Заявления о пытках судья так и не допустил.
Начались прения сторон. Защита передала суду подборку документов о деятельности обвиняемых в Катаре. Да, они следили за чеченскими эмиссарами, отслеживали маршруты и встречи Яндарбиева и некоторых других. Но единственное нарушение катарского законодательства — пребывание в стране под вымышленными фамилиями. Оба подсудимых рассказали, где и как провели день гибели Яндарбиева, их показания были подтверждены свидетелями защиты.
Вероника не принимала во всем этом участия — она проводила время со своими арабскими друзьями то на яхте, то на верблюжьих бегах, то в катарских ресторанах. Однажды она позвала Приходько с собой — отдохнуть и расслабиться.
Толстяк в самом деле нуждался хотя бы в кратковременном отдыхе. Он уже жалел, что взялся за это тяжелое дело. Уже понял линию катарских властей: вынести как можно более строгий приговор, а потом посмотреть, что предложит Москва.
При таком раскладе на него, Приходько, посыплются все шишки дома, именно его обвинят в проигрыше дела.
Попробовали бы участвовать в процессе на таких птичьих правах. Ты делаешь всю работу, а на суде ты никто, ты даже не в состоянии проявить свои ораторские способности.
Вдобавок постоянные проблемы в контактах с подзащитными: свидания то и дело переносятся, откладываются. Из материалов дела им до сих пор предоставили только десятую часть. На последнем коротком свидании Приходько посоветовал Олегу отказаться под этим предлогом от ответов на вопросы прокуратуры и дачи дальнейших показаний.
— Могу отказаться, — едва разжимая губы, Веденеев тем не менее отчетливо произносил каждое слово. — А потом? Что думают наверху? Они догадываются, чем это все закончится?
Охранник уже не присутствовал при их свиданиях — этого Приходько добился. Олег каждый раз внимательно осматривал небольшую комнату, быстро проверял все места, потенциально удобные для установки «жучков». Говорить можно было спокойно, особенно если не повышать голоса.
— Здесь все в конечном счете решает эмир.
А эмир наверняка зол — ведь замочили не кого-нибудь, а его личного гостя. Нам с Володей можно держаться на суде и так и эдак. Если нас гарантированно вытащат при любом приговоре, мы ведем себя жестко — демонстративно молчим. Но после фокуса мидовцев я уже ни в чем не уверен.
Может, наверху решили добиваться только смягчения приговора? Тогда придется отбывать здесь какой-то срок.
— Для вас сделают все возможное и невозможное.
— Это только слова… Я мог бы скрыться, мне хватало времени. И Володя, я уверен, мог бы шлепнуть пару человек, и его бы не задержали. Но мы не могли подставлять страну, обязаны были делать вид, что ни при чем. А теперь? Настроение — вещь переменчивая, особенно у политиков. За родную «нефтяную фирму» я не сомневаюсь, они действительно все сделают. Но реально торговаться будет МИД.
— Поговорю еще раз с послом. Хотя его, похоже, не посвящают во все подробности.
Беседа с послом подтвердила предположение Приходько. Тема не годилась для обсуждения по телефону, поэтому звонить в Москву тоже не имело смысла. Толстяку все больше казалось, что он крутится и треплет себе нервы впустую — в суде разыгрывается долгий спектакль, финал которого предопределен заранее…
Даже на роскошной яхте в компании с Вероникой и ее новыми знакомыми расслабиться не удалось Он улыбался, кивал, хотя светский треп, как теннисный мячик, большей частью пролетал у него перед носом.
Вероника действительно пользовалась уважением в компании молодых повес, больше говорящих по-английски, чем по-арабски. Она явно не играла здесь роль доступной женщины, падкой на роскошные интерьеры и дорогие подарки. Это была тусовка «золотой молодежи» с долей ближневосточной специфики. Местные парни больше говорили о скаковых лошадях и золотых украшениях, чем о дорогих авто и эксклюзивном шмотье.
Приезжие девушки курили кальян, но о наркотиках не было даже речи.
Сидя среди этих людей, Приходько невольно начинало казаться, что войны, теракты, преступления происходят в каком-то тупом и убогом мире, где копошатся нищие и агрессивные создания, неспособные оценить все блага жизни. Кровь и грязь в том мире будут литься всегда. Там постоянно кого-то пускают в расход, кого-то предают, кого-то списывают в утиль. И не стоит принимать это близко к сердцу — «пипл» для того и создан.
Очнувшись от наваждения, он улучил момент и тихо напомнил Веронике насчет ее обещания.
— Да, конечно. Я уже замолвила словечко и сейчас при вас повторю.
Она действительно тут же упомянула о Веденееве и Пашутинском. Правда, реплика никак не походила на просьбу о насущном, на крик души. Вероника словно удивлялась, что приехала сюда не просто потусоваться и сделать покупки, а по громкому процессу.
Все собравшиеся, кроме Приходько, были страшно далеки от политики, поэтому трепа на тему суда не получилось. Один из арабов сказал, что эмир ужасно зол на «киллеров из КГБ». Но тем не менее пообещал замолвить слово в министерстве безопасности — с арестованными должны обращаться по закону.
Плавный жест его смуглой руки удовлетворил Веронику, и разговор снова перескочил на модели яхт, марки наручных часов, достоинства огранки камней в той или другой ювелирной фирме. Конечно, семья Вероники не обладала и десятой частью тех доходов, которые маячили за спинами молодых арабов. Но Вероника не испытывала ни малейших комплексов, чувствовала себя здесь как рыба в воде.
На обратном пути в гостиницу Приходько мягко упрекнул ее:
— Вы изложили нашу просьбу как-то мимоходом.
.. — А что, мне надо было на колени встать и запустить руку ему в ширинку? Я все сделала правильно.
«Возможно, она и права, — подумал Приходько. — Эту публику опасно грузить, свои проблемы нужно преподносить им как хрустальный бокал с холодным шербетом»
* * *
Когда знакомый парень привез в коттедж Лену Ричи, у охраны произошла перестановка сил. Приехавший Смольский занял место на крыше, Каланцов спустился в дом, а сам Слепой решил пройтись по ярко освещенному участку.
Подстриженный газон зеленел ненатуральным цветом, посаженные вдоль ограды туи казались черными. Несколько плетеных стульев стояли вразброс — похоже, давно забытые.
Журналистка Жанна укатила на своем «Ситроене» сразу после возвращения Лены. Ее бурная энергия больше не подпитывала компанию. «Пятерка» отправилась в Денисов домашний кинотеатр смотреть какой-то фильм — из дома доносились голоса актеров. Потом начались стрельба, крики, визг тормозов.
Глебу это не мешало, он умел фильтровать звуки. Он всматривался в темноту за коваными решетками забора.
Темнота бывает разной. Теперешняя не нравилась Сиверову. Он пронизывал ее своим уникальным зрением, но не мог уловить ничего подозрительного. И все-таки интуиция подсказывала, что противник где-то рядом. В таких случаях темнота перед глазами всегда начинала струиться, вибрировать, словно насыщаясь электричеством.