Дом Вика был похож на его костюм — та же смесь классической изысканности и вызывающего модерна. Дом, расположенный в конце ухоженной короткой дорожки, сворачивавшей с проселка на окраине Оксшотского леса, был каменный, выстроенный в классической простоте ранневикторианского стиля. Сзади к нему примыкала россыпь подсобных помещений времен короля Эдуарда, а с одной стороны вытянулось просторное одноэтажное новое крыло, в котором были расположены бассейн, оранжерея и комнаты для гостей.
Вик был в конюшне, кирпичном прямоугольном здании, стоящем отдельно от дома. Он вышел из-под арки, увидел меня, стоящего у машины, и подошел, не проявляя ни малейшей радости по поводу моего появления.
— Какого черта тебе здесь надо?
— Поговорить с тобой.
Холодное небо было затянуто низкими облаками, и первые тяжелые капли говорили о надвигающемся ливне. Вик сердито сказал, что говорить ему со мной не о чем.
— Зато мне есть о чем, — возразил я.
Дождь полил не на шутку. Вик развернулся на каблуках и заторопился в дом. Я шел за ним по пятам. Когда Вик обнаружил, что я вхожу в его дом следом за ним, он разозлился еще больше.
— Мне с тобой говорить не о чем! — повторил он.
— Тогда выслушай.
Мы стояли в широком коридоре, ведущем из старой части здания в новую, и тепло выходило из дома наружу, в холодную суррейскую зиму. Вик поджал губы, затворил наружную дверь и дернул головой, приглашая меня следовать за ним.
Денег он явно не жалел. Бледно-голубые паласы уходят за горизонт. Повсюду огромные плюшевые диваны. Комнатные растения величиной с молодые деревца в вазонах в греческом стиле. Я подумал, что у него, наверное, круглая ванна с золотыми кранами и на постели — водяной матрац с подогревом.
Мне вспомнились дыры в обивке старинной мебели Антонии Хантеркум. Да, законный грабеж Вика зашел чересчур далеко...
Он провел меня в комнату в дальнем конце холла, служившую ему кабинетом. Одно окно кабинета выходило на бассейн и комнату для гостей, а другое, справа, в оранжерею. Ряды каталогов были такие же, как и у меня дома, но этим и ограничивалось сходство наших кабинетов. Стены, недавно выкрашенные в яркий цвет, бледно-голубой палас, три-четыре флорентийских зеркала, дорогая стереосистема и бар, полный хороших напитков.
— Ну, выкладывай, — сказал Вик. — У меня нет лишнего времени.
— Ты когда-нибудь слышал о коне по кличке Полиграф? — спросил я.
Он застыл. Несколько мгновений он стоял, как статуя. Потом моргнул.
— Конечно.
— Он пал от столбняка.
— Ну да.
— А ты когда-нибудь слышал о коне по кличке Нестегт?
Если бы я уколол его иголкой, он и то бы меньше дернулся. Удар попал в точку. Вик ничего не сказал.
— Когда Нестегт родился, — сказал я небрежным тоном светской болтовни, — было точно неизвестно, кто его отец. Было два жеребца, и оба они могли покрыть кобылу. Поэтому заводчик сделал анализ крови.
Вик был в точности похож на Лотову жену.
— Кровь Нестегта оказалась сходной с кровью одного из жеребцов и совершенно несходной с кровью другого. Результаты тестов сохранились.
Вик оставался безмолвен.
— Родной брат Полиграфа стоит сейчас на конюшне в Ньюмаркете.
Молчание.
— Я попросил сделать анализ крови коня, который сейчас известен как Нестегт, — невозмутимо продолжал я. — Мы с тобой оба знаем, что результаты теста окажутся отличными от тех, которые были сделаны, когда Нестегт был жеребенком. Кроме того, я заказал анализ крови родного брата Полиграфа. И его тип крови должен полностью совпасть с тем, что обнаружат у коня, который сейчас считается Нестегтом.
— Уб-блюдок! — выпалил Вик. Это звучало тем более странно, что он по-прежнему оставался неподвижен.
— С другой стороны, — продолжал я, — анализы еще не сделаны, и при определенных условиях я мог бы их отменить.
Вик снова обрел способность дышать и пошевелился.
— При каких? — спросил он.
— Я хочу, чтобы ты познакомил меня с одним человеком.
— С каким?
— С твоим приятелем. С тем самым, который составил соглашение с владельцем жеребенка от Транспортера. Который приказал поджечь мою конюшню.
Вик заерзал в кресле.
Я спокойно сказал:
— Либо это, либо я напишу в страховую компанию «Хай-Пауэр».
Он принялся машинально перебирать ручки, лежавшие на столе.
— А что ты собираешься делать, когда встретишься с этим моим... моим приятелем?
— Заключить мирный договор на вечные времена. Вик взял со стола календарик, бросил на него невидящий взгляд, положил на место.
— Сегодня суббота, — сказал я. — Анализы крови назначены на понедельник. Если я встречусь с твоим приятелем сегодня или завтра, я их отменю.
Вик был скорее зол, чем испуган, но он знал не хуже меня, что эти анализы для него — первый шаг к скамье подсудимых. Чего я не знал — это согласится ли Вик, как и Фред Смит, проглотить пилюлю, так сказать, держа язык за зубами.
— Ты всегда будешь грозить мне этими анализами! — сказал Вик. — Это просто шантаж!
— Ну да, своего рода шантаж, — согласился я. Вик сморщился, как от зубной боли. Я видел, что он лихорадочно ищет выход.
— Лицом к лицу с твоим приятелем, — сказал я. — Пяти минут за глаза хватит. Это не так много, если подумать, что ты потеряешь в противном случае. — Я жестом указал на веселенькую комнатку и великолепный бассейн. — Это ведь все выстроено на страховку Полиграфа, не так ли?
Вик стукнул кулаком по столу, так что ручки подпрыгнули.
— Это все этот чертов Файндейл протрепался! — рявкнул он. — Больше некому! Убью крысюка!
Я не стал отрицать. Просто сказал ровным тоном:
— Ты не учел одной мелочи. Мой брат Криспин работал в компании «Хай-Пауэр».
Когда я вернулся от Вика, Криспин стоял во дворе и выглядел угрюмым и несчастным. Я остановил машину и вышел.
— В чем дело? — спросил я.
— А!.. — Криспин безнадежно махнул рукой, указывая на ровную площадку на месте конюшни и на новенькие леса, взбирающиеся к обгоревшей части крыши. — Все это... Если бы я не напился, этого бы не случилось.
Я посмотрел на него.
— Не думай об этом.
— Не могу! Если бы я был здесь... если бы в доме горел свет... этот человек не полез бы поджигать...
— Ну, это еще неизвестно.
— Но ведь это кажется разумным?
— Нет. Пошли в дом, тут холодно.