На экранчике высвечивается имя «Клара». Ева встает с постели, закрывает дверь, включает радио и только потом отвечает.
Взяв наконец трубку, она замечает, что у подруги как-то изменился голос. Кроткие самоуничижительные интонации уступили место спокойной уверенности.
— Ну что, сеньорита, пойдем сегодня по магазинам?
— Не могу, — отвечает Ева. — Мне нельзя выходить.
— Нельзя? Тебе семнадцать лет. Он не может запереть тебя в четырех стенах. Это незаконно.
— А он вот запер. Он действует вне закона. Да и все равно у меня нет денег.
— Ничего страшного. Я за все заплачу.
— Не могу. Из-за отца. Серьезно.
— Ты же не его собственность.
Это заявление настолько не в духе Клары, что Ева на миг даже начинает сомневаться, со своей ли подругой она разговаривает.
— Ты сегодня какая-то другая.
— Да, — отвечает самодовольный голос в трубке. — Мне сегодня лучше. Но мне позарез нужен новый прикид.
— Что? Ты больше не блюешь?
— Нет. Все прошло. Папа сказал, это был вирус. Типа воздушно-капельным путем заразилась.
— Ой, извини, кто-то в дверь стучит, — говорит Ева.
— Знаю. Слышала.
— Что?.. Как? Я сама только что услышала… Короче, я пошла. Папа не открывает.
— Ладно, — отвечает Клара. — Я тогда зайду.
— Не надо, думаю, это не…
Клара вешает трубку раньше, чем подруга успевает закончить фразу.
Ева выходит из своей комнаты и направляется к двери. Она делает вид, будто не слышит шепота отца из гостиной: «Ева, не открывай».
На пороге стоит мистер Фелт, хозяин квартиры, с надменным деловитым выражением на пухлом лице.
— Отец дома?
— Нет. Он вышел.
— Вышел. Ага. Как удобно. Ну, так передай ему, что я не особо доволен. К следующей неделе мне нужна плата за последние два месяца, иначе вам придется подыскать другое жилье.
— Папа нашел работу, — объясняет Ева. — Он заплатит, но, возможно, чуть позже. Разве… эээ… Тоби вам не передавал?
— Тоби? Нет. С чего бы вдруг?
— Он обещал передать.
Мистер Фелт улыбается, но отнюдь не дружелюбно. От этой улыбки Ева чувствует себя глупо, как будто ее разыграли, а она все не может понять, в чем прикол.
— На следующей неделе, — твердо заключает он. — Семьсот фунтов.
По дороге в город Клара учуяла нечто необычное. Насыщенный, экзотический запах, какого ни разу прежде не замечала в переполненном автобусе № 6. От него голова шла кругом; облегчение наступало, только когда двери автобуса распахивались на остановках — свежий воздух действовал отрезвляюще.
И вот опять: она стоит перед зеркалом в примерочной кабинке «Топ-Шопа», ощущая странно навязчивый, дурманящий аромат, напоминающий о диком безудержном экстазе, который охватил ее минувшей ночью.
Воображение живо рисует Кларе, как она склонялась над телом Харпера, вгрызаясь, точно маленький хищный велоцираптор, в кровоточащие раны, чтобы до конца высосать из него жизнь. Ее бросает в дрожь, но чем эта дрожь вызвана? Ужасом от совершенного злодеяния или опьяняющим блаженством от мысли, что его можно повторить? Клара не знает точно.
Это запах крови, догадывается она. Крови людей, переодевающихся в соседних кабинках. Как незнакомых ей девочек, так и одной знакомой — той, которую она уговорила сбежать из дому, от отца. Клара выходит из примерочной в новой одежде, она как будто в трансе. Некая невидимая сила тянет ее в соседнюю кабинку, она уже готова отдернуть занавеску. Но внезапно ее охватывает паника: по телу бегут холодные мурашки, сердце бешено колотится, руки-ноги немеют.
Клара осознает, что собиралась сделать, и бросается бежать через магазин, подальше от примерочных, сбивая на бегу манекен. Когда она выскакивает из магазина в неоплаченной одежде, срабатывает сигнализация, но Клара уже не может вернуться. Ей нужно на воздух, чтобы охладить желание.
Стук ботинок по асфальту болезненным эхом отдается у нее в голове. Кто-то бежит за ней. Клара сворачивает в переулок и стремглав мчится мимо контейнеров, битком набитых мусором, но вскоре натыкается на каменную стену. Тупик.
Охранник загнал ее в угол. Подходя ближе, он сообщает по рации, пристегнутой к карману его рубашки:
— Все в порядке, Дейв. Я ее догнал. Это всего лишь девчонка.
Клара стоит, прижавшись спиной к стене.
— Извините, — говорит она. — Я не собиралась ничего красть. Просто слегка запаниковала, вот и все. У меня есть деньги. Я могу…
Охранник улыбается, как будто услышал смешную шутку.
— Конечно, лапочка. Расскажешь все это в полиции. Правда, не факт, что они тебе поверят.
Тяжелая ладонь стискивает ее плечо. Клара замечает татуировку на руке мужчины, синее чернильное лицо русалки взирает на нее с каким-то задумчивым пониманием. Охранник тащит ее прочь из переулка. У поворота до ушей Клары доносится шум шагов снующих туда-сюда покупателей, топот ускоряется, как будто вокруг магазина куча народу дружно отплясывает джигу. Хватка охранника становится крепче, и Клара ощущает прилив отчаянной злости. Она пытается вырваться.
— Не выйдет, — усмехается охранник.
Не задумываясь, она показывает клыки и шипит:
— Держись от меня подальше.
Он резко отпускает ее, словно обжегшись. Он чувствует, что она принюхивается к его крови, и его обуревает страх. С отвисшей челюстью он пятится от нее, вытянув руки перед собой и делая успокаивающие жесты, как будто пытается утихомирить собаку.
Клара видит, как сильно ей удалось напугать этого взрослого мужчину, и содрогается от ужасающего осознания собственного могущества.
Утро Питера в клинике протекает как в тумане. Пациенты приходят, Питер механически делает свою работу, пациенты уходят. Все чаще и чаще он возвращается к тем ощущениям, которые испытал накануне, паря в воздухе, к радости стремительного полета.
Ему все труднее сосредоточиться на происходящем. На том, например, как открывается дверь и входит мистер Бэмбер, хотя после его ректального исследования прошел всего день.
— Здравствуйте, — говорит Питер. Собственный голос доносится до него словно издалека — сам он сейчас находится в небе над Северным морем. — Как самочувствие?
— Откровенно говоря, неважно, — отвечает старик, садясь на оранжевый пластиковый стул. — Проблема в антибиотиках. Они пошли войной против моего организма.
Он похлопывает по животу, указывая, какую конкретно часть организма имеет в виду. Питер просматривает записи.