Сергей, который до сих пор все еще колебался, вынужден был уступить настойчивым просьбам подруги. Он твердо знал, что родители будут против его раннего брака, хотя сама по себе кандидатура Светланы в качестве его невесты не вызывала у него никаких сомнений. Ему казалось, что такая девушка просто не может родителям не понравиться, а тем более если учесть, что они знают ее уже много лет. Это ведь не какая-нибудь прохиндейка, охотница за московской пропиской, не какая-нибудь там неизвестная «шкатулка с секретом». И, успокаивая себя подобными соображениями, он наконец собрался с духом, чтобы сразу после экзаменов завести серьезный разговор с родителями…
С нелегким сердцем я прерываю свои воспоминания о троих друзьях, которых оставил отчасти даже и в переломный момент судеб каждого из них. Недаром ведь говорят: вот перед тобой дороги, на какую из них ступишь, по той и пойдешь дальше — не только в буквальном смысле, но и в моральном, духовном — и так до конца дней твоих. Поэтому постарайся не ошибиться…
А еще я делаю такое отступление по той причине, что меня очень волнует судьба того неизвестного молодого человека, который был привезен в пекинскую клинику обожженным до неузнаваемости, так и не опознан никем из близких или родственников пассажиров, погибших в авиакатастрофе «Боинга».
То есть я хочу вернуться к тому моменту, с которого начал это свое повествование — к барокамере с умирающим мужчиной, имя которого мог бы назвать только один, близкий ему человек, но… промолчал…
А пострадавший в авиакатастрофе выжил-таки и пролежал в ожоговом отделении пекинской травматологической больницы долгие восемь месяцев — никем не опознанный.
Никто не навещал его, никто не уговаривал врачей сделать все возможное для спасения, никто не заливался слезами над его изголовьем…
И когда закончилось наконец паломничество в больницу потрясенных горем людей, ищущих своих близких среди выживших пассажиров, стало ясно — этот молодой человек так и останется для китайских властей инкогнито.
По типу кожи и составу крови удалось лишь определить, что этот человек, вернее всего, принадлежит к этнической группе белых европейцев. Но пациент не значился ни в одной картотеке: ни дипломатические структуры, ни Интерпол — по отпечаткам пальцев — и никто другой помочь так и не смогли. Китайские власти проверили все, что сумели, отправили запросы в различные международные организации, в Красный Крест — все было напрасно. Персонал больницы относился к пациенту с большим уважением: помимо того, что свои страдания он переносил с потрясающим мужеством (и уже одно это заставляло преклоняться перед ним), этот человек вдобавок был средоточием какой-то загадки, тайны. Восточная мудрость заставляла их видеть особое предначертание в том, что человек, уцелевший после падения с неба, оказался совершенно одиноким и никому не нужным на нашей земле. И она приняла его, но не признала, и это очень трогало и волновало души суеверных китайцев.
Организм молодого мужчины боролся за жизнь. Заживление ожогов шло медленно, было сделано несколько тяжелых операций по пересадке кожи, и, к счастью, больному они оказались по силам. Но дальнейшая участь его оставалась неопределенной. Требовались дорогие лекарства, новые дорогостоящие операции, длительное реабилитационное лечение. Между тем он превысил уже все возможные сроки пребывания в государственной больнице; его судьба теперь ждала неотложного решения.
Именно в это время к работе с пациентом подключился один из самых известных в Китае специалистов по пластической хирургии, профессор, доктор наук, которого ученики и коллеги называли просто, но с почтением доктором Сяо. Его привлекли к этому молодому человеку не столько профессиональный интерес или желание побороться с безжалостной судьбой, сколько жажда утоления большого личного горя. По совпадению, которое у китайцев с древнейших времен считается указующим перстом судьбы, в том же самолете, что и Антон Житкевич, летел единственный сын доктора Сяо, возвращавшийся после длительной европейской стажировки. Он, безусловно, пошел бы и дальше по стопам отца, продолжил бы их медицинскую династию, принес славу семье… Но теперь все было кончено: выжить юноше не удалось. И огромное отцовское горе доктор Сяо, как многие мужчины в его положении, заглушал работой; он сразу проникся участием к судьбе неизвестного молодого человека, который вполне бы мог быть ровесником его сына.
Когда он впервые увидел пострадавшего в катастрофе, тот уже вышел из коматозного состояния. Он был в сознании, но без памяти: то есть практически потерял не только собственное лицо, но также и национальность, и возраст, и свое имя… Потерял самого себя и не помнил ничего из того, что было с ним до того, как он оказался здесь, на больничной койке…
Много позже, пытаясь оживить в памяти те первые дни после пробуждения, пациент по крупицам, по гранам восстанавливал свои новые ощущения: вторгавшиеся в сознание неведомые звуки, режущий глаза свет, наслаждение от самостоятельного глотка воды… Вот скользнул по подушке луч солнца — и он улыбнулся, точно ребенок. Вот склонилось над ним милое лицо его постоянной сестрички-сиделки, он не знал, кто это и зачем, но его словно окутала непонятная приятная волна. Вот он услышал звуки непонятной льющейся речи и попытался понять хоть что-нибудь в ее интонациях. Это была Жизнь — та жизнь, которую он почти потерял, и осознание ее значило для него очень многое…
Однако эйфория возвращения в мир длилась недолго. Очень скоро лечащим врачам стало ясно, что пациент не помнит названий вещей, не понимает простейших знаков, не реагирует ни на один человеческий язык. Страшно отчего-то становилось и ему самому. Ощущение огромной пустоты мучило его днями и не давало заснуть по ночам.
Доктор Сяо говорил с ним по-китайски, по-английски, по-немецки и, наконец, по-французски, но мужчина, казалось, не понимал слов человеческой речи. На полную амнезию это было непохоже, хотя и давало основания заподозрить ее. Но у парня были живые голубые глаза, в них светились ум и осмысленное понимание происходящего. И доктор, который видел на своем веку много людей, перенесших катастрофы, понял, что это не просто трудный медицинский, но и трудный жизненный случай.
К слову, говорить с пациентом по-русски у доктора Сяо не было нужды. Во-первых, он не знал этого языка, а во-вторых, ему уже сказали, что сюда приезжали родственники немногих российских пассажиров, но этого человека никто из них не опознал.
И тогда доктор Сяо, сдержанный, малосентиментальный человек, никогда не принимавший до того спонтанных решений, оформил на неизвестного молодого человека документы как на собственного сына. Это было весьма непросто, учитывая немалый срок, прошедший после катастрофы, разнообразные бумажно-чиновничьи заслоны. Но у знаменитого хирурга везде были друзья, в том числе и в государственных и официальных структурах. На любое препятствие, встречавшееся ему на нелегком бюрократическом пути, доктор отвечал лишь молчанием, еще крепче и жестче сжимая узкие губы. Он так решил. Он сумеет, он сделает это. Жестокая судьба лишила его родного сына, и теперь он отплатит этой судьбе, обманет ее, украв у нее этого человека и вернув в свой дом молодого и крепкого парня. Конечно, пока он слаб и немощен, но доктор Сяо вернет ему крепость и силу, поможет восстановить здоровье и память. Он так решил, и именно так и будет.