Генерал сделал еще глоток из бокала.
— Может, война с лаагами и превратила все народы Земли в союзников, — продолжил он, — но межнациональное соперничество все еще существует, и многие только и ждут дня, когда смогут возобновить прежнюю гонку между странами. Так что все вы теперь под особой охраной.
— Но я всего лишь слушал Пенара, пока мы вели его обратно!
— И видел его корабль. И слышал его опять уже на Земле. И Мэри Гэллегер летела с тобой, а значит, ты мог подхватить у нее кое-какие догадки и идеи насчет Пенара. Нет, Джим, если ребята наверху — политики, которые принимают такие решения, — решили, что ты теперь под охраной, — значит, ты будешь под охраной.
— Но уходить с базы мне можно, если со мной секретные агенты?
— Я этого не говорил, — ответил Моллен. — Вообще-то я не уверен, что тебя куда-нибудь выпустят, разве что в Вашингтон, доложить начальству или что-нибудь в этом роде.
— Понятно, сэр, — мрачно ответил Джим.
— Крепись, — продолжил генерал, — это еще только начало. Тебе не только не дадут покидать базу, тебе еще и на базе не позволят ходить куда попало и общаться с кем попало. Ты переедешь в особое жилое помещение при этой лаборатории, о которой я говорил; Мэри и ее команда живут там же. А в рабочее время ты будешь при мне — я лично за тебя отвечаю.
— Сэр, но вы же не можете выводить эскадрилью на границу вместе со мной! — возмутился Джим. — Стрелок-генерал, разве такое бывает? Эти шишки, о которых вы говорите, не могут такого требовать!
— А они и не требуют, — буркнул Моллен. — Не я буду с тобой, а ты со мной.
Джим сначала не понял, что генерал имеет в виду. Наконец он в изумлении уставился на своего собеседника.
— Сэр, не может же... Вы что, хотите сказать, что меня отстраняют от полетов?
— Именно, — ответил Моллен. — С завтрашнего дня ты въезжаешь в офис в моем штабе и занимаешь пост начальника секции.
— Но, сэр, — сказал Джим, — должен же быть какой-то другой способ! Я пилот, я ничего не знаю о штабной работе. Разве нельзя...
Но Моллен уже не слушал. Он скользил взглядом по комнате явно в поисках официанта. Официанта не было, но уже через минуту дежурный покинул свой обычный пост у входа и поспешил к ним.
— А, Свен, — сказал ему Моллен, — не хотел тебя беспокоить, но не мог бы ты подойти к Мэри Гэллегер — ты ведь ее знаешь? Отлично! Спроси ее, не присоединится ли она к нам на пару минут? Долго мы ее не задержим, так ей и скажи.
— Конечно, генерал.
Дежурный отправился исполнять поручение. Они увидели, как он наклонился к Мэри Гэллегер, и через минуту она и ее спутник отодвинули стулья и встали из-за стола.
— Черт побери, а верный пес ее мне зачем? — проворчал Моллен.
Но майор со шнуром просто проявлял вежливость. Мэри направилась к ним через площадку, а он снова сел за стол. Джим и Моллен в свою очередь поднялись на ноги. Мэри подошла к ним, и они все вместе сели за стол.
— Джим только что из отпуска, — сказал Моллен Мэри. — Я как раз ему объяснял, что он поселится у вас и будет командовать секцией в штабе. Конечно, Джим, мы заодно сделаем тебя полковником.
— Да я бы лучше остался майором, сэр, — отозвался Джим.
— Все еще надеешься вернуться к своей эскадрилье? Не беспокойся, если уж представится возможность, мы тебя и так пошлем, даже если ты будешь первым подполковником, когда-либо командовавшим пограничной эскадрильей из пяти кораблей.
— Спасибо, сэр, — ответил Джим, не особенно вслушиваясь в то, что говорит генерал. Он смотрел на Мэри. На ней было светло-голубое коктейльное платье, из-под рыжеватых волос виднелись серьги в виде неровных обломков камня наподобие аквамарина.
Ей это шло, у нее была хорошая фигура. И Джим снова подумал, что это женщина абсолютно не его типа. Ее лицо с правильными чертами и голубовато-зеленые глаза постоянно бросали вызов всему миру, в том числе и ему, хотя для этого не было причин.
Сейчас, правда, она выглядела усталой.
— Вы, похоже, зря времени не теряли, — сказал он ей, не придумав ничего лучшего. Моллен наконец поймал официанта и послал его за бокалом того же белого вина, что Мэри пила за своим столиком.
— Верно, — ответила Мэри, — но зато теперь мы все наладили, и дела сдвинулись с места. Я вас часто дергать не стану, но время от времени будут возникать проблемы, и нам понадобится ваша помощь, если вы не против.
— Он не будет против, — сказал Моллен. — Он будет счастлив вырваться из-за конторского стола.
— А как Рауль? — поинтересовался Джим.
— Все еще счастлив, что попал домой, по-моему, — ответила Мэри. — Он уже не так много говорит, но это, я думаю, потому, что та часть рассудка, что сохранилась от него в корабле, целыми днями мечтает. У нас ведь он не весь, то есть даже разум его не весь, а только та его доля, которая так рвалась домой. Это мы как раз выяснили. Вовсе не обязательно, чтобы весь разум перемещался в неодушевленный объект...
Она замолчала. Подошел официант с вином.
— Спасибо.
— К вашим услугам, мэм.
— ...Видите ли, — продолжила она, — мы начинаем разрабатывать теорию, которая может объяснить массу фольклорных историй, обычно считавшихся предрассудками. Полтергейсты, например, дома с привидениями и тому подобное.
— Объясните ему почему, — сказал Моллен.
Она огляделась.
— Тут очень уж много народу...
— Не беспокойтесь. Этот угол чист, и здесь работает искажатель. Даже тот, кто сидит в метре от нас, может расслышать наши голоса, но не разберет, о чем мы говорим. Кроме того, обратите внимание, что вокруг нас все столики пустые, а в следующем ряду за каждым столиком сидят один-два офицера и не едят, а просто сидят с бокалами. Уж поверьте, мы надежно защищены; и я хочу, чтобы он все узнал, прежде чем отправится в эту вашу пещеру Аладдина.
— Как скажете, сэр. — Перед «сэр» была небольшая пауза. Мэри явно еще не привыкла к военным порядкам. — Понимаете, Джим, сам факт существования Пенара в этом корабле доказывает, что разум может существовать вне материи, хотя он инстинктивно стремится при любой возможности найти себе материальный сосуд.
Джим кивнул.
— Но вот потом мы наткнулись на настоящую сенсацию. Дело в том, что не обязательно отдельно существовать должен целый разум. При обычных условиях разум пойдет практически на все что угодно, лишь бы не покидать тело, в котором он развился от искры сознания в зародыше до сложной индивидуальности человека или животного. Как правило, он лучше дотянет до смерти, чем покинет тело. Но при некоторых глобальных потрясениях разум или его часть постарается избежать невыносимой ситуации. Вы понимаете, что я имею в виду?
— То есть в состоянии ли я разобрать ваши объяснения? Да, в состоянии.