Олли долго ничего не говорил, а только слушал болтовню детей: про то, как готовили ужин, воздушную кукурузу, про квартиру Сары. Даже Сэм повеселел: ему явно пошло на пользу свидание с матерью. Все дети имели ухоженный вид, а у Сэма волосы были причесаны именно так, как нравилось Оливеру. Ему было больно смотреть на них, словно заново родившихся после общения с матерью и снова отвергнутых. Он не хотел слышать о том, как было здорово, какая мама красивая, как она много занимается, какой у нее симпатичный садик. Он хотел слышать только о том, как сильно она тоскует по ним всем, и особенно по нему, когда она вернется, как ненавидит Бостон и жалеет, что туда поехала. Но теперь Олли знал, что не услышит этого никогда.
Полет в Нью-Йорк проходил скверно, но дети, казалось, даже этого не заметили. Домой добрались к восьми. Агги ждала их с ужином. Они рассказали ей все про Бостон, про то, что делала мама, что она говорила, чем она вообще занимается. Наконец Олли не выдержал. Он поднялся из-за стола и швырнул на пол свою салфетку. Дети в изумлении уставились на него.
– Мне осточертело все это слушать! Я рад, что вы отлично провели время, но, черт побери, неужели нельзя поговорить о чем-нибудь еще?
Ребята подавленно притихли, а Оливера вдруг охватило смущение.
– Извините... Я... так...
Он оставил их и пошел наверх, прикрыл дверь своей комнаты и сидел там в темноте, глядя в окно на луну. Больно было слушать их бесконечные разговоры о ней. Они снова нашли ее. А он потерял. Часы уже нельзя было повернуть вспять. Она его больше не любит, хотя по телефону убеждала в обратном. Все кончено. Навсегда.
Так он сидел, не зажигая свет, на кровати, кажется, довольно долго. Потом лег и стал глядеть в потолок. Еще через некоторое время раздался стук в дверь, она приоткрылась и появилась Мел, но сначала она не разглядела отца.
– Папа!
Она зашла в комнату и увидела его, лежащего в лунном свете на кровати.
– Извини... мы не хотели тебя расстроить... просто...
– Я знаю, детка, я знаю. Вы имеете право радоваться. Она же ваша мама. На меня просто что-то нашло в тот момент. Даже папы иногда теряют самообладание.
Олли сел, улыбнулся ей и зажег свет. Ему было неловко, что дочь обнаружила, как он хандрит в темноте.
– Просто я по ней очень тоскую... как вы тосковали...
– Но, папа, она говорит, что по-прежнему любит тебя. Мел вдруг стало жаль отца, у него было такое тоскливое выражение глаз.
– Вот и замечательно, дорогая моя. Я ее тоже люблю. Просто иногда трудно понять происходящие перемены.
«...Когда теряешь кого-то очень любимого... когда чувствуешь себя так, словно кончается вся твоя жизнь...»
– Но я привыкну.
Мелисса кивнула. Она обещала матери, что будет помогать ему в меру своих возможностей, и была к этому готова. Она в этот вечер уложила Сэма спать с его мишкой, сказав, что папу надо оставить в покое и лечь в свою постель.
– А что, папа заболел? Мел покачала головой.
– Он сегодня странно себя вел, – допытывался Сэм. – Он был очень обеспокоен.
– Папа просто расстроен, вот и все. Я думаю, он переживает свидание с мамой.
– По-моему, было классно.
Он радостно улыбнулся, обнимая мишку. Мел улыбнулась ему, чувствуя себя совсем взрослой.
– По-моему, тоже. Но я думаю, что им, родителям, тяжелее.
Сэм кивнул, будто тоже это понимал. А потом спросил сестру о том, о чем не решался спросить у мамы и папы:
– Мел... как ты думаешь, она вернется?.. Ну, как раньше... сюда, к папе и ко всем...
Сестра долго не отвечала ему, стараясь понять, что ей подсказывали ум и сердце, но, как и для ее отца, ответ для нее был уже ясен.
– Не знаю... но думаю, что нет.
Сэм снова кивнул. Теперь, после свидания с мамой, ему было легче с этим свыкнуться. Она обещала, что через пару недель он сможет опять к ней прилететь, но ничего не сказала, что сама приедет к ним в Перчес.
– Как думаешь, папа на нее очень сердится? Мел покачала головой:
– Нет, я думаю, ему просто грустно. Поэтому он и психанул за ужином.
Сэм еще раз кивнул и улегся на подушку.
– Спокойной ночи, Мел... Я тебя люблю.
Она наклонилась, чтобы поцеловать его, и ласково погладила по голове, в точности как делала Сара в Бостоне.
– Я тебя тоже люблю, хотя ты иногда и вредничаешь.
Они оба рассмеялись. Мел выключила свет, закрыла за собой дверь, а когда возвращалась в свою комнату, то увидела, как Бенджамин вылез в окно и быстро спрыгнул на землю. Мел за ним наблюдала, но не сказала ни слова. Она только опустила жалюзи и легла. Ей было о чем подумать, как и всем им в эту ночь. Все они долго не спали и думали о Саре. А что касается «прогулки» Бена, то Мел решила, что это его личное дело. Впрочем, легко было догадаться, куда именно отправился брат. Несмотря на все еще действовавший запрет, он отправился к Сандре.
Дафна вошла в кабинет Оливера на следующее утро, в начале одиннадцатого, и сначала подумала, что у него все в порядке. Она знала, что Олли на уик-энд возил детей в Бостон к Саре.
– Ну и как?
Но едва она задала вопрос, как увидела ответ в глазах своего коллеги и друга.
– Лучше не спрашивай.
– Извини. Мне очень жаль.
Ей в самом деле было жаль и его, и детей.
– И мне тоже. Ты уже подобрала слайды?
Дафна кивнула, и опасной темы они больше не касались. Они работали без перерывов до четырех часов, работа наконец принесла Олли облегчение. Это было замечательно – не думать о Саре и даже о детях.
В тот вечер он вернулся домой в девять, так было и в последующие дни. Они срочно готовили материалы для важного клиента. Однако теперь дети были в порядке.
Через три недели после первого визита Сара снова пригласила ребят в Бостон, но на этот раз Оливер с ними не полетел. Он отправил Мел с Сэмом. Бенджамин уже запланировал катание на лыжах с друзьями и не хотел его отменять.
Вечером в пятницу Олли вернулся поздно. Дома было тихо и темно. Даже Агги отпросилась на несколько дней и уехала к сестре в Нью-Джерси. Одиночество было непривычно, но в то же время давало возможность передохнуть. С тех пор как Сара уехала, миновало три месяца, три месяца забот, плача, беспокойства, ежечасной ответственности и ежедневной спешки из Перчеса в офис и обратно. Иногда ему казалось, что Дафна права. Переезд в Нью-Йорк решил бы многие проблемы, но Олли считал, что семья к этому не готова. Может, через год или два... Глупо было загадывать так далеко, когда Сары не было. Его жизнь напоминала выжженную пустыню.