Пронзительный крик Галаада вывел его из оцепенения. Ребенок не видел его. Мальчуган выпустил из рук ветку и со всех ног бросился к медвежьей поляне. Он бежал, как безумный, даже не захватив рогатину для защиты, чтобы помочь тому, кого считал своим отцом. Фрейр, скованный страхом, взглянул в сторону поляны. Высокие темные силуэты отделились от нее и уже прокладывали путь по направлению к мальчугану, с мягкой неторопливостью волчьей стаи в последний момент перед тем, как наброситься на жертву. Фрейра словно обожгло ударом бича. Он во весь опор бросился вниз по склону холма и врезался в лесную чащу прямо перед собой. Его хлестали ветви кустарников и острые стебли папоротников. Снежная пыль, которую он поднимал, проламываясь сквозь заросли, ослепляла его, он путался в траве, задыхался, терзаемый страхом. Когда, наконец, он заметил ребенка, тот стоял не двигаясь спиной к нему. Еще несколько прыжков, и впереди Фрейр увидел тролля.
Чудовище высотой более четырех локтей [2] было выше него на голову и шире в плечах. Оно было худым, даже истощенным, с кожей цвета грязной охры, покрытым черной шерстью с проплешинами. Его голова, если не считать гривы длинных черных волос, начинавшейся от лба и сбегавшей вдоль позвоночника, напоминала голову крота с короткой мордой и выступающими зубами. Однако в его взгляде было что-то человеческое – проблески ума и жестокости, напоминавшие о том, что когда-то тролли были одним из народов древней расы Фир-Больгов – «Людей Грома», побежденных племенами Богини, рассеянных и изгнанных из этого мира. Рассказывали, что Безымянный Зверь оставил нескольких из них у себя на службе, но остальные тролли превратились почти в животных. Как все представители его расы, чудовище не носило ни одежды, ни оружия, но его руки, оканчивавшиеся страшными когтями, были такие длинные, что почти касались земли, и стоили любой булавы, меча или копья рыцаря короля Утера.
С разбегу, не останавливаясь, Фрейр навалился на монстра всей своей тяжестью, так стремительно, что тот опрокинулся на землю. Варвар поднял свою рогатину и приготовился вонзить ее в зверя, чтобы пригвоздить к земле, однако тот увернулся. С ужасным криком, похожим на хриплый лай, разрывавший уши, тролль в ответ полоснул его по бедру с такой силой, что черные когти вырвали из ноги кусок плоти шириной в ладонь. Фрейр дико завыл, но боль от раны задушил шок от второго удара, который пришелся по животу и швырнул его на землю, как тряпичную куклу. Монстр приближался к варвару, обнажив чудовищные клыки. В этот миг Фрейр увидел Галаад. Мальчуган шатался под тяжестью большого камня, который он держал над головой, вытянув руки. В глазах монстра молнией промелькнуло удивление, прежде чем булыжник размозжил ему череп.
Фрейр вскочил, опираясь на здоровую ногу, и пронзил закаленным в огне острием рогатины грудь тролля, наваливаясь всей тяжестью, пока его тело не перестало содрогаться в предсмертных конвульсиях. Только тогда он поднял глаза на ребенка. Галаад, улыбаясь сквозь слезы, бросился ему в объятия, дрожа от страха, возбуждения и облегчения.
– Пойдем, надо скорее уходить, – шепнул Фрейр. – Сейчас придут другие. Помоги мне…
Галаад скользнул ему под руку, и они медленно двинулись к лесу, оставляя за собой кровавый след, яркий, словно огонь в ночи.
Фрейр в отчаянии широко раскрывал глаза, чтобы рассеять слепящие яркие точки, избавиться от тошноты и неудержимого онемения тела, одолевавших его. Странным было то, что он не испытывал никакой боли, только все возрастающую слабость и холод, сковывающий живот и ноги (древние легенды говорили о том, что от слюны троллей их несчастные жертвы коченеют и становятся нечувствительными, что позволяет монстрам пожирать их постепенно, день за днем, и при этом мясо добычи не портится. Но, конечно же, это все были сказки…). Вдруг позади них послышалось хриплое тявканье, которое вывело его из оцепенения. Наверное, тролли только что обнаружили тело своего соплеменника. Может быть, уже и пожирали его…
– Нам не удастся уйти, – с трудом произнес Фрейр. – Надо вернуться на поляну…
– Что?
