— Мы приносим свои извинения вам и небесным богам, — приветствовали их мудрецы.
— Разве вы не знаете о чуде, которое должно произойти здесь по воле богов? — проворчали несколько пророков, добавив к свидетельствам посланцев указание на конкретное место. Каждый пророк тут же заметил, что именно он первым предсказал это событие.
— Где? — завопил звездочет, оказавшийся наиболее нетерпеливым. — Где? Где?
Жрецы съежились. Теперь они казались не просто беспомощными людьми, а беспомощными глупцами.
Ни одна из женщин среди них не могла претендовать на небесный дар, и ни единый пояс на их стройных телах не раздался более чем на четверть дюйма.
— Где? — грозно выкрикнул звездочет еще раз. Его пальцы хватали воздух, словно желали разорвать в клочья одежды жрецов, чтобы проникнуть внутрь их животов.
Почтенный мудрец торопливо выступил вперед и оттеснил звездочета:
— Мой друг, как и все, мы хотим знать, где можно найти ту самую благословенную девственницу.
Некоторые жрецы расплакались.
Внезапно послышался высокий, дребезжащий голос. Толпа расступилась, пропуская старика, опиравшегося на сучковатый посох. Жрецы смотрели на него с ужасом, очевидно не сознавая, что перед ними стоял один из первых учителей из древней башни — той самой, где когда-то все они доказали способность выдержать любые испытания, кроме, наверное, самого важного — бесед с простыми людьми, задающими вопрос.
Толпа, однако, узнала этого старика.
Он огляделся, и взгляд его пронзительно-серых глаз был переполнен брезгливостью. Как тупы на поверку оказались его ученики! Однако среди растерянных лиц он не увидел лица своей любимой ученицы, которая, в отличие от остальных, когда-то доставила ему истинную радость.
— Тише! — сказал старик, и толпа замолчала. — Внемлите мне. Напрягите вашу память и припомните девственницу неземной красоты, величайшей набожности, обладавшую даром предвидения. Та, которую за благочестие и прекрасную внешность назвали Иштвар — Душой Луны…
Как раз в тот момент, когда старец произнес эти слова, Данизэль почувствовала руку судьбы, вцепившуюся в нее мертвой хваткой. Конечно, она предвидела, что ее ждет. У Данизэль осталось лишь одно невысказанное желание после того, как Азрарн ее использовал как вместилище своего отражения. Но так хочется простить любящего тебя человека даже за то, что он тебя использовал.
Стены маленькой кельи пестрели неразборчивыми записями, потому что жрецы часто делали различные надписи, пребывая в трансе. Красавице попались на глаза некоторые из них: «Закон небес вечен» и «Когда я думаю о вас, владыки Небес, моя душа поднимается, будто солнце».
Данизэль взяла перо, обмакнула его в серебристо-золотые чернила и написала:
«Горечь радости заключается в знании, что она не может продолжаться вечно. И удовольствие не может продлиться дольше определенного срока, потому что иначе оно станет простой привычкой».
Затем красавица сложила ладони под грудью, словно грея руки над черным огнем.
В следующий момент она осознала, что слышит топот множества ног, приближающихся к ней по светлым дорожкам. Но Данизэль не испугалась. Ей было жаль всех их, ей было жаль свое дитя. И даже Азрарна. Чузар когда-то предсказывал, что она станет настолько безумна, что начнет жалеть самого князя демонов.
Себя она теперь чувствовала потерянной — ее радости пришел конец.
Шум шагов нарастал, словно морской прилив или порыв ветра, проносящийся по городу. У входа в маленькую келью он внезапно стих. И дверь широко распахнулась.
Ворвался зимний солнечный свет, холодный и ранящий, как кромка разбитого стекла.
Из света медленно вышел старец, опирающийся на посох.
Глазам старца и всех, что толпились за ним, а также и тех, кто не смог пройти дальше дверей (потому что вход оказался слишком узким), предстал светлый образ девы, оттененный голубым сиянием окна за ее спиной. Ее красота казалась божественной. Их поиски завершились: люди нашли единственное существо, достойное их неурочного паломничества в Белшевед.
Как они нашли ее? Вероятно, один из наставников Данизэль заметил, как женщина вошла в часовню, и сообщил об этом. Либо она сама оставила им какие-то следы.
Данизэль встретила их спокойным взглядом синих глаз. Если бы красавица отрицала правду, люди не стали бы ее слушать. Учитывая то, где она находилась и при каких обстоятельствах появилась на свет, только боги смогли бы с точностью сказать, что она — не из их сонма.
На берегу озера одна из преступниц незаметно подобрала кусочек отколовшейся мозаики. Затем она примерилась и вскрыла им вены на обеих руках. Умирая от потери крови, девушка любезно предложила черепок остальным пятнадцати приговоренным к жизни.
Люди проводили Данизэль в главный храм. Для нее подготовили место за опаловым алтарем, между двумя золотыми фигурами животных. Множество гонцов отправлялось в зимнюю пустыню и возвращалось, ведя за собой целые караваны. Странники со всех концов земли стекались в Белшевед, чтобы принести матери и будущему ребенку редкие и подчас загадочные дары. Все жаждали прикоснуться к матери бога — ее лбу, пальцам, краю одежды. Они становились на колени, ожидая ее благословения. Бедняки, которые не могли преподнести даров, бродили вокруг города, изредка пытаясь войти в надежде хоть издали взглянуть на нее. Снова наступил праздник поклонения, прошедший на этот раз очень тихо. Люди восхищенно поздравляли друг друга с тем, что боги избрали эту прекрасную девственницу именно в их эпоху и в это время, которое теперь войдет в историю и останется в легендах.
За городом вырыли шестнадцать могил и справили тихие и поспешные похороны. Люди сочли это событие очень важным и место захоронения тут же отметили камнем с надписью:
«Мы, обманутые, лежим здесь, моля небеса о прощении».
Потом наступила темнота, и на занесенных инеем равнинах вокруг Белшеведа зажглись костры. Прислужницы Данизэль натянули расшитые блестками шторы и закрыли двери, а саму будущую мать вымыли, натерли ароматным маслом и одели в шелка, словно готовя к свадьбе. Будто бы ожидая посещения бога, они с волнением и гордостью смотрели в сгущающиеся сумерки. Некоторые заявляли, что видели, как он приехал верхом на коне из звезд, а его развевающаяся мантия раскачивала луну.
Данизэль не выходила из своих новых покоев, — что, впрочем, от нее и ожидали, — хотя эти покои ничем не напоминали ни келью, в которой она раньше жила, ни сады у озера. Это была обычная комната с ширмами и драпировками, украшенная по усмотрению старейшин и жрецов. Красавица не удивлялась тому, что Азрарн не приходил к ней. С каждой занавеси свисали подвески из золота, столь ненавистного для демонов металла. Неприятное напряженное ожидание охватило город. Многие сидели затаив дыхание за колоннадами и на дорожках, в наивности своей мечтая услышать шуршание гигантских крыльев или приглушенные вздохи неземной любви. Любви, которая проникает в тело, но не лишает девственности.