Старуха сидела неподвижно – только костлявые пальцы вращали позвякивавшую ложечку, выписывая круги. И сама она оказалась костлявая, длинная и сухая, как ветка. Из гладкого иссиня-черного пучка хищным акульим плавником торчал гребень. Черная водолазка с высоким воротником, клетчатые брюки, на шее серебряная цепь, и все пальцы в перстнях: Юлька заметила, что правилу не носить одновременно золото и серебро Марта Рудольфовна не следовала. Кивком головы она указала на стул, и девушка послушно присела.
– Что вы делали возле ресторации? – прервала молчание старуха.
– Меня обещали взять туда администратором. А потом оказалось, что…
– Правильно сделали, что не взяли. – Старуха прервала ее на полуслове, вынула ложечку и положила на блюдце. – Администратор из вас, как из дырки кукиш. Ни к одному приличному заведению вас и близко подпускать нельзя. А что это вы вскочили, голубушка? Сядьте на место, я не закончила. И на будущее запомните: если я говорю, вы должны слушать молча, не прерывая меня. Если правда глаза колет, можете зажмуриться, я вас пойму.
Она сделала паузу, но Юлька молчала, прикусив губу.
– Жить будете в маленькой комнате, – продолжила старуха, не дождавшись ответа. – Вам ее покажут. Повторюсь: все отлучки из дома – только с моего разрешения, поскольку вы мне можете понадобиться в любой момент. Как вас зовут?
– Юля.
– Придется привести вас в порядок, Юля, поскольку у меня бывают гости, а в таком виде… впрочем, вы сами понимаете…
Она окинула девушку сочувственным взглядом.
– Помыть-причесать… – пробормотала Марта Рудольфовна, словно разговаривая с самой собой, – и можно не краснеть перед знакомыми за прислугу. Да, вашим внешним видом я займусь сама – чуть позже.
Она посмотрела на девчонку из-под прикрытых век и, усмехнувшись про себя, подумала, до чего предсказуемо большинство двуногих. Мужчины, конечно, в большей степени, нежели женщины, но и вторые не отличаются многообразием реакций.
Девчонка явно с трудом сдерживала возмущение и в то же время ужасно нервничала: руки с обкусанными ногтями безостановочно теребили край свалявшегося свитера.
– Да, и вас, само собой, нужно будет переодеть, – ровным голосом добавила Марта Рудольфовна. – Свое тряпье отдадите бомжам. Если, конечно, они на него польстятся.
Разумеется, девица не выдержала: распрямила спину и спросила высоким, как ей, наверное, казалось, – а на самом деле писклявым – голосом:
– Простите, зачем же вы меня позвали работать у вас? Я вам не нравлюсь, выгляжу не так, как вы хотите…
– Другие еще хуже, – отмахнулась старуха, снова перебив ее на полуслове. – К тому же вы не безнадежны – по крайней мере, на первый взгляд. Было бы очень жаль разочароваться, и я надеюсь, что этого не случится. С вопросами закончили? Если да, пойдемте, я покажу вам вашу комнату.
– Сколько я буду получать? – Юля по-прежнему теребила свитер.
– Марта Рудольфовна, – поправила старуха.
– Сколько я буду получать, Марта Рудольфовна?
– Для начала – семь тысяч в неделю. А там посмотрим.
Девица не смогла скрыть удивления – ну разумеется, после слов о том, что она будет работать за стол и харчи, эта сумма не могла ее не обрадовать. Марта Рудольфовна читала по лицу девчонки все ее нехитрые мысли: «Семь тысяч в неделю?! Получается в месяц двадцать тысяч рублей с лишним, на всем готовом… Можно жить!»
Возможно, мысли девчонки несколько отличались от тех, что представила Марта Рудольфовна, но она явно обрадовалась названной сумме. Старуха снова вспомнила Шарика, которому сунули кусок краковской: «За вами идти? Да на край света. Пинайте меня вашими фетровыми ботиками, я слова не вымолвлю».
– Если мне что-нибудь не понравится – выгоню, голубушка, без колебаний, так и знайте, – тут же предупредила Марта, поднимаясь, и сделала знак, чтобы девушка следовала за ней.
Юлька рысцой побежала за хозяйкой, едва не опрокинув стул, и в коридоре налетела на невесть откуда появившуюся толстую женщину во фланелевом халате, стоявшую к ней спиной и державшуюся за стену. Из-за приоткрытой двери справа от тетки выглядывало сосредоточенное бледное женское лицо в обрамлении темных волос.
– Ой… здрасте! Извините!
Извинений не услышали, потому что одновременно раздался недовольный голос Марты Рудольфовны, успевшей дойти до прихожей:
– Валентина, зачем вылезла? У тебя тихий час по расписанию.
– А я его сократила немного, – мирно возразила та, кого старуха назвала Валентиной. – Услышала шум – дай, думаю, посмотрю, кто пришел.
С этими словами она обернулась к Юльке, и той стало видно, что лет ей примерно столько же, сколько Марте Рудольфовне. Но если в Конецкой аристократизм читался за версту, то в Валентине так же легко узнавалась «подъездная бабушка» из тех, что в любую жару сидят на скамеечках в пальто и толстых распухших тапочках. На круглом одутловатом лице с двумя рыхлыми подбородками, с обвисшими веками, с кожей в красноватых капиллярах приковывали к себе внимание светлые голубые глаза, заставляя забыть о подбородках, веках и прочем. «Взгляд, как у собаки, которая потеряла любимого хозяина, – неожиданно подумала Юлька. – Или как у хозяина, потерявшего любимую собаку».
Старушка моргнула, и выражение, которое Юлька приняла за страдание, исчезло из ее взгляда. Перед ней стояла расплывшаяся пожилая седая женщина и рассматривала ее с доброжелательным интересом.
– Познакомься, – подала голос Марта Рудольфовна, обращаясь к старушке, – это Юля, наша новая прислуга. Она будет у нас жить.
Поздно вечером, когда Марта Рудольфовна сидела в гостиной и курила, рассматривая альбом с фотографиями, в комнату, прихрамывая, вышла Валентина.
– Где Лия? – резко спросила Марта, вставая и придерживая подругу под локоть.
– У себя… спит… Ничего, я сама.
С оханьем и кряхтением она опустилась в кресло, вытянула толстые слоновьи ноги с уродливо оттопыривавшимися большими пальцами в шерстяных носках. Руки сложила на коленях и с отсутствующим выражением уставилась в окно, за которым по-прежнему сыпал снег.
– Даже не верится, что через два дня – календарная весна, – заметила Марта Рудольфовна, закрывая фотоальбом. – Согласись, Валя, в этом мерзком климате мы с тобою прозябаем! Представь: жили бы на юге Франции, торговали вином из собственных виноградников… Может, были бы владелицами небольшой картинной галереи…
Она сделала паузу, но Валентина по-прежнему молча смотрела в окно.
– Кстати, раз уж речь зашла о картинах, – продолжала старуха светским тоном, – у Мансурова вскоре должна состояться выставка. Если не ошибаюсь, снова эти его бесконечные цветочные темы, хотя нельзя исключить, что на этот раз он наконец-то изменит…