— О-хо-хо! А ведь когда-то и я танцевал вокруг купальского шеста!

А после танцев мы играли в горелки и разные другие игры. Нам очень нравится играть вместе с папами и мамами, но они играют с нами только в Иванов день.

В этот вечер нам разрешили лечь спать попозже. Агда сказала, что перед сном надо девять раз перелезть через изгородь и положить себе под подушку девять разных цветков, и тогда тебе приснится жених.

Нам с Бриттой и Анной очень захотелось увидеть во сне женихов, хотя мы и так уже знали, кто за кого выйдет замуж. Я должна была выйти замуж за Улле, а Бритта с Анной за Лассе и Боссе.

— Ты хочешь лазить через изгородь? — спросил Лассе у Бритты. — Лазай себе на здоровье, но предупреждаю, я на тебе не женюсь, даже если ты увидишь меня во сне. Я не верю в приметы!

— Надеюсь, что я им не приснюсь! — сказал Боссе.

— Я тоже, — сказал Улле.

Вот дураки, не хотят жениться на нас!

Агда предупредила, что лазить через изгородь надо молча, нельзя ни смеяться, ни разговаривать.

— Тогда Лизи лучше сразу лечь спать! — сказал Лассе.

— Это ещё почему? — возмутилась я.

— Потому что дольше двух минут ты молчала, только когда болела свинкой. А за две минуты девять раз через изгородь не перелезть.

Мы махнули на мальчишек рукой и полезли через изгородь.

Сразу за изгородью начинается густой лес. Ночью в лесу всегда таинственно, даже если эта ночь совсем светлая. И тихо, потому что птицы уже спят. И сладко пахнет деревьями и цветами. Мы в первый же раз, как перелезли, собрали по девять разных цветочков.

Вы, наверно, замечали, что смеяться больше всего хочется, когда нельзя. Нам стало смешно, как только мы влезли на изгородь. А мальчишки ещё и нарочно смешили нас.

— Анна, смотри, вляпаешься в навоз! — сказал Боссе.

— Откуда тут… — начала Анна и вспомнила, что говорить тоже нельзя.

Мы тихонько захихикали, а мальчишки засмеялись во всё горло.

— Ха-ха-ха! Нам можно смеяться, а вам нельзя! — сказал Лассе. — А то ваше гадание не будет считаться!

Мы захихикали сильнее. Мальчишки бегали вокруг и щекотали нас, что рассмешить ещё пуще.

— Убе-либу-бели-мук! — крикнул Лассе.

Тут уж мы не выдержали, хотя это было ни капли не смешно. Я сунула в рот носовой платок, но смех вырвался из меня тонким писком. И самое удивительное, что нам расхотелось смеяться, как только мы в последний раз перелезли через изгородь. Мы очень рассердились на мальчишек, что они испортили нам гадание.

Однако цветы под подушку я всё-таки положила. Там были лютик, незабудка, подмаренник, колокольчик, ромашка, камнеломка, солнцецвет и ещё два цветочка, названия которых я не знаю. Но никакой жених мне не приснился. Наверно, потому, что мальчишки нас рассмешили.

А замуж за Улле я всё равно выйду!

Мы с Анной решаем стать нянями… но это ещё не точно

Однажды пастор из Большой деревни устроил праздник в честь своего дня рождения и пригласил на него всех жителей Бюллербю. Кроме детей, конечно. Только взрослых. И дедушку. Тётя Лизи очень расстроилась. Она думала, что не сможет поехать из-за Черстин. Ведь Черстин всего полтора года, и её ещё нельзя оставлять одну. Но мы с Анной сказали, что охотно понянчим Черстин, потому что решили стать нянями, и чем раньше мы начнём упражняться, тем лучше.

— А вам обязательно упражняться на моей сестре? — недовольно спросил Улле.

Он и сам был бы не прочь понянчиться с Черстин, но ему в тот день предстояло доить коров и кормить кур и свиней.

Тётя Лизи, конечно, обрадовалась, а мы ещё больше. Я ущипнула Анну за руку и сказала:

— Как хорошо, правда?

А Анна ущипнула меня и сказала:

— Скорей бы они уехали!

Но взрослые копаются очень долго, когда надо ехать в гости. Все, кроме дедушки. Дедушка был готов уже в шесть утра, хотя они собирались выехать не раньше десяти. Дедушка надел свой чёрный костюм и красивую рубашку. И как только дядя Эрик запряг лошадь, дедушка сел в коляску, хотя тётя Грета ещё надевала своё самое нарядное платье.

— Дедушка, ты любишь ездить в гости? — спросила Анна.

Дедушка ответил, что любит, но мне показалось, что не очень, так как он вздохнул и добавил:

— О-хо-хо! Что-то уж очень часто приходится ездить в гости!

Тогда дядя Эрик сказал, что последний раз дедушка ездил в гости пять лет тому назад, ему грех жаловаться.

Наконец папа, дядя Эрик и дядя Нильс тронули лошадей, и взрослые уехали.

Тётя Лизи сказала, что чем дольше мы будем гулять с Черстин, тем лучше она будет себя вести. В полдень мы накормим её обедом, который надо всего лишь разогреть, а потом уложим спать.

— Ой, как интересно! — воскликнула Анна.

— Да, — сказала я. — Я решила, что стану няней, когда вырасту, это уже точно!

— Я тоже, — сказала Анна. — Ведь ухаживать за детьми очень просто. Если говорить с ними спокойно и ласково, они будут тебя слушаться. Я читала в газете.

— Само собой разумеется, что с детьми надо говорить спокойно и ласково, — согласилась я.

— Я читала, что есть люди, которые кричат на детей. Но тогда дети становятся непослушными, — сказала Анна.

— Кто же станет кричать на такую крошку? — сказала я и пощекотала Черстин за пятку.

Черстин сидела на одеяле, разостланном на траве, и смеялась. Она очень хорошенькая. У неё выпуклый лобик и голубые глазки. И уже восемь зубов — четыре сверху и четыре снизу. Они похожи на рисовые зёрнышки. Говорить Черстин ещё не умеет. Она говорит только «Эй! Эй!». Но, может быть, каждый раз это означает что-нибудь другое, мы не знаем.

У Черстин есть коляска, на которой её катают. Анна предложила:

— Давай её покатаем!

Я согласилась.

— Идём, моя деточка, идём, моя Черстин, — сказала Анна и стала сажать Черстин в коляску. — Черстин поедет гулять!

Анна говорила очень спокойно и ласково, как и следует разговаривать с маленькими детьми.

— Садись, вот так тебе будет хорошо!

Но Черстин не захотела садиться. Ей хотелось стоять, она прыгала и говорила: «Эй! Эй!» Мы испугались, что она упадёт.

— По-моему, её надо привязать, — сказала я.

Мы взяли толстую верёвку и привязали Черстин к коляске. Когда Черстин обнаружила, что не может встать, она заревела на всю округу. Из хлева примчался Улле.