За спиной оглушительно хрустнула ветка, я заполошно дернулась на звук. Когда мой взгляд вернулся к месту, где только что стоял лешак, там уже никого не было. Хозяин! Последнее слово всегда за ним остаться должно. А щеки-то действительно горят… Надо будет по дороге речной водицей в лицо поплескать, остудиться маленько.
И я понеслась дальше — дел на сегодня наметилось просто невпроворот.
Ай, бай, бай, бай,
Не ходи, старик Бабай,
Коням сена не давай…
Колыбельная
Дверь избушки заело, и я наподдала плечом. Заперто! Странно…
— Вы кто, тетенька? Мамка к соседке пошла, а чужих пускать мне не велено!
Бабушка, входящая во двор с коромыслом на плечах, была сама на себя не похожа. Простоволосая, в моем праздничном сарафане и сафьяновых сапожках, она выглядела одновременно странно и трогательно.
— Бабуль, мне бы прилечь, ик… — Брожулька явственно просилась наружу.
— Вы, тетенька, ложитесь где-нибудь у себя. Нечего по чужим дворам тыняться.
Яга решительно оттерла меня от двери и юркнула в дом. Я с открытым ртом осталась стоять на улице. Сквозь приоткрытое окошко слышалось задорное пение:
Столько теплых нам деньков —
Сколько во лесу пеньков.
Столько ясных ночек —
Сколько в поле кочек.
От малышовской веснянки, исполняемой бабулиным надтреснутым голосом, у меня мурашки по спине побежали. Ведьма впала в детство, и в этом моя вина. Волшебный гребень слишком многое заставил забыть. Ёжкин кот, что же делать? Я затарабанила в дверь.
— Чего надо?
Да уж, и в детстве моя родственница, видимо, приветливостью не отличалась. В горнице, судя по звукам, кипела работа — потрескивали половицы, бренчала посуда. Из окна валил сиреневый дым, распространяя запах свежескошенной травы. Активированные все разом хозяйственные заклинания накладывались одно на другое. Ну, как говорится, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы в подпол не лезло. Если девочка Яга доберется до тайной комнаты… Я похолодела и попыталась подольститься.
— Девочка, впусти меня, я тебе пряничков дам, — фальшиво начала я, ни капельки не веря в удачу.
Дверь молниеносно распахнулась, стукнув меня по лбу.
— Пряники вперед!
— Нет уж, сначала впусти, а за мной дело не станет.
— И откель ты их выймешь, надувальщица? — лукаво блеснули разноцветные глаза ведьмы. — Ни карманов, ни котомки! Уходи, приблуда. Поди! А то собак спущу.
— Бабушка, опомнись! Какие собаки? Впусти меня, нам надо поговорить!
— Ах, так! Ужо я тебе, надоеде, покажу!
В который раз хлопнула дверь, через подоконник что-то перелетело, и из зарослей бастыльника, поводя длинным носом, выбралось чучело муравьеда. Стеклянные его глаза полыхали, выискивая цель, а из неровно сшитого брюха сыпалась солома.
— Да что он мне сделает? — хорохорилась я, выбирая из поленницы обрубок поувесистее. — У него и зубов-то нет, разве что засосет до смерти.
— Ага! А когти ты видала? Еще посмотрим, кто кого! Ату ее, Мурзик! Взять!
Мурзик утробно возрычал и прыгнул, я взвизгнула и побежала. И это исчадие я собиралась победить? Он же меня сейчас на лоскутки порвет! Живые муравьеды — существа ленивые, к долгим пробежкам не приспособленные, а вот мертвые, судя по всему, неутомимы и коварны. Как безголовая курица, я носилась по двору, высоко задирая колени и придерживая под мышкой полено (выбросить его мне даже в голову не пришло). Бабушка азартно улюлюкала с крыльца.
— Останови его, я сама уйду, — прохрипела я задыхаясь, в очередной раз поравнявшись с родственницей.
Яга что-то сказала, но я уже летела дальше. Ответ догнал меня на следующем круге:
— Дураков нет! Ты уж, тетенька, сама как-нибудь…
— Пороть тебя некому, бабушка…
Я обреченно остановилась, перехватывая деревяшку двумя руками. Сзади никого не было. Бабка покатывалась со смеху, утирая выступившие на глазах слезы:
— Он почти сразу в кусты сиганул. А как же ты потешно тут бегала!
Я стиснула зубы до скрипа и пожалела, что не могу применить розги к пожилой, хотя и выжившей из ума женщине.
— Лутоня, выдь ко мне, разговор есть… — донеслось с улицы.
У забора нерешительно переминалась с ноги на ногу подруга Стешенька. К нам она заходить опасалась. Напоследок одарив Ягу укоризненным взглядом, я отшвырнула полено и подошла к подруженьке.
— Поблагодарить тебя хочу, — начала Стеша после обязательных приветствий. — За Еремея пойду, родители уже сговорились…
— А я тут при чем? — растерянно спросила я.
В глаза мне подруга упорно не смотрела, да и радости в голосе особой не чувствовалось.
— Да ладно, я же все понимаю… Как приворожила, так и отворот сделала…
Ёжкин кот! Да кто ей только такую глупость в уста вложил? А спорить бесполезно. Не поверит. Ведьмы мы с бабушкой, разве ж люди таким доверяют? Боятся, уважают, но чтоб верить… Не достойные мы такого отношения.
— Я тут просить тебя хочу… — продолжала между тем гнуть свое Стеша. — Я теперь мужняя жена буду, в невестки иду…
— Поздравляю, — встряла я, с ужасом замечая, что со стороны забора кусты аккуратно раздвигаются и длинный тонкий нос муравьеда явственно принюхивается к моей собеседнице.
Только нападения нежити мне сейчас недоставало! Точно слухи пойдут, что соперницу извести зверями пыталась. Схватив подругу под руку, я потащила ее вдоль улицы, приговаривая:
— Пошли, по дороге договорим.
Стеша немного упиралась, но послушно семенила рядом, продолжая вещать:
— Буду в шестистенке с мужем жить, как сыр в масле кататься, и сундуки у меня с разными диковинками, что Еремей из странствий привез, вдоль стен стоять будут.
— Поздравляю. — Ничего больше мне на ум не приходило, я ежеминутно оглядывалась, нет ли погони.
— И не серчай на меня, Лутоня, но теперь с ведьмой дружбу водить мне совсем не с руки…
— Поздравляю! — Я оглянулась. Проще уж было сразу задом наперед идти… — Что?
Очень захотелось плакать, даже солоно во рту сделалось. Все мысли: про впавшую в детство бабулю, про опасность, идущую по следу, про обещание лешаку — вдруг испарились, оставив после себя звенящую пустоту. Дыхание остановилось. И только стук сердца, заполнивший, казалось, меня всю, говорил о том, что я еще жива. Спокойно, Лутоня! Спокойно… Я несколько раз глубоко вздохнула. Мое молчание, видимо, было истолковано неверно.
— Ты только не лютуй! Я же не ведьмина внучка — мне жизнь строить надо. Я в девках уже заневестилась. Только пообещай, что в отместку мужа у меня уводить не будешь! — испуганно зачастила подруга, уже, видимо, бывшая.