Учитывая необычный груз самолета, логичнее было бы, если бы они поменялись местами. Низаметдинов должен был уехать с комиссией, а Валидов остаться здесь, чтобы, во-первых, организовать отправку трупа, которому уже ничего не нужно. А во-вторых, продолжать будоражить прессу, хотя я подозреваю, что все «будораживание» — простите за неудачный термин — сводится к элементарным выплатам денег заинтересованным журналистам.
— Я тоже обратил внимание на эти странности. И что вы хотите этим сказать?
— Ничего. Я просто выдаю вам информацию. Мне кажется, что ажиотаж, который нагнетается вокруг самолета, носит несколько искусственный характер.
— Но убийство-то было вполне реальным. Мы обязаны считаться с этим фактом. Хотя бы для того, чтобы постараться понять, что именно здесь происходит.
— Нужно искать не убийцу, а заказчиков этого убийства. Я, честно говоря, подозревал Низаметдинова, но он не стал бы рисковать. Да и пистолет могли найти. К сожалению, пока мы не можем как-нибудь поточнее определить убийцу. Мы знаем, что это молодая женщина, лет тридцати, высокого роста, спортивного телосложения. Она была в темных очках, в берете. Пышные волосы — очевидно, парик. В общем, ничего конкретного. Почти ничего. Но я попросил следователя ФСБ запросить все данные на высоких девушек-киллеров, которые есть в ФСБ и МВД. Я убежден, что она профессиональный убийца. Чтобы убрать консула, не стали бы приглашать кого попало. Это должен был быть настоящий профессионал.
Они так ловко разыграли операцию прикрытия, так легко проникли в гостиницу, так все идеально подстроили, что абсолютно ясно — действовали настоящие профессионалы. И данные о ней должны быть заложены в ваши компьютеры.
— Может быть, запросить армейские данные? — предложил Максимов. — В ГРУ и в военной контрразведке могли быть собраны интересные данные на таких особ.
Они очень отличились во время войны в Чечне.
— Кажется, вы хотите сделать так, чтобы я стал вашим должником дважды.
Неужели вы можете запросить армейские спецслужбы?
— Во всяком случае, я постараюсь, — кивнул Максимов, доставая свой мобильный телефон, — и хотя уже поздновато, но, я думаю, наш дежурный еще на месте. И он может передать по компьютеру наш запрос. Если даже мы не получим ответ сразу, то уж к завтрашнему дню мы будем иметь материалы на всех высоких женщин, когда-либо занимавшихся этим ремеслом.
— Буду вам очень благодарен. Мне кажется, что тогда мы сильно продвинемся в решении нашей задачи.
— Вы останетесь здесь?
— Нет, завтра уеду в Грозный. Мне кажется очень важным все проверить и там. Дело в том, что там сейчас некая своеобразная территория не подконтрольная российским властям и спецслужбам. Конечно, я никогда не поверю, что чеченцы могли бы посадить у себя такой самолет как «Боинг-737». Но там могут оказаться люди которые что-нибудь слышали о случившемся. Я знаю, что ваши люди тоже готовы выехать в Грозный. Думаю, будет правильно, если мы выедем вместе.
Разумеется, если ваши люди не станут возражать.
— Но они пробудут в Грозном не очень долго.
— А я тоже не собираюсь там задерживаться, Меня попросили узнать, что случилось с самолетом, и по возможности найти его. Или хотя бы конкретно узнать, кто и зачем его похитил. Или сбил. Это практически одно и то же.
— Вы же понимаете, что никто не мог его сбить. Это был бы международный скандал.
— Конечно, понимаю. Но я должен предоставить убедительные доказательства, что его не сбили. Иначе мне не поверят. Минеральной воды хотите? У меня есть две бутылки.
— Наливайте, — согласился Максимов, — за знакомство можно начать и с минеральной. Я слышал, что вы почти не пьете.
— Неужели моя персона может кого-то так интересовать? — пошутил Дронго, доставая бутылку минеральной.
— И очень сильно. Почему вы не хотите навсегда остаться в Москве и стать консультантом СБК? Я уважаю ваши убеждения, и, мне кажется, это пошло бы на благо всем странам СНГ.
— Я не люблю вообще этого словесного образования — СНГ, — честно признался Дронго. — Я понимаю, что это мечты фантазера или рассуждения наивного дилетанта, но я считал своей родиной страну, которая называлась Советским Союзом. Я присягал этой стране. Как гражданин и человек. Я отдал этой стране все, что у меня было. Здоровье, карьеру, любимую женщину — все. И, в конечном счете, я потерял и свою страну. Изменять теперь своим принципам, идти кому-то в услужение, забыть о той стране, которую мы все предали, я не могу. И не хочу.
Лучше я буду частным независимым экспертом, чем пойду служить какому-либо государству из стран СНГ. Судя по тому, как развиваются события, очень скоро от СНГ немногое останется. Страны продолжают отделяться друг от друга. Атлантида погибла, и лишь такие безумцы, как я, могут мечтать о ее восстановлении.
— Странно, — удивился Максимов, — странно, что вы так близко приняли к сердцу развал страны. Я знаю нашу оппозицию в России, знаю их взгляды и мнения.
Даже среди них не всегда встречаются столь горячие поклонники нашей бывшей страны. Вам не кажется, что вы ее несколько идеализируете? В том времени было много хорошего, я согласен, но было и много плохого.
— Возможно. Но существует некая общая масса плохого и хорошего. И существует некая мера человеческих страданий, которая может считаться истинным мерилом всего. Положите на эти весы страдания людей тогда и сейчас, и вы все сами Поймете. Разве можно сравнивать? Разве вы не видите, что ждет страны СНГ?
Сегодня во главе Республик бывшего Союза находятся люди, сумевшие создать основные заделы власти еще в другое время. Но они стареют и сходят со сцены.
Что потом? Потоки крови, борьба за власть, неизбежные внутренние раздоры и, как следствие, гражданские войны.
— Я не думал, что вы такой пессимист.
— По-моему, это просто возможное развитие ситуации. Анализ показывает, что наиболее возможное. И я очень этого боюсь.
— Странно, что при тех легендах, которые о вас ходят, и с вашими аналитическими способностями вы сохраняете такую непоколебимую веру во вчерашний день, — откровенно сказал Максимов.
— Я бы хотел верить в завтрашний, но боюсь поверить в него. А свой вчерашний день я просто вспоминаю с ностальгией и не могу от него отказаться.
— Получается, что единственный выход — в новом объединении бывших республик Советского Союза?
— Не знаю. Может быть. Ведь Европа объединилась после полутора тысяч лет внутренних войн и раздоров. В новую европейскую империю, уже однажды существовавшую под эгидой Рима. Может быть, и нам предстоит пройти такой же долгий путь в полторы тысячи лет. Я бы этого не хотел, — Знаете, почему у нас получился такой серьезный и пессимистический разговор? — спросил вдруг Максимов. — Потому что мы пьем минеральную воду.