Нельзя было отрицать его правоту. Хотя ни один из детей не был в точности похож на папу, что-то от его классической красоты присутствовало. Оливер был высоким, стройным, атлетически сложенным, с копной густых, прямых светлых волос, которым завидовали все мамы, когда он был ребенком, и все девушки, когда Оливер учился в колледже. И хотя Сара редко сообщала это ему, поскольку не хотела, чтобы Олли слишком зазнавался, она неоднократно слышала мнение, что Оливер Ватсон – самый симпатичный мужчина в Перчесе. Шесть месяцев в году он был смуглым от загара, а его зеленые глаза сияли озорством и юмором. Однако он не задумывался о своей внешности, что делало его еще более привлекательным.
– Как ты думаешь, Джордж, у них еще будут дети?
У Филлис часто возникал такой вопрос, но она никогда бы не решилась спросить об этом сына, а тем более Сару.
– Не знаю, дорогая. Мне кажется, у них и так достаточно полная жизнь. Теперь ведь нет никакой уверенности в завтрашнем дне. У Оливера такая ненадежная работа. Реклама – это не то что банковское дело, которым занимался я, когда был молод. Сейчас ни на что нельзя полагаться. Возможно, для них будет мудрее ограничиться двумя. – Джордж Ватсон говорил так на протяжении последнего года. Он прожил достаточно долгую жизнь и видел, как многие из его капиталовложений, некогда казавшиеся такими надежными, начинали усыхать. Жизнь дорожала не по дням, а по часам, и им с Филлис надо было проявлять максимум осторожности. У них был небольшой дом в Вестчестере, купленный примерно пятнадцать лет назад, когда Оливер учился в колледже. Родители знали, что он уже не будет жить дома подолгу, и потому не имело смысла дальше содержать большой дом в Нью-Лондоне.
Джорджа постоянно беспокоил вопрос финансов. Это ни в коем случае не означало, что они нуждались, но проживи родители Оливера еще лет двадцать пять, что было вполне реально, учитывая его и ее возраст – шестьдесят и пятьдесят семь лет, – и их сбережения могли сократиться до опасной черты. Ватсон-старший только-только ушел из банка и получал приличную пенсию. За последние годы он сделал целый ряд разумных вложений капитала, но все же... береженого Бог бережет. Именно это он говорил Оливеру каждый раз, когда с ним встречался. Он повидал в жизни многое, пережил одну большую войну и несколько малых. В 1929-м, году Великого кризиса, Джорджу было двенадцать лет, и он видел, как долго сказывались его последствия. Он хотел, чтобы сын был осторожнее.
– Я не думаю, что им нужно иметь больше детей, – добавлял обычно Джордж.
И Сара полностью с ним соглашалась. Это был один из немногих вопросов, по которым их мнения совпадали. Когда эта тема всплывала в разговорах с Оливером, ночью в кровати или на прогулке в лесу, она всегда говорила мужу, что глупо это даже обсуждать.
– Зачем нам еще дети, Олли? Мелисса и Бенджамин подрастают. С ними нет забот, у них свои дела. Через несколько лет мы сможем делать все, что нам заблагорассудится. К чему снова вся эта головная боль?
Сара содрогалась от одной мысли об этом.
– Ну, сейчас все было бы по-другому. Мы могли бы позволить себе нанять домработницу. Не знаю... Мне просто кажется, что это было бы здорово. Когда-нибудь мы пожалеем, что не решились завести еще детей.
Он нежно посмотрел на жену тем своим взглядом, который так покорял женщин, но Сара, казалось, не замечала его.
– Даже детям эта идея не понравилась бы. Бенджамину сейчас семь, а Мелиссе пять. Малыш покажется им незваным гостем. Подумай об этом. С ними тоже надо считаться.
Она говорила так убедительно, так безапелляционно, что Олли лишь улыбнулся и взял ее за руку, когда они возвращались к машине. Он только что купил первый в жизни «мерседес», а Саре на Рождество собирался подарить шубу, которую уже выбрал в магазине «Бергдорф Гудман», и заказал вышить на подкладке монограмму жены.
– Ты до конца в этом убеждена? – Олли был явно разочарован.
– Абсолютно.
К сожалению, такова была правда. Не было никакой возможности уговорить ее еще на одного ребенка. Саре был тридцать один год, и ей нравилась именно такая жизнь, какую она вела. Чуть ли не все свое время она отдавала работе в родительском комитете, отвозила детей в школу, привозила домой, отвозила их на сборы скаутов, а Мелиссу еще и в балетную студию. Сара считала, что хватит с нее и этого. Двое детей, загородный дом, еще и сеттер, купленный год назад, – взять на себя больше забот она просто была не в состоянии, даже ради Олли.
– Как ты насчет того, чтобы поехать с детьми кататься на лыжах после Рождества? – спросил Оливер, когда они сели в машину.
Ему нравилось проводить праздники дома. Он считал, что в праздник нигде так хорошо не бывает, да и родителям было бы приятно. У родителей Сары была еще младшая дочь, которая с детьми каждое Рождество приезжала из Гросс-Пойнта в Чикаго, а у его родителей не было больше ни детей, ни внуков. Да и Сара не горела желанием проводить праздники в родительском доме. Раз они туда поехали, и Сара три года об этом сожалела. Сестра раздражала ее, с матерью Сара тоже никогда не ладила, поэтому план Оливера казался очень удачным.
– Это было бы здорово. Куда? В Вермонт? А что, если в этом году выбрать что-нибудь поинтереснее? Может, в Аспен?
– Ты серьезно? Ты что, огреб кучу денег на прошлой неделе?
Ему удалось найти фирме самого серьезного клиента за всю ее историю. Он пока не сказал Саре, какую получил премию, да и ей расспрашивать было некогда.
– Хватит, чтобы немного пошиковать, если захочешь. Или, может, остаться здесь и уехать потом, когда дети снова пойдут в школу? Моя мама их попасет.
Так бывало и раньше, а теперь дети стали старше и проблем не предвиделось.
– Что ты думаешь?
– Я думаю, что это гениальная идея!
Сара обняла мужа, и они стали целоваться в новом автомобиле, пахнущем мужским одеколоном и новой кожей.
В конце концов они сделали и то и другое. Поехали в Аспен с детьми между Рождеством и Новым годом, а месяц спустя отправились в романтическое путешествие на Ямайку, где провели неделю одни в вилле на берегу залива Монтего. Они со смехом вспоминали свой медовый месяц на Бермудах – как не хотели выходить из комнаты даже на ужин. Этот отпуск во многом напоминал то свадебное путешествие. Сара и Оливер каждое утро играли в теннис, плавали и загорали на пляже, но ближе к вечеру, уединившись в вилле, предавались любви, а ужин, как правило, заказывали в номер. Это была самая романтическая из всех их поездок, и оба, покидая Ямайку, словно заново родились. Сара не переставала удивляться, как страстно она продолжает любить мужа. Она знала его двенадцать лет, была замужем восемь, а все еще воспринимала их роман очень остро. Оливер, несомненно, чувствовал то же самое по отношению к Саре. Он набрасывался на нее с энергией восемнадцатилетнего юноши. С сексом у них всегда было в порядке, а теперь и их взгляды уже не так разительно отличались, как прежде. С годами они медленно срастались, и Олли шутил, что Сара становится консервативнее, а он либеральнее. Но он чувствовал их постепенное слияние в одно целое, с единым разумом, единым сердцем и едиными устремлениями.