— Скверный мальчишка! Готов съесть свою голову, если это не так, — проворчал мистер Гримуиг; ни один мускул его лица не шевельнулся, словно он прибегнул к чревовещанию.
— У этого мальчика благородная натура и пылкое сердце, — покраснев, сказала Роз, — и та сила, которая почла нужным обречь его на испытания не по летам, вложила ему в грудь такие чувства и такую преданность, какие сделали бы честь многим людям старше его раз в шесть.
— Мне только шестьдесят один год, — сказал мистер Гримуиг все с тем же застывшим лицом. — Если сам черт не вмешался в дело, этому Оливеру никак не меньше двенадцати… И я не понимаю, кого вы имеете в виду?
— Не обращайте внимания на моего друга, мисс Мэйли, — сказал мистер Браунлоу, — он не то хотел сказать.
— Нет, то, — проворчал мистер Гримуиг.
— Нет, не то, — сказал мистер Браунлоу, явно начиная сердиться.
— Он готов съесть свою голову, если не то, — проворчал мистер Гримуиг.
— В таком случае он заслуживает того, чтобы у него сняли ее с плеч, — сказал мистер Браунлоу.
— Очень хотел бы он посмотреть, кто возьмется это сделать, — ответствовал мистер Гримуиг, стукнув тростью об пол.
Зайдя столь далеко, оба старых джентльмена взяли несколько понюшек табаку, а затем пожали друг другу руку во исполнение неизменного своего обычая.
— Итак, мисс Мэйли, — сказал мистер Браунлоу, — вернемся к предмету, который столь затронул ваше доброе сердце. Сообщите ли вы мне, какие у вас есть сведения об этом бедном мальчике? И разрешите мне сказать, что я исчерпал все средства, какие были в моей власти, чтобы отыскать его, и, с той поры как я покинул Англию, первоначальное мое мнение, будто он меня обманул и прежние сообщники уговорили его обокрасть меня, в значительной мере поколебалось.
Роз, успевшая к тому времени собраться с мыслями, тотчас же поведала просто и немногословно обо всем, что случилось с Оливером с той поры, как он вышел из дома мистера Браунлоу, умолчав о сообщении Нэнси, чтобы передать его потом наедине; закончила она свой рассказ уверениями, что единственным огорчением Оливера за последние несколько месяцев была невозможность встретиться с прежним своим благодетелем и другом.
— Слава богу! — воскликнул старый джентльмен. — Для меня это величайшая радость, величайшая радость! Но вы мне не сказали, мисс Мэйли, где он сейчас находится? Простите, если я осмеливаюсь упрекать вас… но почему вы не привезли его с собой?
— Он ждет в карете у двери, — ответила Роз.
— У двери моего дома! — воскликнул старый джентльмен.
Не произнеся больше ни слова, он устремился вон из комнаты, вниз по лестнице, к подножке кареты и вскочил в карету.
Когда дверь комнаты захлопнулась за ним, мистер Гримуиг приподнял голову и, превратив одну из задних ножек стула в ось вращения, трижды, не вставая с места, описал круг, помогая себе тростью и придерживаясь за стол. Совершив такое упражнение, он встал и, прихрамывая, по крайней мере раз десять прошелся по комнате со всей быстротой, на какую был способен, после чего, внезапно остановившись перед Роз, поцеловал ее без всяких предисловий.
— Тише! — сказал он, когда молодая леди привстала, слегка испуганная этой странной выходкой. — Не бойтесь. Я стар и гожусь вам в деды. Вы славная девушка! Вы мне нравитесь… А вот и они!
Действительно, не успел он опуститься на прежнее место, как вернулся мистер Браунлоу в сопровождении Оливера, которого мистер Гримуиг принял очень благосклонно; и если бы эта счастливая минута была единственной наградой за все беспокойство и заботы об Оливере, Роз Мэйли была бы щедро вознаграждена.
— Между прочим, есть еще кое-кто, о ком не следует забывать, — сказал мистер Браунлоу, позвонив; в колокольчик. — Пожалуйста, пришлите сюда миссис Бэдуин.
Старая экономка тотчас пришла на зов и, сделав у двери реверанс, ждала приказаний.
— Да вы с каждым днем слепнете, Бэдуин, — с легким раздражением сказал мистер Браунлоу.
— И в самом деле слепну, сэр, — отозвалась старая леди. — В моем возрасте зрение с годами не улучшается, сэр.
— Я бы и сам мог вам это сказать, — заявил мистер Браунлоу, — но наденьте-ка очки да посмотрите… Не догадаетесь ли вы, зачем вас позвали.
Старая леди начала шарить в кармане в поисках очков. Но терпение Оливера не выдержало этого нового испытания, и, отдаваясь первому порыву, он бросился в ее объятия.
— Господи помилуй! — обнимая его, воскликнула старая леди. — Да ведь это мой невинный мальчик!
— Милая моя старая няня! — вскричал Оливер.
— Он вернулся — я знала, что он вернется! — воскликнула старая леди, не выпуская его из своих объятий. — А какой прекрасный у него вид, и снова он одет, как сын джентльмена! Где же ты был столько времени? Ах, это все то же милое личико, но не такое бледное, те же кроткие глаза, но не такие печальные! Никогда я не забывала ни этих глаз, ни его кроткой улыбки, каждый день видела его рядышком с моими милыми родными детками, которые умерли еще в ту пору, когда я была веселой и молодой.
Говоря без умолку и то отстраняя от себя Оливера, чтобы определить, очень ли он вырос, то снова прижимая его к груди и ласково перебирая пальцами его волосы, добрая старушка и смеялась и плакала у него на плече.
Предоставив ей и Оливеру делиться на досуге впечатлениями, мистер Браунлоу увел Роз в другую комнату и там выслушал подробный рассказ о ее свидании с Нэнси, который привел его в немалое изумление и замешательство. Роз объяснила также, почему она не доверилась прежде всего своему другу, мистеру Лосберну. Старый джентльмен нашел, что она поступила разумно, и охотно согласился сам открыть торжественное совещание с достойным доктором. Чтобы поскорее доставить ему возможность привести в исполнение этот план, условились, что он зайдет в гостиницу в восемь часов вечера и что к тому времени осторожно осведомят обо всем происшедшем миссис Мэйли. Когда эти предварительные меры были обсуждены, Роз с Оливером вернулись домой.
Роз отнюдь не ошиблась, предвидя, как разгневается добрый доктор. Как только ему поведали историю Нэнси, он разразился градом угроз и проклятий, грозил сделать ее первой жертвой хитроумия мистеров Блетерса и Даффа и даже надел шляпу, собираясь отправиться за помощью к этим достойным особам. Несомненно, в припадке ярости он осуществил бы свое намерение, ни на секунду не задумываясь о последствиях, если бы его не сдержала вспыльчивость мистера Браунлоу, который и сам отличался горячим нравом, а также те доводы и возражения, какие казались наиболее подходящими, чтобы отговорить его от опрометчивого шага.