Митька бежал, считая про себя: ОДИН, ДВА, ТРИ... Если бы не струсил, то сейчас уже был бы в сенях. ЧЕТЫРЕ, ПЯТЬ... Протянул бы руку и схватил канистру. ШЕСТЬ, СЕМЬ, ВОСЕМЬ... Отско­чил бы от горящих вени...

Канистра взорвалась. Оглянувшись, Митька увидел ярко освещенный изнутри дом. Горело все: пол, стены, потолок; полыхал стол за распахнутой взрывом внутренней дверью.

Он кинулся к разбитому окну, через которое убежала лисица. Выброшенный взрывом керосин долетел до дальней стены комнаты. На полу полу­чилась горящая дорога, а углы еще не занялись. Папина пуховка и парашют мирно лежали на топ­чане. Митьке показалось, что он спит и, если сей­час открыть глаза, пламя исчезнет, он войдет в дом и приляжет на минутку перед тем, как идти за Ли­ной.

До топчана было метра полтора; Митька не мог ни дотянуться до парашюта и пуховки, ни про­лезть в узкое окошко. Отскочив к ограде, он стал отламывать колючую проволоку. Огонь в сенях гу­дел, а снаружи дом выглядел мирно: толстые брев­на, гостеприимно светящиеся окошки... Щелк! — проволока переломилась. Митька отмерил кусок подлиннее, с запасом, и стал отламывать второй конец. Успеть бы! Лямок на парашютном мешке туча, цепляй за любую.

Проволока отломилась, он сделал на конце крюк и сунулся к окошку. Оттуда клубами валил светя­щийся в темноте дым. Глаза сразу же заволокло слезами. Митька разглядел, что парашют еще цел, сунул проволоку в окошко и зацепил что-то на­угад. Дернул — тяжело. Поймал!

Отвернувшись от дыма, он тянул, накалывался руками на колючки, шипел от боли и тянул!

Балбес! Дебил! Кретин! А еще на Лину злился!.. Мешок зацепился за подоконник. Митька схватил его, выдернул и покатился по траве, совершенно счастливый. Ну, хоть парашют спас!

Из окна, у которого Митька только что стоял, высунулся длинный язык пламени и лизнул кры­шу. Одно, за другим лопнули стекла в остальных окнах, и огонь заревел. Крыша вспыхнула сразу в нескольких местах. Она была крыта широкими плоскими щепками — кажется, это называется дранкой — и продержалась не больше минуты. Пламя вырвалось и поднялось столбом. Затрещала и вспыхнула крона стоявшей рядом сосны.

Блинков-младший еще не успел подумать, что будет дальше. Горел дом, они с Линой теряли еду и ночлег, и это само по себе было кисло. А сейчас Митька вдруг понял, что горящий дом — чепуха, детская страшилка про козу рогатую. Настоящий-то ужас в том, что он поджег тайгу!

Глава XXI. САМЫЙ БОЛЬШОЙ КОСТЕР В ЖИЗНИ

С горяча он побежал к Лине, но колючая проволока хваталась за кусты и тормо­зила. Стоп! Откуда у него колючая проволока? За мешок зацеплена колючая проволо­ка. Он сам же и цеплял. Блинков-младший снял ее и понял, что проволока очень ценная. Нельзя ее выбрасывать, и вообще надо прибарахлиться, пока еще можно.

С треском вспыхнула крона второй сосны. Иск­ры летели вверх фонтаном, как из китайского фей­ерверка.

Так, Лина у нас на просеке, медведь у нас чешет от огня во все лопатки, значит, зеленоглазая пока в безопасности. Нервничает, конечно: пожар уже виден издалека. Прости, друг «Васька у папы», из­виняйте, мамзель «Лина у бабушки с дедушкой», но придется вам еще понервничать. Отсидеться на даче не получилось, путешествие продолжается, и опять нам нужно все: и еда, и какая-нибудь посу­дина, и огонь... Огня было даже слишком, но в карман его не упрячешь. А заправить зажигалку из канистры Митька не успел.

Кроны сосен вспыхивали как свечки. Вниз огонь сползал неохотно, и Митька решил, что пять минут у него есть. Он вбежал в барак и опять пере­дернулся, увидев загаженный стол. Ну и гады, ведь жили здесь... Хотя жили в неволе, вот и мстят всем: и этим стенам, и незнакомым людям, кото­рые не валили лес на морозе, а в тепле чистыми ру­ками собирали Ученую Бандуру...

