Я еще раз внимательно всмотрелась в собеседника. А ведь не врет — лицо густо усыпано оспяными шрамами. Настолько густо, что я их сперва за веснушки приняла. В рубахе пацан родился — мало кто после такой болезни выживает, а уж не слепнут вообще единицы. Как же ему помочь? Ведь даже если я из своих невеликих запасов денежек ему отсыплю, ни к чему хорошему это не приведет. Подельники же отберут, еще и прибьют для надежности.
— Слушай, — решила я, — нечего тебе в банду возвращаться. С твоим счастьем уже через седмицу без рук останешься.
— Куда ж деваться? — с надеждой спросил мальчишка.
— Со мной пойдешь, а там решим, к какому делу тебя можно приспособить. Знаешь Антипов постоялый двор у рыночной площади?
Глеб кивнул.
— Если разделимся, двигай туда, спросишь швабского барона фон Кляйнерманна, скажешь, что от меня…
— Барона!.. — присвистнул пацан восхищенно. — Полюбовник твой, что ли?
— Вот ведь поганый у тебя язык, — отвесила я огольцу подзатыльник. — Друг то мой, друг и соратник. Даже если со мной что случится, он тебе поможет.
— Дружинников романских боишься?
— Не боюсь, а опасаюсь. Чует мое сердце: не оставит меня Михай так просто…
За забором послышался скулеж, будто кобель какой с прогулки во двор просится. Я вскочила и привычно начала ворошить мусор в поисках хоть чего-то, что могло сойти за оружие. Ёжкин кот, жива останусь — обязательно в обычай возведу ножичек за голенищем таскать. На такой вот аховый случай. Глеб наблюдал за мной со все возрастающим недоумением.
— Ты чего кипешишь? Это ж собаки бродячие — их тут с десяток обретается.
— Неужто в твоем селе про драконью стаю слыхом не слыхивали?
— Вовкудлаки! — ахнул Глеб, совсем с лица спав от испуга. — По следу нашли… Драться будем?
— А то, — воинственно потрясла я в воздухе черенком от лопаты. — Ты давай, мчи к моим друзьям, а я тут сама управлюсь. Другой-то ход какой знаешь?
Мальчишка, успокоенный моим уверенным тоном, кивнул:
— Ну держись тут, Лутоня. Подмога скоро будет.
И только я его и видела. Держись… Ага, как же! А покусают, буду на полную луну выть да коров до смерти драть. Охохонюшки… И за каким драконом я мороком баловалась? Во-первых, бесполезно, запах-то свой я изменить не смогу; а во-вторых, сил потратила уйму, и, как теперь выясняется, все зря. Но оставлять на прикрытие пацана, а самой бежать — вообще глупо. Ищут-то меня, за мной и в погоню бросятся.
Я подняла лицо к небу, вдыхая полной грудью, готовясь дорого продать свою свободу. Холодное зимнее солнышко будто в щеки расцеловало меня, бедовую. За спиной раздался грохот. Деревянная вывеска сорвалась со стены и спланировала прямиком мне под ноги. Хорошо еще саму не пришибла. Без особого любопытства я на нее взглянула. Крученые червячки буковок никак не хотели складываться во что-нибудь понятное. Но чуть ниже иностранной надписи обнаружились привычные рутенские письмена. То, что мне удалось разобрать, повергло меня в ступор. И поэтому, когда во двор, отодвинув знакомую доску и громко принюхиваясь, протиснулся потрепанный Михай, активного сопротивления он не встретил. Я просто разревелась, бросив в его сторону так и не пригодившееся мне оружие.
На златом крыльце сидели:
Царь, царевич, король, королевич,
Сапожник, портной.
Кто ты будешь такой?
Считалка
Я была пьяна. В дугу, в зюзю, в стельку, в хлам, вдребезги, вдрызг, вдупель, до зеленых дракончиков, мертвецки, очень. Остановившимся взглядом буравила черно-белую полированную поверхность столика, за которым мы с моим охранником устроились топить во хмелю мое большое горе. А чего такого? Нешто не могу перед смертью княжьих напитков испробовать? Как выяснилось, очень даже могу. И четвертая бутыль с тягучим медвяным вином была явно от лукавого. Но в этом я ни в жизнь никому не признаюсь, тем более служивому вовкудлаку.
Да-да, перевертыш без лишних разговоров увел меня от развалин элорийской эмбахады — от моей последней надежды на счастливую привольную будущность, в княжий терем, в покои ненавистного валашского господаря. Я даже не пикнула ничего супротив, когда он втолкнул меня в светлую, богато обставленную горницу и запер дверь изнутри. Такой ступор со мной приключился. А вот интересно, неужели студент мой драгоценный знал про то, что ни посольства, ни портала в Стольном граде уже давненько нет? Неужели сознательно все это время он вел меня в никуда? А смысл? То, за чем начальство направило его в Рутению, барон получил. Если уж я в тягость бравому швабу, что ему мешало оставить меня в любой придорожной харчевне, в любой замшелой деревеньке, встретившейся на нашем пути? Хотя… На первом же людном привале нас подобрал воевода. При таких раскладах побег Зигфрида становился вовсе невозможным. Эх, думы мои, думушки… Сейчас бы с Иравари пошушукаться, совета мудрого попросить. Да осталось мое блюдце непростое на постоялом дворе вместе с другими волшебными побрякушками в сумице.
— Ну и чего так убиваться? — успокаивал меня Михай, сидя через стол на лакированном табурете с ажурными ножками. — Подумаешь, в университет свой великий не попадешь! Была б моя воля, вообще бабам учиться запретил бы.
— Да ты этот… — Я пощелкала пальцами, вспоминая мудреное слово. — Женоненавистник ты! Вот.
— Неправда, — не согласился солдат. — Я баб люблю. Особенно после долгого похода…
— Все вы такие-э-э, — начала я опять реветь. — Мы вам только для этого дела и нужны; ну, может, еще щи варить и детей рожать. А мы, может, такие же люди, как и вы, мужики.
Михай протер порядком осоловевшие глаза:
— Слышь, сними морок-то, а то прямо и не знаю, как себя вести — вроде с девицей беседы веду, а перед глазами — мальчишка.
— Не, — уверенно икнула я в ответ. — Еще приставать начнешь. Так-то оно надежнее.
Я привольно разлеглась на укрытой прострочными атласными покрывалами княжей лежанке и закинула руки за голову. Расписной потолок покачивался надо мной, подобно штормящему морю, из его пенных завитушек помахивала мне крылом волшебная птица Сирин. Я было хотела позвать Михая поглазеть на грудастую красотку с точеным бледным личиком, но потом решила не рисковать. А то еще забудет в ажитации про то, что рядом с ним отрок малолетний, а не пьяная вусмерть девка…
— Ты чего это, спать удумала? — донесся до меня будто из далекого далека встревоженный голос. — Ведьма, не балуй. Влад с меня три шкуры спустит… Еще и за тот побег.
— У тебя их несколько? — вынырнула я из дремы.
— Кого? — опешил Михай.
— Не кого, а чего, — с неохотой покинула я пригретое местечко. — У вовкудлаков шкур-то вообще сколько? Девять, как жизней у кошки?