— Озеро, — побелевшими губами выдавил Шила. — Сам не дойду.
Я перехватила парня под мышки и потащила за собой. Хорошо еще, в своих метаниях от берега далеко отбежать не успела. Иначе бы он по дороге концы от потери крови и отдал. Вождь стоял неподвижно, будто все происходящее вовсе его не касалось. Хотелось прокричать в морду Сикису, что он негодяй, мерзавец, что клейма на нем негде ставить, что ни в жизнь я за него не пойду, даже если меня вот так же заморозит и будет по кусочкам отколачивать; что не таких жизнь обламывала и что отольются еще ему детские слезы. Нелюдь! Да только ничего этого я не сказала — бормотала заговор.
В воду Шила нырнул солдатиком. Я подтащила его на мелководье и просто столкнула в глубь. Серебристая жидкость вспенилась, соприкоснувшись с кровью. Пацан вынырнул, молотя по поверхности здоровой рукой. Я подплыла поближе, поддержала его худые плечики. Он жадно пил, острый кадык ходуном ходил на цыплячьей шейке.
Первооснова Заповедной пущи дело свое знала — видно, не впервой ей было конечности-то отращивать. Сначала из плеча появилась кость, раздвигая ошметки плоти, будто какой невиданный побег тянется к солнышку из земли. Межкостные хрящики вспухали пузырями, чтоб через мгновение застыть, закрепиться на положенном месте. Затем мышцы, сухожилия, сырое влажное мясо, кожа с прозрачными редкими шерстинками, глянцевые пластинки ногтей… Я глядела во все глаза, проникаясь еще большим уважением к сущности этого места. И вот уже новая рука во всей красе, и только неровно обкромсанный рукав рубахи напоминает о былом членовредительстве.
Шила прикрыл глаза, расслабленное тело колыхалось в воде на манер огромной звезды. Видно, сомлел пацан. Я, переступая по дну, стала подталкивать его к берегу. «Подожди… — прошелестело в голове. — Еще не все поправилось». Я послушно застыла, только следя, чтоб лицо ребенка все время оставалось над поверхностью. Грудь его ровно вздымалась, глаза под полупрозрачными веками ритмично двигались туда-сюда. Спит он, что ли?
— Так надо, — успокоил бесплотный голос. — Он сейчас со мной.
— Спасибо, — прошептала я в пространство. — Спасибо, что спас.
— Ты слышишь меня?
— Да. — Я прикрыла глаза.
И сонм разноцветных картинок ворвался в мое сознание. Мелькали, сменяя друг друга, лица, лошадиные морды, витые индриковы рога, булькало варево в волшебных котлах и собиралось у общего костра огромное племя Семи Радуг.
— Тебе грустно? — зачем-то спросила я, уже не пытаясь разобрать, что показывает мне могучий здешний Дух.
— Мне одиноко, — прошелестело в ответ. — Ты поможешь мне?
— Как?
Постижение нахлынуло за мгновение до того, как Шила пришел в себя.
— Все исполню, — проговорила я в удивленные глаза парня. — Все в точности.
On ne fait pas d'omelette sans casser les ceufs.[2]
Французская пословица.
Кто украл яйцо, украдет и курицу.
Русская пословица
Шила выходил из воды самостоятельно, осторожно нащупывая ногами почву перед собой. Я семенила следом. Что я ощущала? Интересный вопрос. Удовольствие от того, что с пацаном все обошлось; глухую ненависть к Сикису, ожидавшему нас на берегу с видом победителя; и крошечное, едва уловимое злорадство…
Солнце уже почти скрылось за горизонтом, на Заповедную пущу наползали сумерки. Величественно так наползали, по-хозяйски. Будто чья-то невидимая рука набрасывала на окружающее великолепие полупрозрачную намитку. Глубокие тени очерчивали силуэты деревьев, поднимались из зарослей стайки светляков. Красиво! Жаль, мне сейчас совсем не до того.
— Сума холщовая под деревом осталась, — проговорила я громко, ни к кому конкретно не обращаясь.
Шелест кустов послужил мне достаточным ответом. Кто там в лесу подглядывает да подслушивает — не суть важно. Арэнк? или Кел, или еще кто. Главное, меня услыхали, и имущество мое на земле валяться не оставят.
Вождь молчал, Шила разглядывал свои руки с таким видом, будто впервые этакое чудо видел. Я отжала волосы, встряхнула головой и проводила взглядом последний лучик солнца, нырнувший за кромку леса. Проворонила я возможность бежать. Вчистую. Но, как говорится, после драки кулаками не машут. Теперь у меня одна дорога — исполнить обещание. А там — как повезет.
На берегу появился незнакомый индрик. Сделал несколько шагов по направлению к Сикису, рухнул на колени, тихонько застонал. Передние ноги незнакомца утолщались, а шкура — съеживалась. Лошадиное тело подернулось рябью, будто расходились по водной глади круги от метко брошенного камня. Значит, вот именно так у них перекидывания происходят? Приятного мало. А скулит-то как жалобно! Михай-то вроде без стенаний обходился, насколько я помню.
Через несколько мгновений превращение завершилось. Больше всего меня удивило, что мужик, оказавшийся на месте коленопреклоненного индрика, был одет. Ну, по крайней мере, штаны на нем были. Узкие кожаные портки с неровно отрезанными у щиколоток краями на поясе удерживались сложной системой тонких ремешков. Обернувшийся дернул головой, откидывая с лица намокшие волосы и, покряхтывая, поднялся.
— Будет ли возноситься к небесам костер нынешней ночью? — обратился он к Сикису.
— Разводите, — кивнул предводитель. — Пусть луна увидит нашу радость.
На него, видно, ночное колдовство ни капельки не подействовало. Все так же поблескивал рог на лобастой голове и струилась чуть не до земли вороная грива.
Из лесу один за другим стали появляться люди. Кряжистые осанистые мужики поводили головами, рассматривая меня, кивали вождю и продолжали движение, направляясь к обрядовому столбу. Бабы останавливались на подольше, глядели с любопытством. Заговорить со мной никто не пытался. Только по доносящимся до меня шепоткам было понятно, что все племя уже осведомлено, кто я, зачем и кому предназначена. Сикис что-то втолковывал рослому темноволосому воину, чья обнаженная грудь пестрела странными письменами.
— Спасибо тебе, красавица, — вдруг степенно проговорил Шила, касаясь моего плеча заветренной ладошкой. — Я пойду пройдусь…
Я кивнула, глядя в серебристые глаза огольца:
— Когда мальчишку обратно в его тело запустишь?
— Да скоро уже, — смутился озерный дух. — Пацан шебутной, еще чего в моей сущности порушит с испугу. Как проснется, я сразу назад.
— А как узнаешь, что он уже не спит?
— Почувствую, — знакомо насупились белесые брови. — Ты, ведьма, про уговор не забудь.
— Помню, — отмахнулась я. — Как обещала, так и сделаю. Мне бы сейчас со своими напастями разобраться, раз ты мне помочь не в силах.
Серебристые глаза озорно блеснули.
— Ну так скажи своему жениху, что, если он к тебе хоть пальцем прикоснется, у него ничего не получится — ни с кем и никогда.