Солдаты собирались вернуться в Саардсинмею — они продолжали называть так руины внизу — и доложить обо всем в казармах. Они не задавались вопросом, а существуют ли еще эти казармы. С другой стороны, дворец наместника и прилегающие к нему здания остались целыми и торчали из мглы. Определить, сохранилось ли еще что-нибудь, было невозможно. Во мраке различался разве что храм Зардука, застрявший меж зубов у Рорна, и что-то сверкающее на его крыше — может быть, маяк…
— Где Лидиец? — резко спросил Чакор.
Несколько солдат уже спустились к шалианскому храму, посмотреть, что стало с их скакунами, и теперь возвращались — пешие и с очень мрачными лицами. Чакор подумал, что Лидиец мог уйти с ними.
— Уцелели только двор и одна стена, — доложил солдат капитану. — Наш Рорн как следует потоптался по их богине. Они готовят погребальный костер для своих, как будто здесь еще осталось что-то сухое, что может гореть. Я посоветовал им отвезти тела к огненной горе. Пожалуй, мне не стоило так говорить. Но, проклятые кишки Рорна, здесь, должно быть, тысячи мертвых!
— Можете взглянуть с этой стены, кое-что видно, — добавил другой солдат. — Там живого места нет.
— Где Лидиец? — снова спросил Чакор.
— Что? А, наверное, уже на стадионе. Он давно ушел.
Вскоре солдаты построились правильным походным порядком и двинулись вперед, то оскальзываясь, то увязая в грязи. Они хотели в город, и эта мысль сплотила их. Однако Чакора она не вдохновила. Он решил, что пойдет за Лидийцем или хотя бы в том же направлении.
Чакор сам не знал, почему, и не смог бы объяснить, зачем оборачивается назад, к холму, сквозь красно-черный дождь вглядываясь в гробницу, где на ложе, омытом соленой водой, осталась лежать белая женщина.
Он не смог найти стадион. Он вообще ничего не мог найти. Повсюду валялись бесчисленные каменные обломки и куски штукатурки. В проломах домов виднелись стулья, колонны, парикмахерские инструменты, печи для хлеба, блестящие зеркала, мертвые тела. Иногда попадались дерево или колонна, рухнувшие и проломившие стену. Иногда попадались и те, что стояли по-прежнему. Он видел собак, хиддракса и лошадь, подвешенных за шеи на сучьях или карнизах, словно на живодерне. Он видел слишком много.
Один раз Чакор услышал крик женщины — или ему почудилось? Он попытался добраться до нее, но не смог сдвинуть обломки огромной мраморной арки с безголовой статуей наверху. Вскоре он перестал ее слышать.
По пути к стадиону он дошел до храма Зардука и со священным трепетом осмотрел корабль без команды, севший на мель. Первой мыслью Чакора при его виде было: «Бог хорошо поработал». Исчезнувший вор казался нереальным, а больше в храме не было ни души. Несколько раз Чакору казалось, что он видит женщину с волосами, развевающимися на полном пепла ветру — или просто отблеск на узоре стены…
Неожиданно он обнаружил Пятимильную улицу. Ее было легко узнать — море пронеслось по ней, как по ущелью, почти беспрепятственно, оставив после себя лишь руины и лужи, полные плавучего мусора.
Чакор шел по улице, глядя прямо перед собой, то и дело перелезая через завалы. Услышав шум, он старался не замечать его. Дважды ему чудился стук подков. Он отражался эхом, заполняя собой каждую новую полость и отскакивая от сотен поверхностей, пока весь строй всадников не умчался прямо в небо. Но это был еще не повод обращать на него внимание. Впереди, где прежде были пристани, что-то горело — возможно, огонь, не залитый волной, или зловещее отражение вулкана, теперь едва различимого сквозь дым и тень. Может быть, даже уцелело несколько кораблей, вынесенных волной на берег, как тот, на крыше храма, и там мог остаться в живых кто-то из команды…
Из завалов на расстоянии ста шагов вышел человек. Чакор, явно поглупевший от увиденного, даже не взглянул на него. Когда человек замер в ожидании, Чакор, вспомнив о встрече с вором, выхватил кинжал. Определить его рост в этом безумном пейзаже было не так легко, и только подойдя ближе, Чакор понял, что перед ним Лидиец.
— Куда идешь? — спросил тот. Он говорил спокойно, без той властности, с какой приказал двум десяткам людей прятаться в гробнице.
— В гавань. Кажется, я видел там маяк, — Чакор поколебался и, как будто мир вокруг них все еще располагал к светским беседам, добавил: — А ты?
— Пытаюсь найти одного человека здесь, на улице.
— Бесполезно.
— О да. Его дом разрушен. Он так гордился им. Он купил его с выигрыша, поставив на меня.
Лидийца покрывала кровь, что весьма редко случалось с ним на стадионе. Его руки выглядели так, словно он работал на укладке кирпича, вены эмалевыми штрихами проступили на темном золоте кожи.
Он больше ничего не прибавил к сказанному и вообще казался скорее опечаленным, чем страдающим или потрясенным.
Чакор повернулся, и Лидиец последовал за ним. Вместе они направились к гавани.
Что ж, они всегда жили со смертью. Каждый их день мог стать последним. Один из них был свободным, но в какой-то мере оба они были и рабами, и королями — королями мечей рубиновых городов Элисаара…
— Что ты будешь делать? — спросил Чакор. — Как ты считаешь, теперь ты свободен?
— Думаю, что нет, — отозвался Лидиец.
Такие не стремятся к свободе. Им она не нужна. Погибнув, Саардсинмея дала свободу — и лишила всего.
— Идем в Кандис. Говорят, ты сражался там. Или в Джоу, — предложил Чакор. — Как, по-твоему? Ты же не можешь пойти на север и наняться к шансарцам в Ша’лисе.
В конце пятимильного пути Высокие Божественные врата обвалились и перегородили дорогу. Пока они обходили их и руины вокруг, пока шли к порту мимо разбитых кораблей, огонь ярости в душе Чакора угас. Даже вулкан, казалось, замер или уснул. И только небо, налитое янтарем и кровью, все горело и горело.
Эрн-Йир, судовладелец из Мойи, портового города на Равнинах, в это лето уже десяток раз без проблем выходил в море на своей «Красотке». В этот раз ему было слегка не по себе, поэтому перед тем, как снова поднять парус, он, будучи полукровкой, принес жертву Зароку и горячо помолился Анакир. Но, видимо, у обоих богов нашлись дела поважнее…
Они спокойно перешли Внутреннее море, но не успели повернуть к северному Элисаару, как на корабль налетел шторм редкостной силы. Надо сказать, что «Красотка» была хороша не только собой — сильная и выносливая, она выдерживала любой натиск непогоды. На рассвете, когда море успокоилось, они осмотрели корабль и выяснили, что он невредим. Но шторм отогнал их на мили к югу, а они уже истратили половину припасов, к тому же на борту имелся груз. Эрн-Йир предложил своим людям выбор: вернуться в Мойю или зайти в ближайший порт Нового Элисаара, где их по преимуществу желтые волосы, безусловно, не подарят им любви местных жителей.
Матросы выбрали Элисаар, заявив, что, если потребуется, выкрасят волосы в черный цвет, как когда-то сделал бог-герой Ральднор, и рассмеялись. Эрн-Йиру, на три четверти уроженцу Равнин, но имевшему бабку родом из Оммоса, не слишком понравилось их решение. Однако на кораблях Мойхи царило такое же народовластие, как и в ее городах, поэтому «Красотка» повернула к Новому Элисаару.