Тилль-следопыт тоже вздрогнул. Но взгляд королевы успокоил его, и он, опустившись на корточки рядом со своей собакой, в свою очередь прошептал что-то ей на ухо, чтобы погасить ее инстинктивный ужас. Люди-собаки из Черных Земель представляли собой темную сторону союза людей и животных, и если для гнома убийство подобного существа было местью за погубленные жизни детей своих собратьев, живущих в далеких поселениях и в горах, то для зеленых эльфов и эль-фийских собак — некой священной миссией, борьбой добра против зла. — Вот они! — закричал Утер, указывая на двух лошадей, которые наконец появились на площади и теперь прокладывали себе дорогу через толпу.
Лишь когда те оказались совсем близко, рыцари Великого Совета увидели тело Ллевелина, лежавшее поперек одной из них.
— Что случилось? — дрогнувшим голосом спросил Утер.
Рогор опустил голову и вцепился зубами в костяшки пальцев в знак отчаяния.
— На нас напали грабители, мессир. Троих мы убили, а остальные обратились в бегство, но мой товарищ был тяжело ранен, и…
Эльфы приблизились к своему пажу. На животе у него была ножевая рана, а горло перерезано — но такую рану нельзя было получить в сражении.
Рогор заметил, как они удивленно переглянулись, и обратился к ним, почти хныча и продолжая кусать пальцы:
— Он храбро сражался, королева Ллиэн. Понадобилось двое, чтобы его убить… Один перерезал ему горло, второй нанес удар мечом…
— И ты ему не помог?
— Я не мог этого сделать, — сказал Рогор, опуская голову, словно от стыда. — Я ведь не воин…
Эльфы покачали головами, и Ллиэн положила руку на плечо гнома в знак сочувствия.
— По крайней мере, у тебя хватило храбрости не убежать и привести сюда лошадей. Мы сами виноваты в том, что наш паж умер. Мы не должны были оставлять вас одних в такой толпе.
Тилль ухватил поводья вьючной лошади и направился в сторону гостиницы. За ним следовали эльфий-ские лошади, которым поводья были не нужны. Приближалась ночь, и начал накрапывать мелкий дождик, отчего чадили факелы. Однако толпа гномов и приезжих отнюдь не стала меньше. В Каб-Баге спали, если не занимались делами, в любое время суток. Каждый был волен устраивать свой распорядок дня по собственному желанию.
Утер и Фрейр, идущие следом за королевой, вынуждены были согнуться чуть ли не вдвое, чтобы пройти в ворота маленького квадратного дворика. Гномы вошли последними. Цимми пробормотал что-то, обращаясь к Мьольниру, оставшемуся заниматься лошадьми. Рогор держался в некотором отдалении от них.
Измученные и усталые, опустошенные двойной смертью — рыцаря и эльфийского пажа — в самом начале путешествия, люди и эльфы не заметили, что гном-рыцарь сам отвел лошадей в конюшню.
Цимми, оставшись на улице, подождал, пока все войдут в гостиницу, и, повернувшись к Рогору, спросил:
— Что произошло, повелитель?
— На нас действительно напали грабители, мэтр Цимми. Мне пришлось вступить в схватку, чтобы защитить свою жизнь, но эльф меня видел. Я не мог до пустить, чтобы он рассказал своей королеве и следопыту, как я сражаюсь.
— Значит, это вы его убили…
Глаза Рогора вспыхнули от гнева.
— А что еще мне оставалось делать? Ты забыл, что мое имя и происхождение должны оставаться тайной?
Цимми задумчиво кивнул и погладил мозолистой рукой длинную каштановую бороду.
— Но ведь не стоит забывать и о том, что мы не собираемся разжечь новую войну между эльфами и гномами, не так ли?
Рогор не отвечал.
— Не так ли?
Рыжебородый воин хотел что-то сказать, но его взгляд встретился со взглядом серых глаз мастера-каменщика, и он промолчал — столько самых неожиданных и страшных вещей могло таиться в этих спокойных глазах невысокого, добродушного и безобидного с виду гнома, вооруженного всего лишь молотом и пращой.
— Я ваш слуга, мэтр Цимми, — сказал Рогор и вздрогнул под дождем.
— Я вас об этом не прошу.
Два гнома молча смотрели друг на друга еще несколько мгновений, потом мастер-каменщик резко встряхнул руку Рогора.
— Вы будете великим королем, господин Рогор, — сказал он. — Пойдемте ужинать…
В трактире на первом этаже гостиницы было почти так же тесно, как и на улицах Каб-Бага. Стоял удушливый запах жаркого, смешанный с запахом пота десятков путешественников. В углу зала располагалась небольшая сцена, где выступали акробаты и фокусники с разными трюками, а сейчас танцевали под звуки флейт две обнаженные гномовские девицы — с грацией рыб, вытащенных из воды.
Появление посланцев Великого Совета заставило всех мгновенно замолчать, а некоторые посетители поспешно встали и выскользнули из зала — очевидно, совесть их была черна, как небо над городом. Затем разговоры понемногу возобновились, и снова стало шумно, что обычно для подобных заведений.
Из всей компании внизу остались всего четверо путешественников. Мьольнир, с еще более недовольным видом, чем всегда, отправился спать. Рогор вернулся в конюшню, чтобы присматривать за лошадьми всю ночь. Что до Тилля, он тоже исчез, прошептав что-то на ухо королеве. Ведя за собой лошадь с телом Ллевелина, он в сопровождении своей собаки и сокола отправился искать место, где можно было бы похоронить пажа,- конечно, за пределами давящей атмосферы города, где-нибудь в лесу.
Утер, несмотря на усталость, пытался внимательно слушать какую-то бесконечную историю, которую рассказывал Цимми, попыхивая трубкой из белой глины. История заинтересовала бы гномов, да и Цимми был хорошим рассказчиком, но человеку совершенно невозможно было за ней уследить из-за ее многочисленных разветвлений, а также из-за постоянных ссылок на знатные гномовские семейства и перечислений всех пышных титулов. Основную нить повествования Утер уже давно потерял. Время от времени юный рыцарь бросал взгляд на королеву Высоких эльфов, слушавшую гнома со странной улыбкой. Ллиэн сидела, как всегда, очень прямо, но это ни о чем не говорило: она наверняка устала, как и все остальные, и, казалось, могла так и заснуть с открытыми глазами.
Фрейр совершенно не утруждал себя показной вежливостью: сидя спиной к столу, он вовсю хохотал и громко хлопал в ладоши, глядя на выступающих на сцене, и, насколько Утер мог заметить, выпил изрядное количество вина, впрочем, очень хорошего.
Множество раз рыцарь пытался воспользоваться моментом, когда гном делал паузу для глотка вина, чтобы встать из-за стола, извиниться и отправиться спать. Увы, всякий раз мастер-каменщик его опережал — словно нарочно, он либо обращался к Утеру с вопросом, либо дотрагивался до его руки, привлекая внимание к какой-то особенно интересной части рассказа.
Утер три дня не снимал доспехов, к тому же постоянно мерз и сейчас почти готов был отдать свой меч за теплую пуховую постель.