Местные газеты оказались не столь тактичны, когда дело касалось имен. Ведь в маленьком городке каждому было известно, что «толковая тринадцатилетняя девочка» - не кто иная, как Ева Лотта Лисандер. И редактор не видел никаких причин для того, чтобы утаить это и в своей газете. Такого великолепного материала уже давно в газете не было, и он выжал из него все, что мог. Он написал длинную трепетную статью о «маленькой прелестной Еве Лотте, которая сегодня играет среди цветов в саду своих родителей и, похоже, совсем позабыла ужасающее событие, которое случилось в среду в обдуваемой всеми ветрами Прерии».
И в экстазе продолжал: «Да, где еще могла бы она позабыть, где, как не здесь, дома у своих родителей, могла бы она почувствовать себя в безопасности. Здесь, в хорошо знакомой ей с детства среде, где запах свежеиспеченного пшеничного хлеба из отцовской пекарни, кажется, служит залогом того, что в здешней жизни все же существует уверенность в надежности будней. И эту уверенность не могут поколебать никакие кровавые покушения из мира преступлений».
Редактор был крайне доволен своим вступлением. И далее он распространялся о том, какой толковой оказалась Ева Лотта и какие точные приметы убийцы она передала в полицию. Вернее, редактор на самом деле не употребил слово «убийца», он заменил его целым выражением: «человек, к которому, надеемся, сходятся все нити разгадки этого преступления». Он упомянул также, что Ева Лотта заявила, будто она легко узнает подозреваемого, если снова увидит его. И особо отметил, что маленькая Ева Лотта Лисандер, быть может, в конце концов станет тем орудием, которое приведет наглого преступника к справедливой каре.
Да, редактор написал все то, что писать как раз и не следовало.
Страшно огорченный, полицейский Бьёрк был именно тем, кто сунул еще мокрую от типографской краски газету в руки комиссара криминальной полиции. Ожидавший в полицейском участке комиссар, прочитав статью, зарычал от гнева.
- Это просто непорядочно так писать! - кричал он. - Это абсолютно непорядочно!
Пекарь Лисандер употребил еще более крепкие выражения, когда через некоторое время в бешенстве ворвался в редакцию газеты. Жилы на его висках набухли от бешенства, и он изо всех сил грохнул кулаком по столу редактора.
- Ты что - не понимаешь? Это преступно - так писать! - закричал он. - Ты что, не понимаешь, какой опасностью грозит это моей девочке?
Нет, редактор об этом даже и не подумал. Какой еще опасностью?
- Не представляйся большим дураком, чем ты есть на самом деле! Этого, видишь ли, не требуется, - сказал пекарь, и был совершенно прав. - Разве ты не понимаешь, что парень, который может один раз убить, прекрасно может повторить это еще раз, если сочтет необходимым. И в этом случае, должен сказать, весьма предусмотрительно с твоей стороны дать ему фамилию и адрес Евы Лотты. Ты что - не мог указать заодно и номер телефона, чтобы он позвонил и заранее назначил время?
Ева Лотта тоже считала, что статья преступна, по крайней мере отдельные ее части.
Сидя на чердаке пекарни вместе с Андерсом и Калле, она читала газету:
- «Маленькая прелестная Ева Лотта играет сегодня среди цветов в саду своих родителей…» - ну и ну, катись ты… Разве можно быть таким дураком, если пишешь в газетах?
Взяв у нее газету, Калле прочитал статью и огорченно покачал головой. Настолько-то он еще продолжал оставаться суперсыщиком, чтобы понять, как безумна эта статья. Но другим он не сказал об этом ни слова.
Редактор между тем был прав, когда написал, что Ева Лотта, похоже, забыла это ужасающее событие. Конечно, она ведь почувствовала себя такой старой, почти пятнадцатилетней. Но, к счастью, она обладала способностью юной души забывать почти на следующий день то, что доставило неприятность. И только когда наступал вечер и она лежала в постели, ее мыслям было трудно оторваться от того, что ей не хотелось вспоминать. Первые ночи она спала совсем беспокойно, а иногда кричала во сне так, что маме приходилось будить ее. Но днем, при ярком свете солнца, Ева Лотта была спокойна и весела, как прежде. Ее решения стать более женственной и отказаться от участия в войне Роз хватило всего на два дня. А потом она больше не выдержала. Она сама чувствовала, что чем безумней были игры, в которые она бросалась очертя голову, тем скорее то ужасное могло исчезнуть из ее сознания.
Полицейский пост у Господской усадьбы был уже снят. Но еще до этого Великий Мумрик был доставлен оттуда. Дяде Бьёрку выпало почетное поручение вызволить его из-за полицейского кордона. Ведь после допроса Евы Лотты на веранде, когда ей пришлось выдать тайну существования Великого Мумрика, Андерс отвел в сторону дядю Бьёрка и спросил, не будет ли он столь любезен освободить Великого Мумрика из заточения? Дядя Бьёрк охотно это сделал. Откровенно говоря, он был искренне заинтересован в том, чтобы посмотреть, как выглядит Великий Мумрик. Так и получилось, что Великий Мумрик, сопровождаемый полицейским эскортом, был вынесен из своего неуютного убежища и передан представителю Белой Розы. И вот сейчас он лежал в одном из ящиков самого старого комода на чердаке пекарни, где рыцари Белой Розы обыкновенно хранили свои реликвии. Но это было сугубо случайно. Вскоре его должны были перенести в другое место.
Поразмыслив, Андерс счел, что идея спрятать Великого Мумрика в развалинах замка рядом с насосом не очень удачна.
- Я бы хотел поместить его в какой-нибудь более интересный тайник, - сказал он.
- Бедный Великий Мумрик, - пожалела камешек Ева Лотта. - Думаю, хватит с него всяких там интересных тайников.
- Я имею в виду интересный тайник совсем иного рода, - пояснил Андерс.
Выдвинув ящик комода, он с нежностью рассматривал Великого Мумрика, лежавшего в коробке из-под сигар на ложе из розового хлопка.
- Немало узрели твои мудрые очи, о Великий Мумрик! - сказал он, чувствуя себя более чем когда-либо уверенным в магической силе камешка.
- Я знаю! - решил Калле. - Спрячем его у кого-нибудь из Алых!
- Что ты имеешь в виду? - спросила Ева Лотта. - По-твоему, мы добровольно отдадим его Алым?
- Нет, - пояснил Калле. - Но они на время получат его, даже не подозревая об этом. А если они не будут знать об этом, то можно считать, что его у них нет. И подумать только, как они разозлятся потом, когда мы им об этом расскажем!
Андерс и Ева Лотта сочли, что это - гениальная идея. После увлекательнейших обсуждений различных возможностей было определено, что Великого Мумрика спрячут в комнате Сикстена. Они решили мгновенно отправиться туда и приглядеть какое-нибудь подходящее место. Быстро съехав по веревке вниз, ребята ретиво помчались к реке и перебрались на другой берег по небольшому мостку из досок, проложенному Евой Лоттой во время войны Роз. Это был кратчайший путь к штаб-квартире Алых в гараже Сикстена.
Совершенно запыхавшись, подбежали они к вилле почтмейстера и ворвались в сад. Сикстен, Бенка и Юнте, сидя на скамейке, попивали сок. Андерс принес радостную весть, что Ева Лотта больше не отказывается носить оружие и что, следовательно, война Роз может вспыхнуть снова. Алые выслушали это с искреннейшим удовлетворением. Решение Евы Лотты стать чуточку более женственной вызвало у всех глубокое недовольство, а таких скучных и длинных дней, как эти последние, им никогда еще не доводилось переживать.