– На поляну… Спрятаться под медведями. Смешать кровь с кровью. Это наш единственный шанс.
Он потянул Галаада обратно, и они побрели – мужчина, шатающийся на каждом шагу, зажимающий кровоточащую рану на животе, и ребенок, сгибающийся под тяжестью его тела, с мокрым от слез лицом.
Они остановились, подойдя к поляне, и на них словно пахнуло дыханием урагана. Поляна, залитая кровью, была усеяна неузнаваемыми останками людей и медведей. Все они были загрызены и расчленены ужасными когтями троллей, кожа и шкура содрана, внутренности вырваны, трупы наполовину съедены. Фрейр пошатнулся, его глаза почти полностью закатились. Он едва видел растерзанные тела своих спутников. Варвар направился к туше огромной медведицы и из последних сил повернул ее на бок. Затем он вытянулся под окровавленной шерстью, прижал к себе Галаада, и туша рухнула на них всей своей неимоверной тяжестью, придавив обоих так, что Фрейр потерял сознание.
Галаад дрожал, даже не замечая этого, забыв про слёзы, усталость и кошмар этого дня. Спускалась ночь, а ребенок, как и все люди, боялся темноты. Спускалась ночь, и становилось холодно, но чудовища исчезли. Полная луна затопила поляну своим ледяным сиянием, и такое спокойствие разлилось в этом застывшем ужасе, что казалось, будто расчлененные трупы всегда лежали здесь – выглядели они столь же естественно, как валуны или пни. Галаад посмотрел на свои покрытые землей руки, на обломанные ногти, которыми он целый день копал под собой землю, чтобы ослабить тяжесть медведицы. Фрейр был все еще под ней…
Он опустился на колени и снова полез в узкий, наполовину обрушившийся лаз, из которого он только что выбрался, далеко вытянул вперед руку, чуть не вывихнув плечо, – до тех пор, пока пальцы не наткнулись на что-то другое, помимо земли и камней. Он вцепился в эти волосы, бороду или мех, то что попалось под руку, и стал тянуть изо всех сил. В ответ на его усилие раздался сдавленный крик. Галаад потянул еще сильнее, так сильно, что выдрал клок волос Фрейра, и опрокинулся на спину, болтая в воздухе руками и ногами. Потом почва зашевелилась, и показались огромные ладони варвара, затем его руки, одно плечо – и Галад кинулся под бок распотрошенной медведице, чтобы попытаться приподнять ее, пока, наконец, не появилось залепленное полужидким месивом лицо Фрейра. На варвара было страшно смотреть: взъерошенный, вымазанный кровью, черный от земли, – но Галаад повис у него на шее, смеясь и плача одновременно, и они поползли прочь от своего укрытия, крепко прижавшись друг к другу в холодном ночном воздухе – отец и сын.
Фрейр лежал в траве, в вытоптанных папоротниках, при свете звезд, с трудом дыша, издавая стон при каждом выдохе, но постепенно приходил в себя. Жгучая боль в животе нарастала с каждым вздохом. Но несмотря на это, он улыбался, радуясь тому, что жив, радуясь даже нарастающей боли, которая доказывала, что яд чудовища терял свое действие. Стало быть, им удалось спастись от троллей! Несмотря на лунный свет, было видно лишь на несколько локтей вокруг, но отвратительный запах монстров рассеивался (конечно, он мог ошибаться: от долгого лежания под растерзанным трупом медведицы обоняние могло изменить ему!). На поляну возвращалась жизнь, ночные птицы обменивались резкими криками, на границе леса ощущалось движение тысяч мелких существ (это тоже подтверждало, что тролли ушли). Вертлявые зверьки уже суетились возле трупов. Пока еще пировали безобидные грызуны, но вскоре пожалуют лисы, за ними волки, и нельзя оставаться здесь, когда они будут справлять свою тризну. Ценой невероятного усилия Фрейр поднял голову и увидел, что Галаад спит, прижавшись к нему.