Блинков-младший нашел дворницкий водопроводный кран, из которого сочилась ржавая вода (вот откуда во дворе лужа). Первым делом он вымыл ручку. На блестящей загогулине, увитой чеканными лавровыми листьями, красовалось фирменное клеймо: «CERBER».
А кроссовки отмывались плохо. Белые нитки посерели, и было ясно, что это навсегда.
– На твоем месте я бы не стала появляться дома, – заметила Ирка. – Пойдем сначала к нам, я тебя приведу в человеческий вид.
Она появилась непонятно откуда. Отмывая кроссовки, Блинков-младший все время поглядывал в подворотню и был уверен, что заметит, когда Ирка пойдет в кондитерскую.
– Нарочно подкрадывалась? – буркнул он. Когда у людей плохое настроение, они сами не замечают, как делятся им с друзьями.
– Ничего я не подкрадывалась, – обиделась Ирка, – я просто с другой стороны подошла. Со
служебного входа.
– Ну, ты даешь! – изумился Блинков-младший. – Сама же боялась, что тебя милиция поймает!
– Ас чего бы милиция стала меня ловить,
когда я шла с Ларисиком? – невозмутимым тоном похвасталась Ирка. – Кстати, когда мы прощались, она собиралась домой. Если ты не очень по ней соскучился, давай смываться.
В этот момент, как будто специально подтверждая Иркины слова, дверь служебного входа приоткрылась. Блинков-младший отвернулся и присел на корточки, делая вид, что завязывает шнурки.
– Это еще не она, – сказала Ирка. – Но все равно пойдем скорей.
Блинков-младший встал, и они быстрым шагом вышли из подворотни. В насквозь мокрых кроссовках чавкало. На них было страшно посмотреть.
– Захожу я в музей, – начала рассказывать Ирка. – А там у раздевалки стоит группа: школьники с учительницей, приезжие. И выходит к ним экскурсоводша: «Здрасьте, добро пожаловать в музей изобразительных искусств имени Юрия Ремизова, меня зовут Лариса Сергеевна». Понял?! Ну я и пристала к экскурсии. До закрытия сорок минут, Ларисик бежит галопом: «Это пейзаж восемнадцатого века, а это рыцарский полудоспех, мальчик, не отвинчивай у него руку и отойди за веревочку». За полчаса все обежала и стала нас благодарить за внимание. А смотрительница уже поглядывает на часы и готовится всех выгонять. Я думаю: нетушки, буду торчать до упора. Мне же нужно посмотреть, придут уборщицы или нет. Учительница увела своих, а я осталась. Подхожу к Ларисику и спрашиваю: «А когда привезут из Германии картины Юрия Ремизова?» Ты бы видел, как она обрадовалась! «В первый раз, – говорит, – встречаю школьницу, которая интересуется Ремизовым!»
– Она его обожает, – вставил Блинков-младший. – Мама ее тоже на Ремизове вербанула.
– Ты рассказывал, – кивнула Ирка. – Поэтому я и спросила про Ремизова. Говорю: «Я, Ла-риссергевна, про него смотрела по каналу «Культура» и нахожусь под громадным эстетическим впечатлением!» Так она меня повела к себе в кабинет, альбом показывать. Я все названия картин Ремизова списала. Только, Митек, ты говорил, что пропало семь картин, а в альбоме их девятнадцать!
– Это альбом двадцать второго года, – пояснил Блинков-младший. – Остальные картины, может, в других музеях или пропали еще раньше… Ир, а уборщицы были?
– Нет. Точно нет, Митек: я уходила в начале восьмого и никого похожего на уборщицу не встретила… Молодец я, Митек?
– Еще какой! – признал Блинков-младший и, чтобы Ирка не очень задирала нос, показал ей свой вклад в расследование – дверную ручку.
– Класс, – оценила находку Ирка и вдруг прыснула в кулак. – Знаешь, что мне Ларисик сказала по большому-большому секрету? «Картины, – говорит, – деточка, похищены злоумышленниками. Но я не сомневаюсь, что их найдут и выставка откроется вовремя. Милиция уже задержала соучастника преступления. К несчастью, он оказался твоим ровесником!» Представляешь? Я все губы искусала, чтобы не засмеяться! Говорю ей: «Может, это ошибка? Зачем картины какому-то мальчишке? Он и продать их не сможет». А она уперлась: нет никакой ошибки, все точно. Сержант, который тебя поймал, уже всем в музее хвастался, что скоро его в офицеры произведут.
– Трепач! – буркнул Блинков-младший. – В чайники со свистком его произведут, а не в офицеры!
Было ясно, что сержант Сережа постыдился признать свою ошибку. Слишком уж скандально они с Гуськовым брали Митьку: в музейном зале, на глазах у экскурсантов, а потом еще и вели его в наручниках. Равумеется, когда после этого сержант вернулся караулить дверь, Ларисик его спросила, как продвигается расследование. И сержант соврал: мол, допрос идет, преступник колется…
– «Соучастник преступления»! – фыркнула Ирка. – Ладно, пойдем искать, где продаются «Церберы». А то уже восьмой час, скоро магазины начнут закрывать.
Замок оказался дорогой. В простецком хозяйственном магазинчике, где на вес торговали гвоздями, Блинкову-младшему с Иркой подсказали, что «Церберы» могут быть в салоне стройматериалов.
Этот салон оказался похож на модный бутик: продавцы носят галстуки-бабочки, доски и кирпичи запакованы в полиэтилен. И название у него было солидное: «Интердверь».
В полированных мраморных плитках на полу отражались окна. А Блинков-младший чапал по нему в хлюпающих кроссовках, и за ним оставались мокрые следы. Он ждал, что с минуты на минуту их с Иркой выгонят. Наперерез им уже двинулся продавец с золотой сережкой в ухе. Его зло поджатые губы не предвещали ничего хорошего.
– Ручку достань из кармана, олух! – прошипела Блинкову-младшему Ирка. – Пусть видит, что мы по делу.
Ручка от дорогого замка произвела на продавца сильное впечатление. Похоже, он рассудил, что кто купил один «Цербер», тому по карману и второй. А когда, подойдя поближе, он рассмотрел Ир-кины трехсотдолларовые джинсы, поджатые губы расплылись в улыбке.
– Я могу вам чем-нибудь помочь? – спросил он.
– Замок сломался, – объяснила Ирка. – Нам нужен точно такой же.
Продавец упорно называл замок «Кербером», хотя правильно было «Цербер» – по имени мифического пса, стража ада.
– Есть у нас «Керберы», – сказал он, взглянув на ручку. – Популярный замочек. Недавно у меня для музея брали десять штук. Это, если в доллары пересчитать, полторы тыщи. Так музейщик заплатил и глазом не моргнул. А еще говорят, что им денег мало выделяют.
Блинков-младший понял, почему Лялькин скрывал от миллионерши Демидовой, что с замка пропала ручка: «Церберы» были куплены на ее деньги. То, что продавец не случайно назвал цену, тоже было ясно. В магазине попроще их бы в лоб спросили: «А есть у вас, ребята, столько денег?»
Ирка полезла в сумочку и показала свои доллары, заработанные в детском саду. Продавец даже смутился от ее неделикатности.
– Это ни к чему, – сказал он, порозовев. – Я оцениваю кредитоспособность покупателя с одного взгляда.
Митек невольно вспомнил Валеру-Джиханшу: «Он тебе на пузе и на спелом арбузе спляшет».