Когда Маша вернулась на кухню, Петька сидел на прежнем месте. Кажется, он даже не пошевелился.
— Я никуда не уйду! — твердо сказал «укропольский егерь». — Мне офицерская честь не позволит оставить Николай Георгича одного!
Маша на себе почувствовала, что означает выражение «опустились руки». Они упали и повисли плетьми… На уговоры Петька не поддается. Чем больше уговариваешь, тем он упрямее. Перевоспитать его за пять минут невозможно. Все равно останется и будет мешать. С ним даже в пейнтбол играть невозможно, потому что Петька любит выскакивать не вовремя и орать: «За мной!» А потом нудно выясняет, кто на самом деле был командиром, и всегда оказывается, что не он.
Значит, Деда ты не можешь оставить одного, а меня можешь? — спросила Маша.
А что тебе сделается? Дам тебе ключ, пойдешь к нам, телик посмотришь. Родаков дома нет, Витьки тоже. Хозяйничай сколько влезет. Можешь даже посуду помыть, — с надеждой закончил Петька.
А если меня по дороге схватят?
— Не схватят, — заверил Петька. — Ты бегаешь быстро.
Он прятал глаза — чувствовал, что не прав. Но это еще не значило, что Петька даст себя переубедить. И Маша пустила в ход свое последнее средство:
— А говорил, что любишь…
Я не говорил, а только собирался, — честно ответил Петька.
Мне некогда тебя уговаривать, — сказала Маша. — Если любишь, пойдешь со мной. А если не любишь, уматывай из моего дома!
Ну и пожалуйста! — вспыхнул Петька. Шагнул к двери и остановился. — Ага, Незнамова, нарочно меня покупаешь! Не пойду я никуда, и все!
Вошел Дед. В руках у него была канистра с бензином и садовый опрыскиватель.
Вы еще здесь? — удивился он.
Уходим уже, — Маша зло посмотрела на Петьку. — Дед, ты хоть скажи, что делать. Если прятаться, нас ведь все равно найдут. По лодке найдут. Спросят, чья лодка с заплатой, и кто-нибудь вспомнит, как Петька протаранил Самосвала и свою лодку продырявил.
Чудаки вы, ребята. — Дед оглядел Машу и насупившегося Петьку. — Вы что же думаете? Заявятся сюда грабители, прихлопнут старичка и пойдут прочесывать город и расстреливать подростков?
Маша не ответила. С расстрелом подростков Дед перегнул, а в остальном она примерно так и думала.
— Я хочу добраться до Сочи, а там уж найду, кому все рассказать, — объяснил Дед. — Можно было бы прямо сейчас пойти к Евгению Евгеньевичу, он бы меня отвез на своей машине. Только надо, чтобы в ближайшие часы никого не было в этом доме. Пускай приходят грабители, пускай устраивают обыск или засаду. Раз никого нет, то никому ничего плохого они не сделают.
Ты за маму боишься, — догадалась Маша.
Совершенно верно! Ей уже пора вернуться. Дождусь маму, и вместе поедем в Сочи на ее машине.
А это зачем? — недоверчиво спросил Петька, показывая на принесенный Дедом садовый опрыскиватель.
Тараканов морить.
Тараканов бензином не травят. Вы огнемет хотите сделать!
А зачем спрашивать, если все знаешь?! — огрызнулся Дед и продолжал уговаривающим голосом, как будто хотел напичкать Петьку манной кашей: — Огнемет — на самый крайний случай. Не для славных битв, молодой человек, а чтобы привлечь внимание соседей. Если во всех домах народ прилипнет к окнам, то у преступников поубавится прыти. Не полезут они при свидетелях. Сирена воздушной тревоги была бы еще лучше, но ее нет, поэтому я хочу сделать огнемет. А ты у меня время отнимаешь. Ступай.
Я останусь, — без прежней уверенности объявил Петька. — Мало ли, боеприпасы поднести, и вообще.
И тут Маша увидела, что такое полковник разведки. Дед стал как будто выше ростом. Ей показалось, что из глаз у него посыпались искры.
— ВОН!!! — рявкнул он и безо всякого уважения к соратнику перетянул Петьку по заднице шлангом от опрыскивателя. — Боеприпасы он подносить собрался, помощничек! В первый и в последний раз я тебя взял во взрослое дело!..
Петька пробкой выскочил из комнаты. Его уши пылали. Дед мгновенно успокоился и чмокнул Машу в лоб:
— Пока, Муха. Если все пройдет нормально, к вечеру заеду за тобой.
И он сплюнул через левое плечо.
Маша разыскала Петьку на соседском огороде. Он сидел на грядке среди огромных зонтиков перезревшего укропа.
— Видала? — пожаловался Петька. — А еще полковник!
Я бы тебе добавила, — безжалостно сказала Маша. — Тут серьезное дело, а ты все играешь, как маленький.
А я разве несерьезно? — с горьким удивлением возразил Петька. — Я же по-настоящему хотел помочь. Победить или умереть. По-взрослому я хотел, понимаешь?!
Взрослые слушаются приказов, а маленькие любят, когда их уговаривают. Ты хотел по-взрослому, но чтобы тебя уговаривали, как маленького. Вот и получил по корме.
Петька встал и побрел, не отряхнув со штанов налипшую землю.
— Подожди, — остановила его Маша.
С улицы слышался шум мотора. Над забором проплыл брезентовый верх «уазика».
Мама приехала. Вот теперь пошли. — И Маша первая зашагала в конец соседского огорода.
А ты разве к маме не пойдешь? — догнал ее Петька.
Зачем?
Ну, повидаться. «Здрасьте» ей сказать.
— «Здрасьте» ей Дед скажет. — Маша вздохнула, чувствуя себя на двадцать лет старше и на сто лет мудрее Петьки. — Как ты не поймешь?! Ничего еще не кончилось, Петька. У них каждая минута на счету: то ли успеют уехать, то ли грабители обложат дом и надо будет прорываться.
А я попрусь «здрасьте» говорить?
Петька остановился. Душа «укропольского егеря» рвалась туда, где надо прорываться.
— Пойдем уж, чучело. — Маша сама взяла его под руку.
В такую погоду, рассудила она, никто носа не высунет из дому. Значит, никто и не будет дразниться.
На вешалке в прихожей красовалась морская фуражка с разлапистой золотой «капустой». Машу замутило от одного ее вида. Фуражка была Витькина. А старший брат Соловьев ей надоел до тошноты, еще когда они жили соседями в этой самой квартире.
— Не бойся, Витька на дискотеке. Он «фургон» бережет, в дождь не носит, — кивнул на фуражку Петька.
Маша только дернула плечом. Она давно не боялась Витьку.
Есть будешь? — предложил Петька.
Смотря что.
А что сготовишь. Продуктов полно, а жрать нечего. Витька получил стипендию и в кафе питается. А я свои деньги потратил на клей для лодки, — признался Петька. — Сегодня на завтрак морковку грыз.
А говоришь, взрослый, — вздохнула Маша. — Яичницу не мог себе пожарить?
Мог. И жарил. Пока яйца не кончились. — Петька смотрел жалостливо, как барашек. — Маш, все, что можно было пожарить или сварить, мы с Витькой уже прикончили. А тут надо ГОТОВИТЬ.