В бараке было светло. Не как днем, но светло, и света прибавлялось. Под ногой что-то звякнуло и откатилось по полу. В мечущемся свете пожара Митька быстро нашел темно-зеленую лакирован­ную гильзу. Автоматная. Понюхал, и даже в его забитом от дыма носу засвербило от вони сгоревше­го пороха.

Стреляли не зимой и Даже не на прошлой неде­ле. Так остро, до слез, пахнет только недавно со­жженный порох. Вы уж поверьте Дмитрию Олего­вичу Блинкову-младшему. Что он, пороху не ню­хал? И нюхал, и стрелял из такого же автомата Калашникова. Уничтожил целый взвод банок из-под пива. Только случилось это давно и далеко, по ту сторону земного шара, и рядом были в основном друзья, если не считать крокодилов, змей и пары жалких личностей. А здесь... Что здесь? Он с хро­мой девчонкой, они с топорами и, как теперь ока­залось, с автоматом. Двое на двое. Расклад невесе­лый, но и не самый поганый в жизни лучшего сы­щика из всех девятиклассников.

За открытой дверью гудел и стрелял набираю­щий силы пожар. Блинков-младший побежал по бараку. Слева и справа сколоченные из неструганых досок топчаны, посредине длиннющий стол — ничего интересного. Ага, под потолком электри­ческие лампочки, значит, должен быть генератор.

В дальней стене была дверь и закрытое фанер­кой окошко. Митька сунулся туда и попал на кух­ню с большой, сложенной из диких камней пли­той. Поднял с пола смятую алюминиевую миску — пригодится. С плиты взял тяжелый от накипи ве­дерный чайник — целое богатство. Ого, а это вооб­ще сокровище: сточенный в гвоздик длинный хлеб­ный нож! Митька сунул нож за пояс, миску — в парашютный мешок, а чайник пристегнул к меш­ку снаружи. Он уже не жалел о том, что рискнул заскочить в барак.

За следующей дверью оказалась пропахшая го­рючим генераторная, она же мастерская. На стене электрический щит, к нему со всех сторон тянутся провода, а под щитом пусто — генератор, который давал ток, увезли. Напротив длинный верстак, за­порошенный каменной пылью, на нем разбитый круг от электрического точила. Точило тоже увез­ли. Так-так! Полсотни лесорубов, у каждого топор, а здесь их, стало быть, точили. Не может быть, что­бы не осталось какого-нибудь сломанного.

Митька пошарил в темноте под верстаком, на­ткнулся на гладкую деревяшку — нет, пустое то­порище. И еще одно. Бросив мешок, он залез под верстак и выгреб все, что там было. Топоров оказа­лись целые залежи, острейших! Только они сточи­лись до половины, поэтому их бросили. Блинков-младший заткнул один за пояс, два в мешок, чет­вертый из жадности взял в руки. Теперь бы капельку горючего, на котором работал генератор. Хорошо бы бензина, но и против коптящей воню­чей солярки он бы не возражал...

На полке Митька нашел жестянку с тавотом, похожим на грязный вазелин, и взял с собой. Та вот горит, но зажигалку им не заправишь. Можно будет поэкспериментировать на жаре, когда тавот станет пожиже, — вдруг он зажжется от искры?

А горючего не нашлось. Конечно, для генерато­ра нужна была целая цистерна, ее как привезли, так и увезли.

Из мастерской наружу вела отдельная дверь. Блинков-младший выбежал на крыльцо и зажму­рился. С полыхающих сосен падали обгоревшие ветки. Пожар охватил зимовье полукругом. Путь к просеке был еще свободен, и Блинков-младший по­бежал. Огонь сжирал кислород; через несколько шагов он стал задыхаться в горячем и душном воз­духе. В самом центре пожара, на поляне, дыма по­чему-то не было, а здесь он полз по кустам и ел гла­за. Кашляя и отплевываясь, Митька брел почти на ощупь.. Свернутая в бублик проволока цеплялась за ветки. Сослепу он свалился в помойную яму, об­радовался, наугад зацепил несколько банок и, гро­мыхая, как трамвай, вывалился на просеку.