— Дама? Здесь не место дамам.
Гребцы, ухмыляясь, обернулись ко мне, пожимая плечами. Если этим их возможности исчерпываются, я впустую выкинула на них деньги.
Сохранив привычку к морской качке, я поднялась на ноги и обратилась к этому лицу:
— У меня дело к вашему капитану.
— А-а, — вылетело из похожего на оспину рта. — Брехня!
Меня передернуло, но за прошедшее время я кое-чему научилась в жизни, хотя бы и на манер попугая.
— Вы смеете утверждать, будто я лгу? Как бы вам не пожалеть, когда он узнает об этом.
— А-а, — сказал человек с похожим на оспину ртом. Затем он скрылся из виду, и сердце у меня оборвалось.
— Не стоит ждать вежливости от таких людей, — сказал один из моих невежливых гребцов.
— А я все-таки жду, — бросила я, рассердившись; выплеснув злость, я сразу почувствовала облегчение.
Как раз в ту минуту у леера появился человек в какой-то морской форме, он пристально оглядел нас. Судя по нашивкам, это был первый помощник капитана, а судя по взгляду и заносчивым манерам — застарелый пьяница, изрядно поднабравшийся.
— Вы, — проговорил он, повернувшись в мою сторону, — можете изложить суть дела мне.
— Нет, не могу, — ответила я. — Мне нужно повидаться с вашим капитаном.
Вместо ответа он разжег трубку, оперся на леер и стал спокойно разглядывать черный утренний океан.
Я твердо стояла на ногах и ждала, не сводя глаз с его лица.
— Капитан лег спать, — сообщил он мне.
Я решила рискнуть.
— Тогда попросите его встать.
Мы говорили на кронианском языке, что не удивило меня, ведь изначально корабль принадлежал Северу. Впрочем, в речи этого человека слышался акцент какой-то иной страны. Я почувствовала, насколько безнадежна моя затея: гребцы забеспокоились и начали вслух выражать недовольство, мой юный телохранитель сидел с угрюмым видом, наверху стоял и курил этот моряк, а надо мной нависли ночь и громада корабля.
От галеры воняло. Я не сумела подобрать название этому запаху, хотя, быть может, он чем-то походил на вонь сражения, ненависти и страха. Впрочем, в самой галере было нечто животное и по-своему естественное. А этот смрад исходил из клоаки людского бытия. Если открыть иллюминаторы гребного отделения, оттуда вырвалось бы зловоние человеческих тел, ведь бедняги проводят половину всего времени прикованными к собственным нечистотам, к тому же под банками постоянно плещется трюмная вода. Но совсем иные миазмы висели над «Двексисом» и вокруг него, источником этих испарений служила сама галера. Всякий, кто ступит на нее, ни за что не убережется от заразы. Вульмардра. Позволь мне повернуть и отправиться к берегу.
Вопреки моей мольбе в то самое мгновение на необъятной плоскости, неслышимо, незримо, а подчас и неощутимо управляющей взаимоотношениями смертных, произошел сдвиг, и первый помощник капитана адской галеры сказал:
— Ладно, раз уж вы так настаиваете, пусть его гнев обрушится на вашу милую головку. Приготовьтесь. Сейчас спустят трап.
Вскоре, цепляясь за медные поручни, отчаянно боясь свалиться на молодого телохранителя, который, не говоря ни слова, последовал за мной, я взбиралась наверх, в самое средоточие миазмов и света фонарей.
Когда я ступила на палубу, помощник капитана и Рябой, которые не пошевельнулись, чтобы мне помочь, придирчиво оглядели меня. Я вытерпела этот осмотр, на моем лице застыла маска холодного отвращения, затем я отвернулась.
— Вот что я вам скажу, — проговорил первый помощник, — пожалуй, он не откажется повидаться с вами. И он еще не в постели. Не любит он рано ложиться. Разве что с кем-нибудь вместе.
И тогда я заставила себя посмотреть на него. Вспомнив Карулана, я бросила на моряка тот самый взгляд. Но он лишь криво усмехнулся и повел меня в каюту капитана, расположенную под верхней палубой.
На его громкий стук тут же откликнулся мужской голос:
— Что вам, первый помощник?
— Здесь дама. Она утверждает, что у нее к вам дело.
— Так впустите ее, первый помощник.
— Юноше придется подождать поблизости, — сказал помощник капитана, — за дверью.
Молодой человек занял свое место. А первый помощник эффектным жестом распахнул дверь — на меня пахнуло бренди и перегаром, и я разглядела его глаза и зубы — точь-в-точь как у носовой фигуры.
Не возьмусь сказать, чего я, собственно, ожидала. Конечно, все это было отвратительно. Но каюта оказалась чистой и аккуратной, на стене — койка с занавесками, на письменном столе — бухгалтерские книги и, видимо, вахтенный журнал; там же горела лампа и стоял поднос с уложенными в ряд перьями и оловянными сосудами для чернил и песка.
«Двексисом» командовал чернобородый кронианец, одетый в форму, но в ушах у него поблескивали круглые серьги с массивными подвесками из неотшлифованного золота, а золотые и серебряные кольца на левой руке потемнели и, казалось, вросли в мясо, словно ракушки.
Я не усмотрела ничего дурного ни в его поведении, ни во внешнем виде. Он не стал подниматься с места, когда я вошла, но поприветствовал меня кивком. Он сидел в кресле за прибранным столом, держа в руке изящное перо с украшенной цветной эмалью ручкой, и разглядывал меня.
В каюте было жарко, лампа наполняла ее светом, но я почувствовала нечто леденящее, и на меня повеяло мраком.
— Добрый вечер, мадам. Итак, что за нужда привела вас сюда?
Эти слова вполне мог бы произнести какой-нибудь адвокат или господин из Крейза.
Сочинив однажды сценарий, я держалась за него так же крепко, как за поручни трапа.
— Я разыскиваю своего кузена, сэр. Мне сказали, что он побывал на вашем корабле в качестве пассажира во время последнего плавания в Тулию. Возможно, он путешествует под именем Завион, а может быть, и нет. Светловолосый южанин; вероятно, вы заметили сходство… У меня нет других родственников. Я была бы вам крайне благодарна, если бы вы сообщили мне, в каком порту он сошел с судна. По сути в этом и заключается дело, которое привело меня к вам.
— Да уж, клянусь медвежьей шкурой, — сказал он, и что-то промелькнуло в его узких глазах.
Мне это не понравилось. Я промолчала, а он внимательно глядел на меня. Затем дружелюбным тоном, который понравился мне еще меньше, проговорил:
— Он путешествовал именно под этим именем, Завион. Офицер оккупационной армии. Исходя из его намеков, я предполагал, что он выполняет секретное задание столичного командования. Но впоследствии выяснил, что он попал в переделку. Потому что предал всех и вся. И я не удивился, когда мне рассказали об этом. Сказать вам, почему?
Он снова подождал. Мне удалось проговорить лишь.
— Любые сведения…
Но он прервал меня: