— А что потом? — повторил Молоток.
Дофтанем сам знаефь фто и разфежимся, — совсем тихо прошамкал Седой.
«Сам знаефь фто»! — передразнил Молоток. — Это «фто» уже по телевизору показывают! Про него уже дети знают!.. Вставай, пацан, хорош притворяться. — Он без зла пнул Петьку и твердо взглянул на главаря. — Седой, мы сгорим, если вернемся в Укрополь. Надо уходить с тем, что есть. По телику говорили, что цена монетам больше ста тысяч баксов. Толкнем их за четвертак — уже хорошо.
Седой молчал. Пистолет в его руке так и плясал.
А у него нет монет! — громко сказала Маша. Рука главаря заткнула ей рот, но было уже поздно: Молоток и Кашель все слышали и поняли, как смогли.
Та-ак, — привстал на кровати Кашель. — Ах ты, ха-рум-паша, наставник молодежи! Общак решил прикарманить!
Глядя на главаря, он встал и вкрадчивым движением сунул руку в карман. А Молоток взялся за щипцы.
— Назад! — Седой вытянул руку с пистолетом, целясь то в Молотка, то в Кашля. Но за ним наблюдали еще трое, и все трое решили, что пора действовать.
Маша вывернулась из-под несильной руки Седого, упала на пол и «рыбкой» нырнула в угол.
Самосвалов схватил стул и уже опускал его на руку с пистолетом. В то же мгновение Петька бросился под ноги главарю. От его толчка Седой пошатнулся, взмахнул рукой, и стул, пролетев мимо, в щепки разбился об пол.
Другого оружия у Самосвалова не было, а достать врага кулаком он не успел. Дрожащий пистолет нацелился в грудь начальника укропольской милиции.
Все застыли. Промазать в двух шагах было невозможно. Это дошло даже до безбашенного Петьки. Он скорчился на полу и больше не пытался повалить Седого.
Самосвалов медленно отступал, держа на виду пустые руки.
И тут погас свет.
Момент был не тот, чтобы думать о причинах аварии. У всех нашлись жизненно важные дела. Седой сразу же выстрелил и начал палить не переставая. Остальные, в том числе Молоток и Кашель, ползали, прятались, опрокидывали мебель и бросали на вспышки выстрелов что под руку попадало. Маша забилась под кровать. Там был толстый матрац, а она слышала, что пистолетные пули вязнут в вате.
— Ребята, не вставайте! У него еще два патрона! — крикнул Самосвалов.
Седой выстрелил, целясь на голос.
— Один, — хладнокровно уточнил Самосвалов.
Седой выстрелил в последний раз, и стало тихо.
Стукнулся об пол брошенный пистолет.
Самосвал! Почему он молчит?!
В темноте посыпались искры. Кто-то чиркал зажигалкой. С третьего раза он высек слабый огонек и высоко поднял зажигалку над головой. Не Самосвалов, точно. Самосвалов был в белой милицейской рубашке, а этот — в синей.
НО СИНЕЙ РУБАШКИ НЕ БЫЛО НИ НА КОМ В ЭТОМ ДОМЕ!
Из темноты смутно проступил блин фуражки с золотой «капустой».
— Санек, якорем тя, врубай свет! А то у меня все расползаются! — крикнул старший брат Соловьев.
Вспыхнувший свет застал грабителей врасплох. Седой уползал через порог. Кашель крался над ним. Еще мгновение, и он бы сослепу наступил на главаря. А Молоток решил драться. Подобравшись к Витьке, он заносил для удара щипцы.
Старший брат Соловьев стоял с бесполезной зажигалкой в руке, моргая от яркого света. Ему пришлось бы плохо, но тут метко брошенная кем-то ножка от стула ударила Молотка по запястью. Грабитель выпустил свои страшные щипцы, и они свалились на спину ойкнувшему Седому.
— Всем не двигаться! — из-за опрокинутого стола поднялся Самосвалов.
Кашель шмыгнул за дверь и как мячик отлетел назад. Из темных сеней вышли двое морячков в таких же, как у Витьки, фуражках с неимоверным количеством золотой «капусты». Ее хватило бы на три порции салата.
Дом с закрытыми ставнями превратился в ловушку для преступников. Из него не было другого пути, кроме как в дверь, где плечом к плечу стояли морячки.
Не двигаться! — повторил начальник укропольской милиции. Его белая рубашка была разорвана, по рукаву текла кровь. Самосвалов с болезненной гримасой ощупывал плечо. Маша спохватилась, что до сих пор, как маленькая, сидит под кроватью, и стала выбираться. Надо было помочь Самосвалову.
Вик! — бросился к брату Петька. — Я знал, что ты не такой гад, как кажешься!
Ну уж… — Витька порозовел от похвалы.
Да, я всегда знал! — расчувствовался Петька. — Помнишь, Холмогоровы топили котят, а ты их спас?
И продал, — напомнил старший брат, чтобы не выглядеть чересчур примерным.
Но, судя по всему, роль героя ему нравилась. Витька взглянул на Седого, который так и лежал на полу, и поставил ногу ему на спину, как охотник на фотокарточке с подстреленным тигром.
Матросики топтались в дверях.
— Вяжите этих, — кивнул им Самосвалов и объявил грабителям: — Вы арестованы!
Пока Маша перевязывала Самосвалову плечо, разорвав на бинты рукава его рубашки, Витька хвалился своим подвигом:
— Еду я к себе на буксир и думаю: «Ну, в последний раз в автобусе трясусь. У меня ж монет полны карманы. Впарю их какому-нибудь лоху и мотоцикл куплю!»
Услышав, на что муфлон Витька хотел спустить стоты-сячедолларовую коллекцию, Седой застонал и стал кататься по полу.
— Чего он? — удивился Витька.
Маша с Петькой переглянулись и сказали в один голос:
— Говори, говори.
Двое матросиков, как мешок, подняли главаря преступников. У него подкашивались ноги. Жамкая беззубым ртом, Седой что-то шептал. Маша расслышала только новое, но понятное слово «фуфломёт».
— Короче, пошел я к боцману, — продолжал фуфломет, удивленно поглядывая на Седого. — Говорю: «Петрович, якорем тя, вот у меня монеты. С пятого класса собирал, а теперь надоело, продать хочу. В Турцию, говорю, меня не берут…»
Притихший было Седой взвыл в голос: и тут Витька его надул!
— Говори, говори, — повторили Маша с Петькой.
Пожав плечами, Витька рассказал, что было дальше.
Вчера он мельком похвастался огороднику, что поплывет в Турцию, и сам был готов забыть свое вранье. А Триантафилиди, оказывается, не забыл. Отдавая Витьке банку с заправкой, он спросил, какие документы нужны для загранплавания. Витька кое-что знал от взрослых матросов и с грехом пополам ответил. Он тогда не понял, что его проверяют, но разговор запомнил.
Когда у него в руках оказались монеты, муфлон разгадал план Седого. Раз коллекцию из музея ищут в России, то безопаснее продать ее в Турции. Вот Витька и сунулся с монетами к боцману Петровичу. Потом ему пришлось долго бегать, прикрывая мягкие места от жгущих ударов канатика, по-морскому называемого линьком. Боцман, оказывается, смотрел передачи Маргариты Незнамовой и сразу понял, откуда у матроса эти монеты. Пришлось Витьке рассказать все, как было.