На свое первое свидание Виктория пошла в десятом классе, когда мальчик из ее испанской группы пригласил ее к одиннадцатиклассникам на дискотеку. Это было целое событие. Конни говорила, он отличный парень, и все было хорошо, пока он не напился с другими ребятами в туалете и их не выгнали с дискотеки. Виктории пришлось звонить отцу, чтобы он отвез ее домой.
Летом перед одиннадцатым классом у Виктории появилась своя машина. Учиться вождению она начала заранее и к этому моменту уже имела стажерские права, так что у нее все шло как положено. Виктория стала ездить в школу сама, когда отец купил ей подержанную «Хонду». Виктория была в восторге.
Она ни с кем не говорила на эту тему, но за то лето серьезно поправилась, на целых десять фунтов. А все из‑за того, что летом она подрабатывала — продавала мороженое и, понятное дело, лакомилась им в перерывах. Маму это огорчало, она твердила, что такая работа ей не подходит, слишком это большое искушение для Виктории, что и доказала прибавка в весе.
— Ты с каждым днем все больше походишь на прабабушку, — мрачно констатировал отец. Каждый день Виктория приносила домой красиво оформленные торты‑мороженое для Грейси. Сестренка их обожала, при этом нисколько не полнея. Ей уже было девять, а Виктории — шестнадцать.
Главным же преимуществом ее летней работы было то, что она сумела накопить денег на поездку в Нью‑Йорк на рождественские каникулы в составе туристического клуба, и это путешествие изменило всю ее жизнь. Никогда еще Виктория не бывала в таком огромном городе, Нью‑Йорк понравился ей намного больше Лос‑Анджелеса. Они остановились в отеле «Мариотт» рядом с Таймс‑сквер и часами гуляли по городу. Сходили в театр, в оперу, на балет, накатались в метро, поднимались на Эмпайр‑стейт‑билдинг, посетили музей Метрополитэн, Музей современного искусства и побывали в здании ООН. От всех этих впечатлений у Виктории голова шла кругом. В довершение они увидели настоящий снежный буран, так что домой Виктория вернулась полная восторгов. Нью‑Йорк представлялся Виктории лучшим городом на свете, и она мечтала там жить. Она сказала, что попробует поступить в Нью‑Йоркский университет или в колледж Барнард, что даже при ее оценках потребует серьезных усилий. Мечтами о Нью‑Йорке она жила все последующие месяцы.
Сразу после Нового года Виктория познакомилась с мальчиком, который стал ее первым серьезным увлечением в школе. Майк тоже был членом туристического клуба, но поездку в Нью‑Йорк он пропустил. Зато летом он собирался поехать с другими ребятами в Лондон, Афины и Рим. Викторию мама с папой не пустили — сказали, она еще мала, хотя ей уже было почти семнадцать. Майк учился в выпускном, двенадцатом, классе, его родители были в разводе, и разрешение на поездку ему подписал отец. Виктории Майк казался очень взрослым и повидавшим жизнь, она была от него без ума. Впервые она почувствовала себя привлекательной. Майк говорил, она ему очень нравится. Он отправлялся на учебу в Южный методистский университет, а пока они с Викторией все свободное время проводили вместе, к неодобрению ее родителей. Они считали, для их дочери Майк недостаточно умен. Но Виктория была другого мнения. Она нравилась Майку, с ним она чувствовала себя счастливой. Они обнимались и целовались в его машине, но идти дальше этого она не позволяла. Виктория говорила, что еще не готова. А в апреле Майк ушел от нее к девочке, которая была «готова». С этой новой подружкой он пошел и на выпускной, оставив Викторию сидеть дома с разбитым сердцем. За весь год никто, кроме Майка, ее на свидания не приглашал, у нее так и не появились новые поклонники или подруги.
