стремительным бегом дел, повседневных и ежечасных, у нее не хватало ни сил, ни времени, ни желания думать всерьез о кошмарной ситуации, в которой она оказалась. Да и какая может быть оборона против любимых ею детей, против хотя уже и нелюбимого, неверного, но все-таки мужа?… Все это было несерьезно, и, хоть Юлия сама осознавала, что напрасно прячет голову в песок, как страус, напрасно старается вести себя так, будто ничего не случилось, заставить себя предпринять какие-то серьезные защитные действия она не могла.
А между тем в Москве начиналась дурманящая, долгожданная весна. Настроение в доме было повышенно-нервозным. Пашка носился со своим "малым бизнесом". Пропадал целыми днями у себя в офисе и молодежные тусовочные места, к великой радости матери, позабыл. Ночная жизнь оказалась для него всего лишь мостиком, по которому он убежал от института, от учебы и от размеренной, правильной жизни.
Ксюша учебу не забросила, но перестала готовиться к поступлению в вуз. Главное — школу она клятвенно обещала закончить, а там, решила Юлия, будь что будет! Дочь составляла бесконечные портфолио — собирала и сортировала свои фотографии, платила фотографам, чирикала по телефону с какими-то непонятными личностями. Словом, крутилась, общалась, бегала, тратила колоссальное количество времени и сил. И все это ей безумно нравилось. Светлана, с которой дочь продолжала дружить, внушала Ксении, что она необычайно красива и талантлива, что впереди у нее большое будущее. С матерью же, видя ее недовольство, дочь делилась подробностями своих забот лишь от случая к случаю.
Что же касается Юлии, то она перестала скрупулезно изучать дела своего по-прежнему драгоценного, но такого упрямого ребенка и решила, что не вправе определять судьбу дочери. Ведь до сих пор жесткие позиции ее собственной матери, Марии Михайловны, довольно часто вступали в противоречие с реальной жизнью… Неужели так безнадежно устроен свет, грустно думала Юлия, что между поколениями женщин одной семьи, родными и любящими, не может быть преемственности во взглядах? Но так или иначе, а свое мнение по поводу Ксюшиной затеи она до сведения дочери довела. И этого вполне достаточно. Хотя себе она признавалась, что ей и в кошмарном сне не могло присниться, будто дочь ее станет ходячим манекеном, а сын — мелким торговцем.