Нечто темное улетучилось из моей комнаты, и на одно прекрасное мгновение мне явственно открылось золотое чудо, скрытое во мне, — затем видение исчезло. Уныние опять навалилось на меня, но я отпихнула его в сторону: пусть подождет, пока я не разберусь с просителями.
— Итак, — проговорила я, обращаясь к этому красивому смущенному юноше, — что скажете?
Он переступил с ноги на ногу. Наверное, он надеялся, что много говорить не придется.
— Госпожа, — сказал он, — я с радостью возьму ее за себя. Женюсь на ней. Наша часть стоит в Крейзе. Женатым дают хорошее жилье. И им нравится наша дружба с Севером, так уж повернулось дело.
— Ему практически пообещали, — прощебетала Роза, — дать звание капитана.
Он улыбнулся.
— Роза, — сказала я, — редчайшее сокровище. Знайте, если вы дурно с ней обойдетесь…
— Никогда! — вскричал он, чуть ли не собираясь вызвать меня на дуэль.
— Ну что ж, прекрасно. Я не возражаю. Мне нужно что-нибудь подписывать?
Роза засмеялась, засмеялась и я, и молодой, человек тоже.
— Достаточно вашего согласия, мадам.
— И что теперь? — спросила я. Воодушевление мое несколько спало.
— Соберу вещи — и в путь, — ответила она, светясь любовью к нему, ко мне. — Он раздобыл двуколку и пони — как у королевы…
— Нельзя же, чтобы тебя трясло, — сказал он.
И оба в одну и ту же минуту залились румянцем.
— Но, — сказала я, — разве мне… тебе полагается букет… — я подумала о прощальном подарке, который вручила ей Воллюс.
Роза всплеснула руками:
— Ни в коем случае! Я прослужила вам меньше года. Да и подарок другой госпожи, Воллюс… ну, я ведь отложила деньги, мне не пришлось истратить ни пенни.
Они уже стояли у дверей, изнывая от желания поскорей оказаться наедине друг с другом.
— Погодите, — сказала я.
А затем подошла к туалетному столику, открыла шкатулку и вынула одну из длинных ниток с круглыми жемчужинами кремового цвета, купленных посторонними людьми по просьбе Кристена Карулана в расчете на доходы с Гурца. Я подошла к Розе и, будто гирлянду, повесила ей на шею ожерелье.
— Ах, но… — сказала Роза.
Ее возлюбленный внимательно посмотрел и спросил:
— Вы уверены, госпожа?..
— Конечно. Пусть вспомнит обо мне, когда будет его надевать. А если, простите, вам случится испытать нужду — каждая из жемчужин хоть немного да поможет.
— Ах, принцесса Аара! — воскликнула Роза. Из глаз у нее хлынули слезы. Похоже, она не притворялась. Она обвила меня руками и порывисто обняла, прижав ребенка к моему корсету, словно для того, чтобы я привыкала к этому ощущению. — Пусть ни один из богов никогда не обойдет вас любовью!
Они ушли, а я почувствовала себя старой и мудрой, обремененной знаниями и горестями, — такое ощущение зачастую возникало у меня при виде чужого счастья.
Вырвавшись на свободу, вернулось уныние и обрушило на меня свои до бесконечности разнообразные аргументы.
Обед проходил уже менее сдержанно. Кристен Карулан неплохо поохотился, хоть и без особого блеска: ослабевший олень, которого «лучше пристрелить»; рысь, чей мех пригодится мне «на отделку какого-нибудь плаща». Подлесок так и кишит зайцами. Надо бы устроить на них охоту с собаками. Он не слишком «склонен» к подобным занятиям, но если кто-то из зверей начинает превосходить в численности остальных, это непременно «скажется». «Внимание» благотворно подействует на решение таких вопросов. Меж тем у меня «бледный измученный» вид. Лучше мне пораньше лечь спать. Завтра приедут «мои гости» (его гости). А вечером состоится обряд. «И наступит ночь». В голосе его появилась легкая вкрадчивость, он улыбнулся мне и стрельнул глазами — я не замечала прежде, чтобы он прибегал к подобным уловкам.
— Я не намерен торопить вас. Признаюсь, я горел нетерпением по приезде и ожидание действует мне на нервы. Поймите, причиной всему ваша красота. Однако, может, вы и правы. Подобные поступки вызывают огласку. Мы наверстаем упущенное, девочка моя. Ну же, Кошачий Глазок, подойди, пожелай мне доброй ночи и поцелуй меня.
Я не противилась его поцелуям и ласкам. Касавшиеся моего тела руки скользили как по мраморной поверхности, я вовсе не сдерживала себя, я просто ничего не чувствовала.
Вскоре он оставил меня в покое.
— Да, киска, ты совсем устала. — Бирюзовые глаза — как у скульптурного изваяния, до того упорно глядят они на меня. Он думает, что я теперь упрямлюсь, желая наказать его за долгое отсутствие, за бесцеремонность. Он рассчитывает, что на меня пахнет жаром от документов, церемониальных обетов, вина, вожделения, и я растаю. — Аара, дорогая моя, — проговорил он, когда я направилась из гостиной к лестнице. Он нагнал меня и взял за руку. — Пути назад нет, — сказал он. Я не отвечала. Он добавил: — Если быть честным до конца… мой корабль пойдет ко дну вместе со всем грузом, лишись я сейчас Гурца.
— Вы не лишитесь Гурца, тому нет причин.
— Надеюсь, что нет.
— Доброй ночи.
— Аара…
Я задержалась. Кристен стоял на том же месте, где когда-то стоял Фенсер, только Карулан был гораздо дальше от меня.
— Аара, мне будет легче, если вы не станете меня обманывать. Запомните. Без этого мне не обойтись. Что же касается вас… Вы вольны решать, в какой степени я нужен вам.
— Вы хотите сказать, я могу от вас отказаться?
— В официальном плане нет. Но вы не обязаны отдаваться мне, если не хотите. Естественно, это уязвило бы меня. Но я не стану навязываться женщине. Такое поведение противно мне, если только нет причин политических или государственных…
Например, необходимости в появлении наследника императора. Я не стала упоминать об этом вслух. И, конечно же, я захочу вам отдаться. Ведь ваше дитя уже зародилось во мне.
— Благодарю вас за предупредительность, — проговорила я и поднялась наверх, оставив его на лестнице.
Ночь давно уже не предвещала сна. Это время, когда я готовлюсь лечь в постель, укладываюсь и лежу, опершись на валики, читаю непонятные слова на каком-то незнакомом языке, которые начинают проступать после захода солнца. Я зажигаю свечу, задуваю ее. Зажигаю лампу, убавляю свет. Возможно, часа в четыре я возьмусь бродить по комнате, перебирать украшения, играть в них за неимением иных игрушек или затею партию в красное и белое, разложу доску для меча и звезды… но истощение и вялость не дадут мне ни на чем сосредоточиться, пальцы мои онемеют, в глазах засвербит, и я буду жаждать лишь того, что не дано мне… сна.
Снотворные настои не помогали. От них я приходила то в оцепенение, то в возбуждение.
Славно будет оказаться в постели с Каруланом. Не ради удовольствия, его не будет. Скорей всего, этот абсурдный акт вызовет такое отвращение, как никогда прежде, ведь теперь я узнала, в чем его секрет, и ввек мне не видать наслаждения, и, что куда хуже, я уже не смогу воспринимать его безразлично. Но следом придет усталость. И тогда я наверняка засну.