Лето Виктория просидела на специальной «пляжной» диете. В этом Виктория была упорна и сбросила семь фунтов. Но стоило ей нарушить диету, как она тут же набрала свой вес да еще и три фунта в придачу. А ей так хотелось к выпускным экзаменам привести себя в форму, тем более что учитель физкультуры подсчитал, что у нее пятнадцать фунтов лишнего веса. В начале учебного года, уменьшив количество и калорийность еды, Виктория сбросила пять фунтов и поклялась похудеть еще до конца учебы. Может, у нее бы все и получилось, если бы в ноябре она не свалилась с мононуклеозом и не пролежала три недели дома, поедая мороженое, от которого ей становилось легче. Высшие силы будто сговорились против нее. Она была единственной из всех девочек в классе, которая за короткое время заметно прибавила в весе — Виктория поправилась на восемь фунтов. Казалось, ей никогда не победить в этой схватке с собственным весом. Но Виктория преисполнилась решимости продолжить борьбу, а потому в рождественские каникулы и потом еще целый месяц каждый день до изнеможения плавала в бассейне. А утром, перед школой, совершала пробежку. В результате ее вес уменьшился на десять фунтов. Виктория торжествовала, а Кристина гордилась дочерью. Виктория была полна решимости разделаться еще с восемью фунтами.
Но опять, как бывало уже не раз, настроение дочери испортил отец. Однажды утром, критически оглядев ее фигуру, Джим спросил, когда же она наконец займется собой и сбросит лишний вес. Того, что десять фунтов ценой неимоверных усилий уже ушли, он даже не заметил. Для девушки это был болезненный удар. После этого Виктория забросила и плавание, и бег и опять стала после уроков поглощать мороженое, брать на обед картошку фри, причем в больших количествах — так, как ей нравилось. Какая разница, все равно никто ничего не заметил, а свиданий ей никто не назначает. Отец предложил отвести ее в свой спортзал, но она отговорилась тем, что слишком занята в школе, что, впрочем, было правдой.
Она усиленно занималась, ее баллы росли, и Виктория подала документы в семь учебных заведений: Нью‑Йоркский университет, колледж Барнард, Бостонский и Северо‑Западный университеты, Университет Джорджа Вашингтона в Вашингтоне, Университет Нью‑Гэмпшира и в Тринити‑колледж. Все это были вузы либо на Среднем Западе, либо на Восточном побережье. Ни одно учебное заведение Калифорнии ее не привлекало, что огорчало отца с матерью. Она и сама не могла бы сказать, что ею движет, но твердо решила после школы уехать из Лос‑Анджелеса. Ей больше не хотелось ощущать себя не такой, как все, и хотя Виктория понимала, что будет скучать по дому, особенно по любимой Грейси, она твердо решила начать новую жизнь. Это был ее шанс, и упускать его она не собиралась. Она отчаялась сравнивать себя с девушками, похожими на старлеток или манекенщиц и мечтающими стать таковыми в будущем, ей больше не хотелось находиться рядом с ними. Отец убеждал ее подать документы в Южнокалифорнийский университет либо в Университет Лос‑Анджелеса, но Виктория отказалась. Ей хотелось учиться с другими людьми, такими, кто не помешан на своем внешнем виде, с теми, кто ценит внутреннее содержание человека, знания, а не всю эту мишуру.
Однако ни в одно нью‑йоркское учебное заведение Виктория не попала. Не взяли ее ни в Бостон, ни в Университет Джорджа Вашингтона. В конечном итоге Виктории осталось выбирать между Северо‑Западным университетом, Нью‑Гэмпширом и Тринити. Последний ей очень нравился, но хотелось чего‑то помасштабнее. А в Нью‑Гэмпшире были хорошие условия для горных лыж… Но выбор Виктории пал на Северо‑Западный университет, который она сочла для себя наиболее подходящим. Это было прекрасное учебное заведение и расположено далеко от дома — эти аргументы и определили в конце концов ее решение. Родители сказали, что гордятся ею, хотя и были заметно огорчены предстоящим отъездом дочери и не понимали ее выбора. Им и в голову не приходило, что именно из‑за их отношения старшая дочь столько лет чувствовала себя чужой и нежеланной. Обожая младшую, восхищаясь и гордясь ею, они никогда всерьез не задумывались о том, как чувствует себя обделенная их вниманием Виктория. И она больше не желала оставаться Золушкой в родном доме. Может быть, после получения диплома она и вернется в Лос‑Анджелес, но сейчас она твердо решила, что должна уехать.