Суперсыщик Калле Блумквист рискует жизнью | Страница: 30

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

- Вообще-то Великий Мумрик спас кое-кому жизнь, - сказал Калле. - Если бы ты, Андерс, не положил его в глобус, Беппо никогда не угостили бы шоколадом. А если бы Беппо не угостили шоколадом, то наверняка случилось бы кое-что похуже. Я не уверен, что все переносят мышьяк так же легко, как Беппо.

Дядя Бьёрк и Андерс согласились с ним.

- Великий Мумрик - особа, достойная всяческого уважения, - сказал дядя Бьёрк, открывая калитку почтмейстера.

Беппо лежал в корзине на веранде, по-прежнему слабый, но бесспорно живой. Сикстен сидел рядом и смотрел на него взглядом, полным любви и обожания. Ведь этот песик жил у него с тех самых пор, когда был маленьким щенком, и Сикстен думал, что так будет продолжаться долго-долго.

Услыхав, что калитка отворяется, Сикстен поднял голову, и глаза его стали круглыми от удивления.

- Здравствуй, Сикстен, - сказал дядя Бьёрк. - Я пришел за Великим Мумриком.


15

Скоро ли забывается убийство? Ах, о нем помнят не очень долго. Люди болтают некоторое время, болтают, гадают и волнуются, содрогаются от ужаса и злятся, что полиция ничего не делает. И вдруг это перестает всех интересовать. Люди начинают болтать о чем-то другом, они содрогаются от ужаса и злятся, но уже совсем по другому поводу.

Быстрее всех забывают, разумеется, самые юные, те, что занимаются войной Алой и Белой Роз, завоеватели Великого Мумрика. Им о стольком надо думать, у них столько разных дел! Кто сказал, что каникулы тянутся долго? Неправда, совершеннейшая неправда! Летние каникулы так прискорбно, так немилосердно, просто до слез коротки! Золотые деньки бегут один за другим. И надо использовать каждую секунду. Нельзя, чтобы мысль о мрачном злодеянии омрачала последнюю, пылающую солнцем неделю летних каникул!

Их матери, однако, забывают не так быстро. Некоторое время они держат дома своих маленьких белокурых дочерей, они боятся выпустить их из виду. Беспокойно выглядывают они из окна, если вдруг не слышат поблизости, как галдят их сыновья. Время от времени они выбегают из дома, желая убедиться, что ничего дурного не приключилось с их любимыми детьми. И еще долго-долго боязливо просматривают они содержимое почтовых ящиков, чтобы увидеть, не скрывается ли там какая-нибудь новая опасность. Но в конце концов и они не в силах больше тревожиться. Однако им приходится думать о многом другом. И тогда их сыновья и дочери, ужасно тяготившиеся беспокойством мамаш, облегченно вздыхают и возвращаются к своим прежним полям битв и местам игр, которые некоторое время были ими заброшены.

Полицейские, однако, ничего не забывают, хотя, быть может, внешне это выглядит и не так. Они продолжают по-прежнему работать в тиши, несмотря на все трудности, несмотря на то, что все версии приходится отбрасывать как непригодные, несмотря на то, что многие важные бумаги вдруг исчезают и найти их невозможно… Несмотря на то что порой кажется: продолжать работу просто бессмысленно. Полицейские продолжают работать - они не забывают ничего.

И есть еще некто… и он тоже никогда не забывает. Это убийца. Он помнит, что он сделал. Он помнит, когда вечером ложится спать, и когда утром встает, и в долгие дневные часы. Он вспоминает об этом каждую минуту днем и ночью, и память об этом преследует убийцу во время беспокойного сна.

И он боится. Он боится, когда вечером ложится спать, и когда утром встает, и в долгие дневные часы. Он боится каждую минуту и днем и ночью, и ужас отравляет его сон.

Он знает: есть человек, видевший его лицо всего лишь миг, когда ему не следовало видеть его; и этого человека он боится. Он пытается, Насколько это возможно, изменить свою внешность, он сбривает усы и коротко подстригает волосы, чтобы они стояли ежиком. Никогда больше не носит он свои зеленые габардиновые брюки, которые висят теперь в глубине его шкафа и от которых он не может избавиться, чтобы никто этому не удивился. Однако он все равно боится. А еще он боится, что кто-нибудь найдет тот самый вексель, что он потерял. Вексель, где стоит его имя. Каждый день он читает газеты, страшась прочесть, что теперь наконец-то бумага найдена и что теперь наконец-то убийца будет схвачен. Он так боится, что снова и снова устремляется на место преступления и ищет вексель в зарослях, хотя знает: это бесполезно. Но он должен снова и снова убеждать себя в том, что эта опасная бумажка не затерялась среди жухлой прошлогодней травы или за каким-нибудь валуном. И поэтому он садится в свою машину и с бешеной скоростью проезжает те шесть миль, которые отделяют его от хорошо известного ему места на окраине Прерии. Ибо что толку убрать человека с дороги ради того, чтобы избежать вечно повторяющихся денежных затруднений, если одна-единственная бумажка может все уничтожить? Он все поставил на карту и должен доиграть эту игру до конца. Если его разоблачат - все кончено! И тогда собственное злодеяние, которое его ослепленным глазам виделось неизбежным, окажется самым глупым и наиболее безмозглым из всего, что он когда-либо совершал.

И ни разу не думает он о том, что убитый им человек ушел навсегда. Что из-за него старый человек никогда больше не увидит, как лето сменяется осенью. Он думает только о себе. Он думает спастись любой ценой. Но он боится. А человек всего опасней, когда боится.


* * *


Великий Мумрик еще не вернулся из Стокгольма, где проходил судебно-химическую экспертизу. Но полиция уже получила извещение: на мельчайших частицах шоколада, застрявших на Великом Мумрике, в самом деле были обнаружены следы мышьяка. А половина плитки шоколада, оставшаяся у Калле, содержала столько яда, что могла запросто лишить жизни человека. Если бы Ева Лотта съела всю плитку, на что, вероятно, надеялся отравитель, у нее было бы очень мало шансов выжить.

Ева Лотта знала о покушении на ее жизнь. Невозможно было удержать ее в неведенье о деле, которому была посвящена каждая газета. Кроме того, комиссар криминальной службы счел своей обязанностью предупредить девочку. Разумеется, лавина подарков и лакомств после настойчивых призывов прессы полностью прекратилась, но Еве Лотте все равно необходимо было остерегаться. Для отчаявшегося человека, быть может, существовали другие возможности ей навредить. И хотя комиссар считался с тем, что бедная девочка снова может впасть в шоковое состояние, когда узнает жестокую правду, он все же отправился в дом пекаря, чтобы серьезно побеседовать с ней.

Но он ошибся. Ева Лотта не впала в шоковое состояние. Она разозлилась, разозлилась так, что только искры полетели!

- Ведь Беппо мог умереть! - кричала она. - Подумать только, чуть не убить бедного невинного пса, который никому не сделал зла!

В глазах Евы Лотты подобное преступление затмевало все остальные.

Но ее природная беззаботность помогла ей забыть все дурное. Через несколько дней к Еве Лотте снова вернулась ее жизнерадостность. Она больше не вспоминала, что на свете есть скверные люди, она знала только, что сейчас летние каникулы и жизнь неописуемо прекрасна.

Да, до конца каникул оставалась одна несчастная неделя. И все до единого рыцари Алой и Белой Роз считали, что оставшееся им короткое время нужно употребить на что-нибудь более интересное, чем печальные раздумья о том, что произошло и чего изменить нельзя.