— Прекрасно, принцесса, — шепнул мне Мельм. — В последний раз это делала матушка господина. С тех пор прошло шесть лет. Теперь и к нам и к вам придет удача. Здесь это называют «укусом богини».
Я сидела на склоне холма, глядя на муравьев, копошащихся среди моих полей, садов и виноградников.
Меня опять позвали, и я увидела, как давят виноград. Эту церемонию окрестили мужским именем — на Севере довольно часто так поступают. Зандор — так звали пригожего бога, обитавшего в этих плодах, он жертвовал своей жизнью ради создания пьянящего напитка. Когда его убивают, лоза засыхает и увядает, но весной он возрождается вместе с появлением новых ростков.
А Роза поведала мне на ушко о том, что в стародавние времена люди выбирали одного из молодых мужчин, и он на день становился богом, а вечером, когда на небе появлялась Веспаль, его убивали и смешивали горячую красную кровь с виноградным соком. И по сей день в некоторые из чанов добавляют несколько капель крови живого молодого оленя. Впрочем, истории о древних вакханалиях и жестокостях бытовали во многих странах, в том числе и в моей. Я сказала Розе, что подобные обычаи известны и на юге. По отдельным ее замечаниям я догадалась, что ей стало известно о моем происхождении. Как я предполагала, все обитатели поместья наконец узнали о том, что я южанка. Но если и так, никто не видел в том греха. С каждым взмахом косы, движением пресса, с каждой новой корзиной, кипой, скирдой и вязанкой я постепенно превращалась в их соплеменницу. Меня, в отличие от юноши, которого принесли в жертву, дабы возродился виноградник, постигла иная судьба, они создавали меня заново из своих хлебов, вин и яблок.
Мне не хотелось праздновать день рождения. Он уже ничего для меня не значил и казался лишь очередной вехой на пути. Мне исполнится шестнадцать лет, но и это анахронизм, ведь в моем не-брачном свидетельстве нужно поставить цифру семнадцать. И выгляжу я старше. Лицо заострилось, хотя на нем и нет морщин. И тени, что залегли в глазах, не пропадали ни на миг, так же как у него, у моего соплеменника и собрата по предательству, по лживости, по негодованию. Фенсер…
Фенсер, завтра Вульмартия, всеобщее празднество и таинство, и мне отведена в нем какая-то безумная, запредельная роль, и богиня наверняка захочет покарать меня за это. Но что важней всего, завтра мой день рождения. Последний для Арадии. Потому что с приходом осени Арадия навсегда исчезнет из жизни.
Забрезжил рассвет ясного, погожего дня. Ритуалы начинаются с восходом солнца, но огромная процессия людей с образами Вульмардры (на свет вынесут иконы из всех окрестных сельских храмов) подойдет к дому в девять часов. Там я должна к ним присоединиться — если «пожелаю», — и все мы со священнослужителем отправимся благословлять лежащие под паром обнаженные земли Гурца, принося им благодарение за плоды.
Роза нарядила меня в желтое с зеленым платье. Здесь считается, что это цвета богини. Я не ждала ничего иного. Она вплела мне в волосы васильки и карликовые леонинские хризантемы. От них исходил сильный запах земли, пьянящий, как крепкое пиво.
Все смеялись и лучезарно улыбались мне. Я смягчилась и заулыбалась в ответ — послушная марионетка в их руках. За завтраком мы пили смешанный с персиковым соком топаз. И вскоре слегка опьянели. Теперь улыбка и танцевальные па давались мне легче.
(Почему Карулан не явился на праздник? Он вскоре станет хозяином поместья, они радушно приняли бы его. А я… может, и мне следует проявить радушие?)
Шум процессии доносился издалека. Возгласы, песни, стук небольших барабанов, подобный завыванию урагана грохот тамбуринов, звон систра* [2] и голоса рожков, похожие на мычание коров.
Они продвигались по мощеной дороге, там, где когда-то проскакали призраки, и Фенсер в плаще северянина, и солдаты из южных краев.
Сотни людей в праздничных нарядах, обнаженные плечи, шеи, руки и ноги — я уже привыкла их видеть; покачивающиеся шевелюры, каштановые и черные. В параде участвовали и Вульмардры, причудливые марионетки с поворачивающимися руками и шеей, они явились из деревенских святилищ; по случаю праздника на них свежий слой краски, гирлянды цветов и одежды из пестрого хлопка. Зеленые, синие, желтые, как у меня.
Пони подкатили мою колесницу. Я погладила их, скормила им кусочки яблок и медовых сот. И встала под балдахин: Мельм объяснил, что я должна поклониться урожаю стоя, так принято. Позади меня застыла Роза в белом платье, моя фрейлина. Платье узкое, и я заметила, как она раздалась в талии. Вечная болтушка сумела умолчать об этом, но теперь само тело говорит за нее. Наверное, приветила кого-то из солдат-северян в тот первый вечер, когда пекли пироги и торт. Роза носит ребенка. Роза в цвету и с бутоном. В сиянии солнца, персиков и вина я перестала на нее сердиться и сжала ей руку:
— Когда?
— Ах, принцесса! — Она покраснела. — Думаю, весной. Клянусь вам, он красивый мужчина. И дети от него наверняка будут красивы. Если он не погибнет… — взгляд ее не померк, она тоже как будто приподнялась над плотью и приблизилась к небосводу, — то вернется просить моей руки.
— Что ж, он ее получит, если ты согласна.
Роза улыбнулась, обнажив хорошенькие зубки, словно веселая лисичка.
Мы с усадебным священнослужителем обменялись поклонами, как будто вступили в сговор и условились не замечать грешков.
Процессия снова тронулась в путь; казалось, весь мой дом последовал за ней.
Вверх и вниз, туда и сюда. Что было раньше, того уже нет. В этом году страду закончили даже быстрее, чем в прошлом. Сжатый хлеб на полях увязан в снопы, на деревьях осталась только листва. Уже и подобрать-то нечего. Лишь несколько «фонариков» среди выстроившихся рядами яблонь, да кое-где висит еще персик, или пурпурная кисть столового винограда виднеется на фоне стены. Птицы что-то клевали среди жнивья, а мы бросали им зерно из корзин. Впереди колыхались расчесанные облака — стада овец.
Время от времени священнослужитель подавал знак к остановке, благословлял землю, произносил благодарственные слова, а затем по кругу пускали бутылки, кувшины и бурдюки с вином. Роза всякий раз обтирала горлышко сосуда и наливала мне вино в каменную чашу, которой я не видела прежде.
— Чаша? Из нее пьют только в этот день. И она лишь для уст ваших да вашего супруга, — объяснила она.
Даже в полуденную жару как холоден этот камень, из которого ключом бьет вино.
Иногда вино разбавляли родниковой водой. На фоне белизны звенели золотые нотки, огненные искорки на поверхности хрусталя.
И конечно же, они плясали на паровых землях и среди заводей, задрав юбки до пояса. Звенели колокольчики систра. Сквозь леса пробивались голоса свирелей. Сегодня здесь множество богов. Резвятся фавны с нимфами. И можно увидеть их мелькающие среди зеленых теней ноги, белые и посмуглей. Значит, они такие же, как люди.
Процессия завершила обход поместья. Народу поубавилось. Вульмардры выстроились в ряд на вершине холма, возвышающегося над рекой.