Хеннесси развернулся и зашагал обратно через улицу. Он закрыл за собой дверь и запер ее на замок, спустился в подвал и собрал все газеты с обведенными объявлениями о сдаче внаем квартир. Взяв их в охапку, он прошел в гараж и выбросил все в мусорный бачок. Ждать ему теперь было нечего, и он, прямо в одежде, рухнул на кровать и уснул мертвым сном.
Утром он поехал в банк во Флорал-Парке и снял со счета все деньги до последнего доллара, а сберегательную книжку у него на глазах кассир порвал пополам.
В первую ночь ни один из них не произнес ни слова, но не только из страха разбудить детей: для того, чем они собрались заняться, слова были совершенно излишни. Нора привела его к себе домой и, закрывая за ним дверь, рассадила палец о крюк. Однако она даже не заметила, что из раны течет кровь, она вообще обнаружила, что поранилась, только на следующее утро, когда малыш Джеймс ухватил ее за палец и сказал «Бобо!». Она собиралась пойти на кухню и налить Эйсу холодной воды, но едва он переступил порог, как она поняла, что ни за какой водой не пойдет. Он задрожал, когда она обняла его, и тогда она поцеловала его, она думала, что это будет поцелуй дружеского участия. И ошиблась.
Не зажигая света, они двинулись в спальню, а пес потрусил за ними по пятам, они не стали прогонять его, чтобы не начал скрестись у запертой двери. Очутившись в спальне, они продолжили целоваться, пес калачиком свернулся в углу на упавшей с вешалки ночной рубахе — до них доносилось его шумное дыхание. Они не в силах были оторваться друг от друга, так что Нора даже не успела до конца раздеться. Эйс стянул ее трусики до колен, и Нора выпуталась из них. Они опустились на пол, на разбросанные подушки рядом с кроватью, и если кто-то из них время от времени нарушал молчание, то лишь затем, чтобы прошептать «Не останавливайся!». Пес крепко спал в своем углу, малыш Джеймс ни разу не попросил свою бутылочку, Билли не вставал в туалет, они могли снова и снова продолжать свои ласки, зажимая друг другу рот ладонью, чтобы не кричать. В пять утра, когда небо подернулось молочной дымкой и звезды растаяли, а от простыни, которой они укрывались, остались одни клочья, эти двое поняли, что ночь кончилась, а для них все только начинается.
Они никогда не обсуждали, увидятся снова или нет, им это было не нужно. С той самой ночи Эйс каждое утро вставал в школу, завтракал и отсиживал все утренние уроки, зная, что к тому моменту, когда прозвучит звонок на обеденный перерыв, Нора уложит малыша Джеймса на дневной сон. После звонка Эйс выходил из школы и мчался по Тополиной улице, прокрадывался через задний двор Амато, перебирался через забор на участок Норы и входил в дом через боковую дверь, которую она всегда держала для него открытой. Он не задумывался о том, что с ним происходит, но понимал, что все больше и больше теряет голову. Он не мог дождаться, когда окажется с Норой в спальне, и порой у него не хватало терпения туда дойти. Они занимались любовью на диване в гостиной, пока малыш Джеймс не просыпался и не подавал голос. Тогда Эйс натягивал одежду, пока Нора готовила бутылочку, а потом выходил из дома через ту же боковую дверь и бежал в школу, чтобы успеть к началу восьмого урока.
На выходных ему приходилось тяжко, потому что видеться они не могли. Он работал на заправке, качал бензин, пока Джеки со Святым перебирали двигатели, но стоило ему хотя бы подумать о ней, как его немедленно бросало в жар. Но хуже всего было по ночам, ночи сводили его с ума. Иногда Нора отваживалась его впустить, но случалось и так, что Эйс обнаруживал боковую дверь запертой: должно быть, Билли снова снились кошмары или у Джеймса резались зубы. В такие ночи Эйс начисто терял сон. Он исхудал, потому что не мог позволить себе тратить время на обед, а за ужином в кругу семьи еда не лезла ему в горло, даже когда Мэри готовила самые любимые его блюда. В те ночи, когда Нора не впускала его, он брал пса и отправлялся с ним на долгую прогулку, но в какую бы сторону он ни двигался изначально, в конечном итоге неизменно оказывался перед домом Корриганов. У подъездной дорожки он останавливался, но мысленно говорил, что только трусы спасаются бегством, и заставлял себя вплотную приблизиться к белесому пятачку на лужайке, где в новогоднюю ночь возник призрак Кэти. Это было единственное место, куда Руди за ним не увязывался. Пес отказывался идти дальше подъездной дорожки, он садился на землю и начинал скулить, глядя, как хозяин идет по лужайке. Но как Эйс ни старался, он не мог пересилить себя и переступить границу этого бледного круга на траве.
Однажды ночью он все-таки решился и протянул руку, но едва он ощутил теплоту воздуха внутри круга, как за спиной у него раздался автомобильный гудок. Эйс поспешно отдернул руку и, обернувшись, увидел «бель-эйр» Джеки. Тот самый, который хотел себе купить. Джеки опустил стекло и отчаянно замахал рукой.
— Быстро в машину! — рявкнул он, когда младший брат подошел к краю тротуара.
Эйс разжал кулак и снова сжал, пальцы у него горели. Джеки высунулся из окна и схватил его за куртку.
— Садись, кому сказано, — процедил он. — Живо.
Эйс подошел к пассажирской дверце и сел.
— Твою мать, — выругался Джеки. Он допоздна работал, и от него разило бензином и страхом, — Какого дьявола ты тут околачиваешься?
Пес подошел к машине, и Эйс собрался впустить его, но Джеки схватил брата за руку.
— Только твоей псины у меня в машине и не хватало.
— Приятно было пообщаться, — сказал Эйс.
Он открыл дверцу и собрался выйти, но Джеки дернул его назад. В последнее время они почти не разговаривали. Даже находиться в одной комнате им было неприятно.
— Хватит сюда таскаться. Ты только бередишь то, что трогать не надо.
Эйс уселся обратно и с интересом взглянул на брата.
— Что, например?
— Просто оставь ее в покое, понял?
— Угу, — согласился Эйс, — Я приму твой совет к сведению.
— Послушай, — не унимался Джеки, — Что было, то прошло. Я изменился. Я уже другой. Я не обязан расплачиваться за это всю оставшуюся жизнь. Если тебе так приспичило, можешь оставить себе ее пса, черт с тобой. Но не нужно ворошить прошлое.
— А что такое? — поинтересовался Эйс, — Боишься привидений?
Джеки вытащил из бардачка сигареты и достал из пачки одну.
— Нет никаких привидений, — буркнул он.
Когда он вытаскивал зажигалку, руки у него тряслись, и Эйс понял, что не единственный видел ее.
— Еще как есть.
— Для меня — нет, — отрезал Джеки. Вид у него, впрочем, был испуганный, и он то и дело косился на лужайку перед домом Корриганов. — Я с уважением отношусь к вещам, которых раньше вообще не понимал. Даже батя это заметил.
— Я рад за тебя. — Эйс толкнул дверцу и выбрался из машины, потом наклонился обратно, прежде чем снова захлопнуть ее, — Я просто счастлив, что ты можешь жить спокойно.
Эйс отступил на тротуар, и Джеки рванул с места. Пес подошел к нему и ткнулся носом в ладонь, Эйс погладил его, и они неторопливо зашагали к дому. Поразительно, насколько просто оказалось, если правильно себя поставить, жить под одной крышей с родным братом и не разговаривать с ним. И неважно, изменился он или нет.