Благодаря своеобразному бальзамированию, которое называют" наследственным правом на престол, монарх, если даже он свергнут и изгнан, продолжает существовать; не так обстоит дело с придворными — они более мертвы, чем король. Там, на чужбине, король — мумия, здесь, на родине, придворный — только призрак. А быть тенью тени — это высшая степень худобы. Баркильфедро совсем отощал, изголодался. Тогда он стал сочинителем.
Но его гнали даже из кухонь. Иногда он не знал, где переночевать. "Кто приютит меня?" — вопрошал он и боролся, боролся с упорством человека, близкого к отчаянию, — черта, обычно вызывающая участие к несчастному. Кроме того, он обладал особым талантом: подобно термиту, он просверливал в древесном стволе ход снизу доверху. С помощью имени Иакова II, играя на своих воспоминаниях, чувстве преданности, умилении, он получил доступ к герцогине Джозиане.
Джозиана милостиво отнеслась к человеку, который обладал двумя качествами, способными тронуть сердце: он был беден и умен. Она представила его лорду Дерри-Мойр, поселила в отведенном для слуг помещении, зачислила его в штат своей домашней челяди, была к нему добра и даже иногда разговаривала с ним. Баркильфедро не пришлось больше терпеть ни холода, ни голода. Джозиана говорила ему "ты". Такова была мода: знатные дамы обращались к литераторам на "ты", и те не протестовали. Маркиза де Мальи, принимая, лежа в постели, Руа, которого видела первый раз в жизни, спросила его:
— Это ты написал "Год светской жизни"? Здравствуй!
Позднее писатели расплатились той же монетой. Пришел день, когда Фабр д'Эглантин обратился к герцогине де Роган:
— Ты урожденная Шабо?
То, что Джозиана говорила Баркильфедро "ты", было для него большим успехом. Это приводило его в восторг. Ему льстила высокомерная фамильярность герцогини.
"Леди Джозиана говорит мне "ты"!" — думал он, потирая руки от удовольствия.
Он воспользовался этим, чтобы упрочить свое положение. Он сделался чем-то вроде своего человека во внутренних покоях Джозианы, человека, которого никто не замечает, которого не стесняются; герцогиня не постеснялась бы переменить при нем сорочку. Но все это было ненадежно. А Баркильфедро добивался прочного положения. Герцогиня — только половина пути. Он считал бы все свои труды потерянными, если бы, прокладывая подземный ход, ему не удалось добраться до королевы.
Однажды Баркильфедро обратился к Джозиане:
— Не захочет ли ваша светлость осчастливить меня?
— Чего ты хочешь? — спросила Джозиана.
— Получить должность.
— Должность? Ты?
— Да, ваша светлость.
— Что за фантазия пришла тебе просить должности? Ты ведь ни на что не годен.
— Потому-то я вас и прошу.
Джозиана рассмеялась.
— Какую же должность из всех, для которых ты не пригоден, тебе хотелось бы получить?
— Место откупорщика океанских бутылок.
Джозиана рассмеялась еще веселее:
— Что это такое? Ты шутишь?
— Нет, ваша светлость.
— Хорошо. Для забавы буду отвечать тебе серьезно. Кем ты хочешь быть? Повтори.
— Откупорщиком океанских бутылок.
— При дворе все возможно. Неужели есть такая должность?
— Да, ваша светлость.
— Для меня это ново. Продолжай.
— Такая должность существует.
— Поклянись душой, которой у тебя нет.
— Клянусь.
— Нет, тебе невозможно верить.
— Благодарю вас, ваша светлость.
— Итак, ты хотел бы… Повтори еще раз.
— Распечатывать морские бутылки.
— Такая обязанность, должно быть, не слишком утомительна. Это почти то же, что расчесывать гриву бронзовому коню.
— Почти.
— Ничего не делать… Такое место действительно по тебе. К этому ты вполне пригоден.
— Видите, и я кое на что способен.
— Перестань шутить! Такая должность в самом деле существует?
Баркильфедро почтительно приосанился:
— Ваш августейший отец — король Иаков Второй, ваш зять — знаменитый Георг Датский, герцог Кемберлендский. Ваш отец был, а зять и поныне состоит лорд-адмиралом Англии.
— Подумаешь, какие новости ты мне сообщаешь. Я и без тебя это отлично знаю.
— Но вот чего не знает ваша светлость: в море попадаются три рода находок — те, что лежат на большой глубине, те, что плавают на поверхности, и те, что море выбрасывает на берег.
— Ну и что же?
— Все эти предметы, _легон, флоутсон и джетсон_, являются собственностью генерал-адмирала.
— Ну?
— Теперь ваша светлость понимает?
— Ничего не понимаю.
— Все, что находится в море, все, что пошло ко дну, все, что всплывает наверх, все, что прибивает к берегу, — все это собственность генерал-адмирала.
— Допустим. Что ж из этого?
— Все, за исключением осетров, которые принадлежат королю.
— А я думала, — сказала Джозиана, — что все это принадлежит Нептуну.
— Нептун — дурак. Он все выпустил из рук, позволил англичанам завладеть всем.
— Кончай скорей!
— Находки эти называются морской добычей.
— Прекрасно.
— Они неисчерпаемы. На поверхности моря всегда кто-нибудь плавает, волна всегда что-нибудь пригонит к берегу. Это контрибуция, которую платит море. Англичане берут таким образом с моря дань.
— Ну и прекрасно. А дальше?
— Ваша светлость, таким образом океан создал целый департамент.
— Где?
— В адмиралтействе.
— Какой департамент?
— Департамент морских находок.
— Ну?
— Департамент этот состоит из трех отделов: Легон, Флоутсон и Джетсон, и в каждом отделе сидит чиновник.
— Ну?
— Допустим, какой-нибудь корабль, плавающий в открытом море, хочет послать уведомление о том, что он находится на такой-то широте, или встретился с морским чудовищем, или заметил какой-то берег, или терпит бедствие, тонет, гибнет и прочее; хозяин судна берет бутылку, кладет в нее клочок бумаги, на котором записано это событие, запечатывает горлышко и бросает бутылку в море. Если бутылка идет ко дну, это касается начальника отдела Легон, если она плавает — начальника отдела Флоутсон, если волны выбрасывают ее на сушу — начальника отдела Джетсон.
— И ты хочешь служить в отделе Джетсон?
— Совершенно верно.
— И это ты называешь должностью откупорщика океанских бутылок?