Она молча слушала и только кивала растерянно, словно лишившись дара речи. А когда Малахов уже уходил, вдруг прижалась к нему щекой, всхлипнула и проговорила сквозь слезы:
– Господи, Витька, какая ж я была дура…
Домой он приехал уже затемно и снова уснул как убитый. Никогда в жизни он так хорошо не спал, как теперь – перед смертью.
В то утро он снова встал рано. Вымыл голову, тщательнее обычного побрился. Надел любимый костюм, самый лучший галстук и новые туфли. И снова ровно в одиннадцать въехал на поляну перед сторожкой.
Дама, как всегда, сидела в облюбованном ею кресле, но в первый момент он ее даже не узнал. На этот раз перед Виталием предстала довольно молодая женщина, на вид не старше двадцати пяти лет, одетая так, точно собралась на дискотеку в молодежный ночной клуб. Обтягивающая кофточка ярко-сиреневого цвета с глубоким вырезом на шнуровке подчеркивала красивую грудь, короткая юбка почти полностью открывала стройные длинные ноги, обутые в босоножки на огромной платформе из прозрачного пластика. На плечи спадал поток длинных и пышных волос – сегодня они были темно-рыжими. В таком виде она выглядела очень привлекательно и настроена была как-то совершенно иначе – не то игриво, не то иронично.
– Нет, ну вы посмотрите на него, какой хороший мальчик! – начала она, не успел он опуститься на лавку. – Уши и шею вымыл, костюмчик с галстучком надел, ботиночки почистил – любо-дорого посмотреть! А как он эти дни вел-то себя хорошо, ну просто слов нет! И книжечки зачитанные всем вернул, и к родителям на могилку съездил, и Галке Антиповой денежек отсыпал!.. Я-то грешным делом подумывала, что ты пустишься во все тяжкие, как у вас это принято. Чего себя в узде-то держать, коли помирать завтра? А ты даже официанточку свою не трахнул, хотя давно на нее облизываешься! Да и она совсем не против…
Малахов едва слушал эту ничего не значащую болтовню. Он с тревогой ожидал главного вопроса – ответ на который он так и не сумел найти в своей душе за эти два дня. Но она явно не спешила поднимать эту тему и продолжала его подначивать:
– Ну что, мальчик-паинька, какой награды ты ожидаешь за свое примерное поведение? Неужели надеешься, что я сейчас расчувствуюсь, уроню слезу и скажу: «Ладно уж, так и быть, прощаю тебя!»
Он пожал плечами. Конечно же, у него и в мыслях такого не было. Просто Виталий чувствовал, что должен был все это сделать, пока жив…
– Нет! – перебила она его мысли. – Здесь ты, дорогой, снова сам перед собой лукавишь. Вы, люди, вообще мастера сами себя обманывать, но уж тебе в этом деле просто нет равных! Ты ухитряешься не замечать самых очевидных вещей. Вроде бы я об этом не думаю – значит, этого как бы и нет.
– О чем ты говоришь? – не понял он.
– Да у тебя все в жизни так… – отмахнулась она. – Но сейчас я говорю именно о последних двух днях. Знаешь, почему ты как ошпаренный побежал дела свои в порядок приводить, чужие компакты возвращать и могилки родственников убирать? Из-за того, что ты такой совестливый и у тебя чувство долга не в меру развито? Да черта с два! Ты просто хотел убежать сам от себя. Загрузиться, как это сейчас у вас говорят, по полной, чтобы не оставаться наедине со своими мыслями, с осознанием того, что я тебе в прошлый раз сказала… Что – скажешь, не так?
Малахову оставалось только промолчать. Она была права.
– Помнишь, какое я тебе дала задание, а? – дама лукаво взглянула на него. – Помнишь, конечно. Только вместо того, чтобы сделать выбор, о котором я говорила, ты думал о чем угодно другом… Ломал голову, перебирал кандидатуры, даже на одной из них остановился…
– Я угадал? Я прав? – быстро спросил он.
В ответ она только едва пожала плечами.
– По-моему, я уже сказала тебе, что это ваши дела. И меня они никак не касаются…
– А мы тебя вообще никак не касаемся! – вдруг разозлился он. – Мы живем, радуемся, страдаем, сомневаемся, пытаемся постичь истину… Работаем, влюбляемся, рожаем и растим детей… А ты приходишь – и хладнокровно все обрубаешь, точно палач топором.
– Ну – опять двадцать пять! – вдохнула она. – Сколько мы с тобой прошлый раз говорили о том, что это не конец, а просто переход в иное состояние – все впустую… Впрочем, меня это нисколько не удивляет. Вам почему-то свойственно до последнего упорствовать в своих заблуждениях. Видно, вас так специально устроили, не знаю уж зачем. А что касается палача… Знаешь, мы с ним оба просто выполняем свою работу. Как, впрочем, и ты свою. В какой-то степени мы коллеги… Тебе ведь не приходит в голову жалеть телят или поросят, чьим мясом ты торгуешь? А у них ведь тоже мамы есть, и они тоже горюют, когда их детишек пускают на котлеты… Ну да ладно, не будем ссориться. Я так поняла, что ответить на мой вопрос ты сегодня не готов?
Малахов только кивнул в ответ. Действительно, все эти долгие часы, разделившие их встречи, он только и говорил себе, что должен принять решение. Но никуда дальше его рассуждения не продвигались. Заявление: «Забери с собой меня вместо моего убийцы», – было бы нелепо и совершенно неоправданно. Но и произнести, пусть даже мысленно: «Хочу, чтобы Джозеф умер, а я остался жить», – Виталий тоже не мог. Просто не мог, и все.
Дама кокетливо отбросила волосы назад и ехидно проговорила:
– Какой же ты все-таки нерешительный. Робкий, трусливый, безвольный… – она окинула его словно бы оценивающим взглядом. – И за что тебя женщины любят, не понимаю…
– Что ты плетешь… – отмахнулся он.
При чем тут женщины? Он думает о Джозефе, о своем убийце, а она — женщины… И вообще, о каких женщинах идет речь? Кто это его любит? Супруга, то есть жена? Но вроде бы он не замечал за Ланой даже в лучшие их времена бурного проявления горячих чувств. Безусловно, она, конечно, любила Виталия, но, как бы это выразиться, по-своему… Тогда на кого дама намекает? Не на фарфоровую же статуэтку Анечку из Санкт-Петербурга!
– Ты ничего не путаешь? – уточнил он.
– Я никогда ничего не путаю. – Ему показалось, или она и впрямь подмигнула?
– Тогда, значит, просто несешь какую-то ерунду… Кто это меня любит? И вообще, с чего вдруг меня любить? Что во мне такого особенного?
– Да в тебе-то ничего особенного, – проговорила она, задумчиво покачивая босоножкой на высоченной платформе. – Тут, видимо, дело не в тебе, а в женщинах. Они вообще странные существа… Им только дай волю – обязательно будут кого-нибудь любить. У вас, мужиков, полно других дел: война, бизнес, самоутверждение, изобретения… Для вас любовь – это лишь один из эпизодов, деталь в общем механизме жизни, часто и не очень-то важная деталь. А женщина без любви не существует, она ею переполнена. И если не найдет, на кого ее излить, – на ребенка ли, на мужчину ли, – то будет чувствовать себя моральным уродом… До самой встречи со мной, когда бы я к ней ни пришла.