И туда же наверняка держал путь этим прекрасным летним утром большой черный автомобиль, который с бешеной скоростью лавировал на поворотах, окутывая тучами пыли мелкие желто-белые Цветы и узкие листья подмаренника, растущего на обочине. Это был совершенно обычный автомобиль. Но внимательный наблюдатель все же заметил бы в нем нечто странное. Во-первых, он оставлял за собой отчетливые следы. Через открытое боковое стекло время от времени высовывается девчоночья рука, и затем на обочине дороги можно найти мелкие клочки красной бумаги, а иногда крошки белой булки. Да, именно крошки булки. Потому что Ева Лотта как-никак дочь пекаря с постоянным резервным запасом булочек в карманах платья. А клочки красной бумаги - обрывки афиши, сорванной с фонарного столба в тот момент, когда девочка шмыгнула в машину к спящему Расмусу. «Большой летний праздник», - значится на афише черными буквами. «Лотерея. Танцы. Кофе». Боже, благослови спортивное общество Лильчёпинга за эту афишу! Потому что поездка обещает быть долгой, а надолго ли хватит нескольких булочек? Вскоре Еве Лотте приходится экономить и булочки, и клочки бумаги. На каждой развилке должна лежать ярко-красная бумажка. А иначе как их спасители узнают, куда они поехали? И вообще объявятся ли какие-нибудь спасители? И чем закончится это приключение?
Ева Лотта осматривается в машине и обдумывает создавшееся положение. Рядом с нею в машине, на заднем сиденье, профессор. Руки у него по-прежнему связаны, во рту - кляп, в глазах - отчаяние. С другой стороны рядом с ним - тот, кто так «самозабвенно» охранял машину. На переднем сиденье - тот, кого зовут Никке, со спящим Расмусом на руках. Рядом с ним, за рулем, второй мошенник, который забирался по лестнице в окно, его зовут Блум - это Еве Лотте уже известно. Она охватывает взглядом всю эту картину и переводит взгляд дальше - она смотрит через переднее стекло. Летний пейзаж, окружающий их с обеих сторон, - шведский, никакого сомнения в этом нет. Поля спелой ржи с маргаритками и васильками - также такие шведские, какие только можно себе представить. Стволы белых берез - тоже. Только эта машина и ее необычные пассажиры нездешние, они прямо из американского гангстерского фильма. Сердце Евы Лотты бьется чуть сильнее, когда она думает о том, что эти двое мошенников на переднем сиденье - настоящие киднэпперы [1] . Киднэпперы - это звучит так смешно на фоне такого вот солнечного шведского пейзажа! Киднэпперы должны въезжать под проливным дождем темным осенним вечером в Чикаго!
Никке ощущает, конечно, неодобрительный взгляд Евы Лотты на своем затылке; он оборачивается и недовольно глядит на нее злыми глазами.
- Какого черта понадобилось тебе встревать в это дело? - спрашивает он. - Зачем ты влезла в машину, глупая девчонка?
Ева Лотта напугана. Но все же еще больше - озлоблена. И не хочет, чтобы этот негодяй заметил, как она встревожена.
- Обо мне не беспокойся, - говорит она. - Лучше подумай, что ты скажешь, когда явится полицейский и схватит тебя!
Глаза профессора становятся чуточку веселее, и это помогает ей собраться с духом. Она рада, что он здесь, хотя сейчас он совсем беспомощный. Все же он - взрослый, и он - на ее стороне.
Никке угрожающе хмыкает, но, не говоря ни слова, отворачивается от девочки.
«У него здоровенный затылок и светлые волосы, которые не мешало бы подстричь, - думает Ева Лотта. - Шея у него обросла светлым пушком. А вообще-то как его описать? Какие у него приметы? Будь Калле здесь, он бы в одну секунду составил его словесный портрет. Придется это сделать за него, чтобы помочь полиции. Если когда-нибудь мне представится случай сообщить свои наблюдения полиции!»
У него, у этого Никке, голубые наивно-хитроватые глаза и полное, добродушное, красное, обветренное лицо. Да, лицо у него скорее добродушное, хотя сейчас он выглядит хмурым. «Он не шибко умен, - думает Ева Лотта, льстя себя надеждой, что нарисованный ею портрет куда тоньше, чем у Калле, который только и говорит о цвете глаз и всяких там родинках, но ни слова о характере человека. - Ну а те, другие? Блум темноволосый и туповатый на вид, бледный и угреватый, этакий неряха, - думает Ева Лотта. - За деньги, видно, готов на все. А тот, что на заднем сиденье, больше других похож на идиота. Это - полное ничтожество. Волосы у него песочного цвета, подбородка почти нет, а умишко уместился бы в кончике мизинца. Что, в конце концов, могло заставить этих троих кретинов взяться за похищение людей? За всем этим кроется какая-то мысль, хотя непохоже, чтобы хоть один из них мог о чем-то думать. Но, может быть, есть кто-то другой, который думает за них, кто-то, поджидающий их где-то в другом месте?»
Но вот машина неожиданно сворачивает на узкую, ухабистую лесную дорогу. Ева Лотта торопится разбросать побольше крошек и обрывков бумаги, потому что здесь их спасатели могут легко пойти по ложному следу. Дорога эта не совсем обычна и наверняка не предназначена для автомобильного движения, так что машина скачет и подпрыгивает на ухабах. И Расмус просыпается. Сначала он чуть-чуть приоткрывает сонные темные глаза, но потом вдруг рывком садится и начинает пристально смотреть на Никке.
- Так это ты должен починить нашу кухонную плиту, или… или…
Он беспомощно замолкает, не докончив фразы. Ева Лотта протягивает свою теплую руку и гладит его по щеке.
- Я здесь, Расмус, - говорит она. - Ты не рад, что я здесь? Твой папа тоже здесь, хотя…
- А куда мы едем, Ева Лотта? - спрашивает Расмус.
Вместо Евы Лотты отвечает Никке.
- Мы решили немного прогуляться, - говорит он, задорно смеясь, - просто немного прогуляться.
- Ты будешь чинить нашу кухонную плиту? - добивается Расмус. - Правда, папа?
Но папа не отвечает.
Никке вопрос Расмуса явно кажется забавным. Он смеется еще громче.
- Нет, мальчуган, плиту я починю в другой раз.
Видно, вопрос мальчика привел его в хорошее настроение.
Усадив поудобнее Расмуса к себе на колени, он вдруг запел:
- Был у графа верный пес, звали его Труль…
- А тебя как зовут? - полюбопытствовал Расмус.
- Меня зовут Никке, - ухмыляясь, говорит Никке и весело поет: - Звали меня Ник…
- По-моему, ты сможешь починить нашу кухонную плиту, - говорит Расмус. - Но ты, наверно, из тех, про кого папа говорит: обещать обещают, а ничего не выполняют.
Ева Лотта печально смотрит на профессора. Ему есть сейчас о чем подумать, кроме сломанной плиты. Она ободряюще гладит его по руке, а он взглядом благодарит ее.
Потом она осторожно выбрасывает последний клочок красной бумаги в окно. Бумажка резво порхает в лучах солнца, опускаясь на землю. Найдет ли ее кто-нибудь? И когда?
- Нет, нет, только не бежать за полицейским, - сказал Калле. - На это сейчас нет времени. Нам надо отправиться следом за ними и посмотреть, куда они едут.